- Поднять руку на отца – это тоже самое, что поднять руку на Бога! А рука, поднятая на Бога – да будет отсечена! – проговорил дедушка и отсек отцу правую руку, в которой тот держал оружие. Тут же культю перетянули жгутом, чтоб отец не истек кровью раньше времени.
Отец кричал, что он чистокровный, он наследник, и его нельзя пытать и нужно казнить как гражданина, через расстрел, но дедушка отказал ему в этом.
- Ты предатель! А предателя можно только забить до смерти палкой, как вшивую собаку или вонючего бродягу!
Дедушка перевернул стол и за пару пинков своротил одну из ножек, а она была здоровая, тяжелая, дубовая. Настоящая булава! И вот этой вот ножкой-булавой он долбил моего отца по голове, пока просто-напросто она не разлетелась на кусочки.
Я помню всё это. И этот звук расколотого черепа. И страшный звук ударов. И огромную лужу крови на дорогом паркете. И кусочки мозга и волос. И как у обезглавленного тела все еще дрожала рука.
Когда от головы отца не осталось ничего, дедушка откинул «булаву» и подошел ко мне.
- Запомни этот урок навсегда! – сказал он. И руки, и лицо его, и борода – все было в крови. – Теперь ты единственный наследник. И если ты придешь убить меня – с тобою будет то же самое! А если кто-то придет убить тебя – ты должен поступить с ним точно так же! Ты хорошо меня понял?
О, да! Я запомнил это прекрасно!
После отца дедушка занялся его подельниками. Полукровки были сожжены живьем, а прах их вышвырнули на свалку. Чистокровных членов клана ждала еще более страшная участь. Дедушка приказал заживо закопать их в гробах, а к гробам приделать широкие трубы, которые выходили наружу. Во-первых – чтобы они могли дышать и дольше мучились, а во-вторых, чтобы были слышны их крики и стоны. Дедушка распорядился привезти к нему на дачу всех членов клана. Всех без исключения, от мала до велика. И старых, и малых, и больных, всех. И все стояли с опущенными головами во дворе и слушали вопли из этих труб. Кто-то умолял опустить ему яду, а кто-то просто кружку воды.
Вот так это было.
А когда дедушка умер, его гроб несли на руках, и мавзолей его был самый большой и роскошный. Вот так вот!
Вождь клана должен быть готов на любые поступки. Он должен быть выше «добра» и «зла». Выше «людской морали»! Он должен быть готов убить, казнить, пытать любого человека: родственника, друга, ребенка, любимую. Всякого – если это необходимо! Всевышний дал вождю клан, и единственная задача вождя – этот клан сохранить и преумножить. Все остальное не важно! А ты сможешь запытать до смерти любимого человека, если это будет нужно для блага клана?
Но не бери в голову! – усмехнулся отец. – Тебе это не грозит. Ты полукровка и никогда не будешь вождем!»
- Вот такую историю поведал мне мой отец. И он оказался прав! Я хоть и стал вождем клана – но Господином, истинным Вождем у меня стать так и не получилось. Во мне слишком много рабской крови, – усмехнулся я. – Я бы не смог убить любимого человека. Убить ребенка. Не смог бы. Не смог бы пытать, даже если бы от этого зависела судьба клана. Мда... – я призадумался. – Просто во мне слишком много рабской крови...
Я замолк. Взял бутылку вина и отпил из горла. Посмотрел на него. Он лежал, закрыв лицо ладонями. Я хотел отвести его руки от лица, но он не давался. Я приложил усилие, освободил его лицо и увидел, что он плачет.
- Ты чего? Эй! В самом деле, прекращай!
Он глотал слезы и мотал головой. Опять закрыл лицо ладонями и повернулся на другой бок. Я приблизился и, поглаживая его плечо, спросил:
- Что случилось-то?
- Ничего!
Я пожал плечами и лег рядом.
- Почему люди такие звери? Почему они рады тебя уничтожить, разорвать? Как может быть так много ненависти?
Я вздохнул. Что я мог ему ответить? Он сам захотел историю.
- Не бойся. Ты в безопасности. Тебе ничего не угрожает. У тебя все будет хорошо. У вас свободная страна, тут такое невозможно...
Я повернул его к себе и обнял.
И вот так вот началось мое диссиденство.
====== Глава 21 ======
Кино обо мне сняли!
Блин, и зачем я только согласился? Вернее, не кино даже, а так, телевизионную передачу. Программа «Тотальное расследование» на пятом канале. Но начиналось-то это все прилично! Приятные люди пригласили в дорогой ресторан, все так смачно обрисовали, за все заплатили. Гонорар неплохой. Не удобно было как-то отказываться. Тем более, Институт дал добро.
