— А вон, спросите-ка Хромого Бертрана, — и указал на дом, что стоял напротив. — Он вроде как искал постояльцев.

Дом Хромого Бертрана поднимался в два этажа, а крышу вдобавок словно распирала изнутри мансарда. Пара окон в густом переплёте смотрела на улицу с бельэтажа, выступавшего над улицей, наискосок от крепких дубовых ворот, сплошь обитых гвоздями с квадратными шляпками — такие только тараном и возьмёшь. Ещё одно окошко, совсем малюсенькое, блестело сбоку от воротного столба. Рядом, под аркой, наличествовала дверь, к которой вела пара ступенек.

Постучав в дверь колотушкой, подвешенной на цепке, Сухов добился того, что маленькое окошко отворилось, и оттуда высунулась лохматая голова личности преклонного возраста — угрюмое лицо было изрезано глубокими морщинами, а локоны, чёрные когда-то, были щедро разбавлены сединой.

— Чего надо? — грубо спросила личность, крепко цепляясь за подоконник волосатыми руками.

— Нам нужен Хромой Бертран!

— Я это, — буркнул визави Олега. — Чего надо?

— А ты не слишком приветлив, — прохладным голосом сказал Олег.

— Будешь тут приветливым! Чего надо, спрашиваю?

— Хотим на постой встать…

Тут Бертран зарычал, порываясь закрыть окошко, а после и вправду пропал.

— Негостеприимный товарищ, — заметил Виктор.

— Не понимаю, — капризно сказал Ярик, — почему благородные доны должны терпеть выходки этого мужлана!

Тут дверь отворилась, и тот самый мужлан застыл на пороге, хмуро обводя глазами господ и слуг.

— Пусть ваша милость простит мне недостаточное почтение, — довольно мирно проговорил Бертран, — да ведь есть с чего злиться! Ещё летом лучшую комнату сдал одному гасконскому барону — и до сих пор не видал от него ни единого су!

Сухов похлопал по кошельку, висящему на поясе, и успокоил хозяина:

— За деньгами дело не станет, заплатим вперёд.

Бертран помялся и сказал:

— Вы не подумайте чего дурного, а только вот что я скажу. Господ я всяких разных перевидал, потому как в рейтарах служил и охромел после боя с берберами.[51] Давайте так, ежели на постой встать решили, так я только рад буду. Я и плату с вас поменьше возьму, одна просьба — вытолкайте вон этого вшивого барона!

Олег переглянулся с Яром. Быков кивнул.

— Не вижу причин, — надменно заявил он, — почему бы двум благородным донам не надавать пинков третьему! А скажите, любезный хозяин, клопы у вас водятся?

— Не держим.

— Ладно, где барон? — прямо спросил Сухов.

— Я проведу, я проведу, — засуетился хозяин.

Отворив ворота, он пропустил во двор будущих постояльцев и с поклоном открыл им дверь своего жилища.

Спешившись и перебросив поводья Пончику, Олег прошёл в дом, позвякивая шпорами, и сразу попал в главную комнату — это была гостиная, она же столовая. За нею шла кухня, а наверх вела лестница без перил — к этому удобству только-только начинали привыкать, так что подниматься пришлось, держась за натянутый канат.

Всё в доме было надёжным и прочным: толстые стены, крепкие перекрытия, кровля — черепица к черепице.

Бертран сразу поотстал, задерживая ретивых слуг, рвавшихся за своими господами, поэтому наверху Сухов с Быковым оказались вдвоём.

— Вышибем? — сказал Яр, кивая на двери к постояльцу.

— Погоди вышибать.

Олег толкнул тяжёлую створку, и та подалась, пропуская гостей в большую светлую комнату. Потолок, правда, был низковат — Сухов мог спокойно похлопать рукою по балке, покрытой резьбой, а так ничего — светло, уютно. Пол паркетный, не скрипит. Пышности не наблюдалось, но мебель стояла добротная — монументальный платяной шкаф из каштана, массивный стол из вощёного дуба, стулья с подлокотниками, прямыми жёсткими спинками и точёными ножками, две высокие кровати под балдахинами на витых столбиках. На том ложе, что находилось дальше от входа, раскинулся в вольной позе мужчина лет тридцати пяти. Длинноволосый, с непременной бородкой и усами, он был в сорочке до колен и в смешном ночном колпаке. Рядом, на стуле, ворохом лежала его одежда, сверху был небрежно брошен голубой плащ мушкетёра, а шляпа с белыми и малиновыми перьями — цветами ливреи королевского дома — висела на крюке, вбитом в стену.

