В голове бедной будто угар какой, даже чадом вроде как попахивает…
Много правды было наговорено, куда больше того, что он был способен вынести без потерь для классового сознания и сговора с совестью.
Он что, сам не знал, что творилось в Кремле?
Не видел, как Троцкий с золотым пистолетом шляется да под охраной своих матросов, «кожаной сотни»?
А Свердлов со своими головорезами из автобоевого отряда?
Зачем настоящему коммунисту нужна свора гвардейцев?
А роскошнейший личный бронепоезд Льва Давидовича с царскими салон-вагонами? А сокровища, что нашли в сейфе у Якова Михайловича?
Как это сочетать с белогвардейцами, всё золото которых умещалось на погонах?
И как всё это уместить в одной бедной голове?!
…Котов не замечал, куда шёл, вот и выбрался по Николаевскому переулку на Казанскую.
Здесь горели фонари, а на углу светилось парой окон здание Первого Ростовского общества взаимного кредита.
В подвале этого банка ещё лет двадцать назад соорудили знаменитый «ростовский сейф» — целую комнату запечатали в панцирную коробку из особой стали, спрятали за бетонной стеною в метр толщиной.
Внутрь вела массивная дверь с дюжиной штырей и поворотным штурвалом, а в комнате-сейфе поместилось полторы тысячи касс для хранения драгоценностей.
Банкиры специально хвалились «ростовским сейфом», водили туда писак и любопытствующую публику — пусть, дескать, сами убедятся в несокрушимости, никаким «медвежатникам» не взять!
И люди понесли свои бриллианты и прочие побрякушки.
Впрочем, как раз кредитное общество Степана интересовало меньше всего. Другое было любопытно.
Прямо напротив банка располагался аптекарский магазин господина Шарфа, в подвале которого — или в смежном — строили печи для пекарни.
Котов пробыл в Ростове три дня, и всё это время к будущей пекарне подвозили на телегах кирпичи, брёвна, доски, а увозили накопанную землю.
Вот и нынче та же картина — подвода, полная выбранной глины, стояла у входа в подвал.
Вокруг суетились четверо довольно молодых типов, весьма отдалённо похожих на каменщиков.
И откуда можно было столько накопать? И зачем?
Кому надо так глубоко класть печи?
На месте ростовского градоначальника Котов давно бы заинтересовался загадочными «строителями», а ещё того лучше — заместителя бы своего прислал, осетина этого, Казбулата Икаева.
Тот бы живо всё вызнал!
Хоть сам Икаев был из казаков — войсковой старшина, — но любого сыскаря за пояс бы заткнул. Дар был у человека.
Степан стоял, сливаясь со стволом озябшего голого дерева, и наблюдал за подозрительной четвёркой.
Он и сам не слишком понимал, на что они ему сдались, но хоть интерес к жизни пробудился… И азарт есть.
Вот пара крепких битюгов напряглась и потянула тяжёлую подводу прочь.
Один из четвёрки с ней и отбыл, а трое чинно разошлись.
Вытерпев ещё немалое время, успев замёрзнуть, Котов двинулся к запертым дверям подвала.
Мощный амбарный замок его не испугал — в отрочестве он немало открыл таких. Надо же было знать, где у хозяина лавки шоколад лежал, а где он хранил папиросы…
Открыв перочинный ножик, Степан присовокупил к нему кривой гвоздь. Минуты две он ковырялся в железном нутре замка, пока механизм не щёлкнул. Готово!
Внимательно оглянувшись, Котов снял замок, повесил его просто так, за дужку, и скользнул за дверь.
Внутри было довольно тепло, печь тут присутствовала-таки. Ощупывая стенку, Степан нашарил поворотную фарфоровую ручку выключателя, и…
Свет зажёгся тусклый, но Котову он показался ослепительным.
Проморгавшись, Степан разглядел, где находится.
Он стоял на ступеньках, спускавшихся в короткий коридорчик, выводивший в подвальное помещение, весьма обширное с виду. Никаких печей там и близко не наблюдалось.
Котов ожидал увидать глубокий котлован, а его глазам предстал толстый слой земли, скрывший и ступени, и весь пол.
Сверху на утрамбованный грунт был положен деревянный настил.