Они провели со мною целый день. Баба-журналист и два оператора. Баба была красивая, высокая, короткостриженная брюнетка, но только тараторила так, что в ушах звенело.
Снимали в квартире, на улице, в кафе, в ресторане.
Сначала немного общеизвестных фактов о моем прошлом. О том, как до меня дошло, что я прислуживаю тирании. Пес трона, блин.
Вот я пью чай утром и просматриваю новости. Вот стою на балконе и тревожно смотрю вдаль. «Он нашел в себе силы сказать правду, но тиран такого не прощает. Живя здесь, в свободной стране, он не может чувствовать себя в безопасности!» Краски пропадают. Картинка становится черно-белой, тревожной.
Вот я прогуливаюсь по проспекту. Рубашка, джинсы, кроссовки, темные очки. «Только тут он понял, что значит жить свободной жизнью свободного человека».
В кафе пьем кофе с журналисткой.
- И все же, почему, на ваш взгляд, восстание провалилось? Действительно народ так запуган, что не может поднять головы?
Я отпиваю кофе и приподнимаю брови:
- Пропаганда имеет большое значение. Многие искренне любят Государя.
И опять показывают меня крупным планом. Лицо, глаза. «Он всю жизнь верил, что сможет вырваться на волю, и в конце концов его мечта осуществилась, пусть даже за нее и пришлось заплатить страшную цену».
Под тревожную музыку показывают, как несется кортеж Государя. Вот он выходит из машины и оборачивается. Да-дам! Камера замирает. Пушок в пол-оборота угрожающе смотрит на зрителя, картинка опять становится угрожающе черно-белой. «Тиран не прощает ошибок!»
Потом, уже когда обедали в ресторане, докопались до его часов. Сначала до его яхты. Вот, мол, какая дорогая яхта у него. Потом до часов.
Ну, во-первых, такие часы есть у некоторых Вангландских знаменитостей.
А во-вторых – это я их ему подарил. (Очень они мне приглянулись по пьяни, и я взял две штуки, себе и ему)
- Да, – вздохнув, проговорил я, глядя на остатки омара в тарелке. – Тиран использует казну государства как свою собственную заначку!
Короче, пыжились-пыжились – и так ничего особенного и не сказали. Ну часы, ну яхта, ну и? В общем, тупая передача и канал тупой. После этого случая я поклялся себе, что буду более тщательно выбирать приглашения на съемки.
Потихоньку стал я разбираться в окружающей меня жизни. Хаос новых лиц, имен, мест, названий, который раньше кружился у меня перед глазами, постепенно стал упорядочиваться. В тумане неведения все четче проступали очертания новой жизни.
Всех Мидландских беженцев я условно делил на три части: Бегунки, Колымщики и Идейные. И я сознательно не упоминаю обычных мигрантов, которые поехали сюда в надежде побольше заработать. Я обратил внимание на самые «интересные» категории.
Бегунков было больше всего. У этих на родине не срослось с законом. Либо с бизнесом не заладилось, либо еще что хуже – уголовка, например. Когда они понимали, что на родине им конкретно сели на хвост, они тут же бежали сюда, а Вангланд никогда и ни при каких обстоятельствах не возвращал беженцев. А попав сюда, они начинали пяткой в грудь себя стучать, утверждая, что они политические узники совести. А какой он политический, если на нем уголовка висит, и хорошо, если это уклонение от налогов или воровство бюджетных денег, а что, если он убил кого или изнасиловал? Не знаю, зачем они нужны были Вангланду. Но раз их принимали и кормили – значит, зачем-то они все же были нужны.
Колымщики были поинтереснее. Поэты, писатели, музыканты, режиссеры и прочая публика, которая поняла, что ничего толкового они создать не смогут, и что на родине им ничего не светит, и ловить им там нечего. Тогда они переезжали сюда. А здесь же любой стишок о гадком Мидланде, любое тупое кинцо, рассказывающее, насколько ТАМ все плохо, любая книжонка, «разоблачающая Государя и его банду», щедро оплачивалась, и так они и кормились. Я видел их много, и в них не было ненависти к бывшей родине. Им было плевать на все. Они делали то, за что платили, и если бы завтра риторика Института по отношению к Государю изменилась, то они бы не задумываясь стали бы хвалить его. Тут все решали деньги. Если есть спрос, будет и предложение, вот они и колымили.