Судя по батарее бутылок, выстроившихся рядом с кроватью, верный слуга короля был с похмелья. Мрачный взор «вшивого барона» блуждал, не сразу заметив нарушителей его спокойствия и одиночества.

— Не вмешивайся, — предупредил Олег Быкова по-русски.

Яр кивнул и прислонился к притолоке, изображая скучающего дона.

Сухов, втягивая носом спёртый воздух, изрядно пропахший винными парами, неторопливо приблизился к окну и раскрыл его настежь.

— Эт-то что? — осведомился барон, тараща глаза и трезвея. — Ты чего делаешь?!

— Проветриваю помещение, — любезно объяснил Олег.

— Да ты кто такой?! — взревел мушкетёр сорвавшимся на сиплый фальцет голосом.

— Вообще-то я здесь живу.

— Здесь живу я — Жерар Туссен де Вилье, барон де Сен-Клер!

— Вы заблуждаетесь, барон, — мягко проговорил Сухов. — Одевайтесь поживее, не забудьте прибраться после себя и ступайте прочь. Коня сами оседлаете или помощь нужна?

— Они коня своего в карты проиграли! — донёсся из коридора ликующий голос Хромого Бертрана.

— Ай-ай-ай, — поцокал языком Олег. — Нехорошо. А ещё мушкетёр!

По всей видимости, барон действительно был родом из Гаскони и не растерял южный пыл под северным небом.

— Защищайтесь, сударь! — выспренне сказал де Сен-Клер, хватаясь за перевязь с ножнами для шпаги. — Клянусь честью, я заставлю вас взять ваши слова обратно!

В этот момент босой и кривоногий, в давно не стиранной ночной сорочке, с дурацким колпаком на голове, Жерар Туссен был и жалок, и трогателен в своей горделивой позе. Таких баронов в Гаскони было преизрядное количество, вот только ничего за душой у них, кроме не слишком громкого титула, не водилось. А тут с де Сен-Клером и вовсе конфузия случилась — его руки схватили ножны, сжали их, да только самого клинка не обнаружили.

— А шпагу они во дворе посеяли! — послышался комментарий хозяина дома.

— Тысяча чертей! — взревел мушкетёр. — Ах, каналья…

Барон сорвал с себя колпак, отчего немытые волосы встопорщились, и бросился одеваться.

Рывком натянув штаны и две пары чулков — для пущего тепла, он заправил сорочку, обул сапоги, накинул камзол и нацепил серебряную перевязь — на левое плечо. Поняв, что ошибся второпях, Жерар Туссен зашипел и резко перецепил — на правое. Ещё раз хлопнув ладонью по пустым ножнам, болтавшимся у левого бедра, мушкетёр повернул к Олегу бледное лицо.

— Жду ваших извинений, сударь! — процедил он.

— Не дождётесь, — холодно парировал Сухов.

— Тогда я буду ждать вас с секундантом на пустыре за монастырём Иосифа! — выпалил барон. — Завтра утром!

Олег покачал головой.

— Завтра утром не получится, — улыбнулся он. — А вот после обеда я к вашим услугам.

— Тогда в два пополудни! — выкрикнул де Сен-Клер, багровея. — На том же месте!

— Всенепременно.

Жерар Туссен ринулся к дверям, но его остановил насмешливый голос Сухова:

— Эй, барон! Вы забыли прихватить стеклопосуду.

Де Сен-Клер замычал от унижения, но спорить не стал. Зачем? Он получит удовлетворение завтра, в два часа пополудни!

С грохотом побросав пустые бутылки на расстеленный плащ, барон сгрёб их в звенящий узел и решительно направился к выходу — губы в нитку, глаза с лезвийным прищуром, по белым щекам гуляют пятна румянца. Быков вежливо посторонился.

Дождавшись, пока стихнет грохот на ступенях, хлопнет дверь и грюкнет створка ворот, Олег выглянул в окно — де Сен-Клер порывисто шагал по улице, нервно суя в ножны утерянную шпагу.

— Ну вот и поселились, — бодро сказал Ярослав, поглядывая на друга. — Надеюсь, местные стражи порядка не станут требовать с нас временной регистрации?

К вечеру кардинал Ришелье велел разжечь камин — не столько для того, чтобы согреться, сколько для настроения.