Впрочем, Степан не сразу отвлёкся на эти второстепенные детали, сначала всем его вниманием завладел провал, наклонно уходивший под землю. Подкоп! Вон оно что!
Котов сориентировался — да, подземный ход вёл как раз на ту сторону переулка, чуть наискосок.
К зданию банка. К подвалу. К «ростовскому сейфу».
Он осторожно приблизился к подкопу. Вниз вели ступени, выдолбленные в глине, на них были аккуратно уложены доски.
И вход, наполовину проломленный в стене и фундаменте дома, и сам туннель были сделаны со всей тщательностью — подпорки, крепи, опоры — всё очень надёжно, любой шахтёр позавидует.
Ого! И тут выключатель!
Степан повернул крутилку, и подземный ход осветился.
Длинный-то какой…
Котов спустился и пошагал вперёд. Шириной в полсажени, а высоты таковой, что сгибаться Степану приходилось в пояс, туннель был прям, словно под линеечку копанный.
Электрический кабель висел рядом, четыре или пять лампочек заливали светом неровный земляной пол.
Чего тут только не было…
Баллоны с кислородом и газом, резаки, электропилы, свёрла, аккумуляторы, ломы, лопаты…
В самом конце туннель расширялся, а «потолком» ему был бетонный угол «ростовского сейфа»…
— Ах вы, заразы… — тихо проговорил Котов.
Тут-то всё уже готово! Чего ж не ломятся? А-а…
Ишь чего удумали! Завтра же двадцать пятое, Рождество!
И банк на три дня закроется.
Шуми сколько влезет! И грабь награбленное…
— А вот уж хрен вам, — сказал Степан и двинулся обратно.
Жандармы устроили настоящую облаву на большевиков, регулярно вычищая городское дно от грабителей и убийц, агитаторов и подпольщиков.
Редко в тишине и спокойствии проходило два-три дня, а если и миновали они, то следом шли повальные аресты.
Уголовников хватали вместе с «политическими», верша скорый суд и расправу по законам военного времени — расстреливали за городом всех подряд.
Надо сказать, мирные обыватели столь жёсткий ответ «красному террору» лишь приветствовали — в Ростове стало намного спокойнее жить.
Уже мало кто опасался выпускать детей на улицу, а ночью город не замирал в страхе, слыша выстрелы и крики.
Когда опускалась тьма, по брусчатке и булыжнику только сапоги патрульных грюкали, городовые маячили да чёрными тенями сновали «моторы» — автомобили жандармского ведомства.
Ростово-Нахичеванскому комитету РКП(б), проще говоря Донкому, ушедшему в подполье, приходилось туго.
Лишь связные Донкома — Этель Борко да Варя Литвиненко проживали по прежним адресам.
Молоденькая Этель, которой ещё и двадцати двух не исполнилось, снимала комнату на Воронцовской, деля её с подругой Машей Малинской.
А вот председатель комитета Егор Мурлычёв третий месяц не показывался дома, скрывался.
Прятались его подручные — слесарь Андрей Васильев-Шмидт и типографский наборщик Абрам Муравин, Григорий и Николай Спирины. Пряталась секретарь Донкома Ревекка Гордон.
Правда, мандат Котова, подписанный самим Троцким, послужил своего рода пропуском — как же не довериться посланцу Кремля?!
И вот Степан торопливо шагал Береговой улицей, что тянулась параллельно Дону.
А вот и тот самый дом… Луна высветила высокую крышу, выбелила пару колонн, поддерживавших массивный навес над крыльцом.
Жилище явно не бедняка, ну да большевикам многие сочувствуют.
Тщательно проверившись, Котов прошмыгнул за калитку.
Собак тут не держали, а вот сторож имелся — сбоку от крыльца разгорелся огонёк папиросы.
— Я это, — негромко сказал Степан.
— Привет, Стёпка! — послышался голос из темноты. — Проходи.
Котов кивнул, по голосу узнавая Абрама.
В сенях было холодно, зато за порогом его сразу охватило тепло.
Около стола, на котором горела лампа-пятилинейка, стоял в напряжённой позе Мурлычёв, крепко сбитый мужик среднего возраста, среднего роста, средних способностей.
— Здорово же, Котов, — сказал он облегчённо, откладывая наган.
