- А ты дай ее мне! – впиваясь в его бока пальцами и ускоряясь, улыбнулся я. – Я не боюсь их крови. У меня была девственница, я порвал ее пальцем, а потом мы неделю кувыркались, и она была мне очень благодарна! Я буду посещать ее, пока она не забеременеет. Сделаю тебе сыночка по старой дружбе.

- Ты совсем охерел??? – он приподнялся и схватил меня за волосы.

- Правда, ты светленький, и государыня светленькая, а я темный, что, если ребенок от меня тоже будет темноволосым?

Он обнял меня, вцепился в спину, положил голову на плечо:

- Я чувствую себя кобелем для вязки!

- Государству нужен наследник...

- А что нужно мне – никого не интересует?

Я начал кончать и опустил голову.

- Смотри на меня! – он схватил меня за челюсть и поднял голову.

Я чувствовал, как оргазм перекосил мое лицо, но отвести глаза не мог, ибо такова была жестокая воля моего Государя.

Он начал дрочить свой член. Я отвел глаза, но он схватил меня за нижнюю челюсть и прошептал:

- Смотри! Смотри!

Но я и не думал уходить или отворачиваться.

Чем ближе подступал оргазм, тем больше мольбы появлялось в его глазах. Он ослабил хватку и стал двумя пальцами трахать мой рот. Потом вдруг вытащил их и впился губами. А когда он начал дергаться в оргазменной судороге, то до крови укусил мою нижнюю губу.

- Не смывай, собери в пробирочку, пригодится, – усмехнулся я, когда мы оба смотрели на его мутные сгустки на пальцах.

Он вытер руку о мое плечо и закурил.

- И не кури! – я забрал у него сигарету, плюхнулся в кресло и сделал затяжку.

- Че хочу, то и делаю... – отозвался он, извлекая новую сигарету.

- Угу... – передразнил я и закрыл глаза.

И даже с закрытыми глазами я чувствовал, что он на меня смотрит.

- Ну! И много у тебя было девственниц?

Я набрал полный рот дыма и тут же выпустил его.

- Всего одна.

- Ты же не любишь баб!

- Это кто тебе такое сказал? – не открывая глаз, я приподнял брови.

- Ты.

- Пьяный, наверно, был.

- И тогда, с ней, ты тоже был пьяный?

- Нет. Она была такая тонкая, плоская, с крохотной грудью и короткой прической, и я все фантазировал, что это мальчик, – я открыл глаза и посмотрел на него. – Меня это возбуждало.

Развалившись в кресле, он смотрел на меня и правым кулаком стучал по ручке, словно бы вгонял невидимый гвоздь.

- И кстати о мальчиках, я приехал объявить тебе, что усыновляю твоего Колю.

- Усыновляй, хоть недельку отдохну от этого неслуха, – усмехнулся я.

- Вот тут копия приказа. Я набросал, пока ехал.

Я открыл глаза и увидел листок бумаги.

- Это что – шутка?

- А я похож на шута? – он впился в меня глазами.

- Не похож. Ты похож на шлюху. Убери это! – я кивнул на листок.

- Я усыновляю его и делаю наследником престола, в замен ваш клан получит нефтяное месторождение на Львином озере. Там семь миллиардов тонн.

- Засунь его себе в жопу! – я даже сам удивился той вспышке ярости, которая задрожала в моем сердце.

- Еще одно слово – и я прикажу в твою жопу засунуть бутылку шампанского, на центральной площади, при всем народе.

- Это же ребенок, живой человек! Это не игрушка тебе!

- Я все сказал. Такова моя воля.

Он встал и пошел к двери.

- Ты не посмеешь! У нас с ним особое... я... – начал я, схватив его за рукав.

- У нас с ним тоже будет «особое», – он вырвал руку и подошел к двери.

- Отступи. Не мучай меня! Зачем тебе это? – я навалился на дверь, не давая открыть ее.

- Ну ты же меня любишь? – он внимательно посмотрел на меня и провел пальцами по щеке. – Ты меня любишь или не любишь? Ты же сделаешь все ради меня, правда?

Я молчал, полностью раздавленный.

- И еще одно, – проговорил он, открывая дверь. – Узнай у своих, что такое «Гвардия».

Он улыбнулся, поцеловал меня нежно в губы и ушел.

====== Глава 16 ======

Как же это так все получилось? Когда он узнал? Да, это я виноват! Я! Всегда и во всем виноват только я один.

Это было месяц назад. Большой праздник, парад в честь Дня Независимости. На центральной площади поставили большую трибуну с навесом, где должен был быть Государь, пять вождей и особо приближенные всякие личности. А я был пьян тогда, и Николенька увязался, я что-то ему обещал и вдруг решил не отправлять его домой, а оставить при себе. Я слабо соображал, что происходит, и даже не думал, что его увидит все государство.

Пушок сидел в самом центре, а по бокам уже пять вождей. Я сидел на самом краю, как обычно. Мы с Пушком выдумали и придерживались особой тактики, как будто он меня не очень любит. Не то чтобы ненавидит, но и особо не жалует, и я всегда старался держаться от него подальше. Вот и теперь я сидел самым крайним. Николеньку хотели отослать, он не имел права там находиться, но Пушок увидел его и велел принести и для него стул. И вот так вот это все и получилось.

После парада все стояли, и Пушок, как обычно, толкал длинную речь. Народ любил его, и он отвечал народу взаимностью. У него была целая армия диетологов, косметологов, портных, тренеров, наставников, мастеров и прочей подобной публики. Он подкачался. Его тело довели до безупречности: зубы, прическа, костюм. Поставили ему голос, научили говорить правильно. Он был прекрасен и пользовался этим.

Я уже привык к долгим речам и про себя называл это «стояниями». Иногда я умудрялся даже вздремнуть в полглаза. Николеньке же это было впервые. Сначала он явно нервничал, не знал куда девать руки, держать их то ли спереди, то ли сзади. Он то трогал нос, то волосы, то вертел головой, оглядывался. Но потом ему это наскучило, он устал и успокоился. Он стоял, перенеся вес тела на правую ногу и как-то грустно смотря в пустоту. Изредка поглядывал на Пушка. Все никак не мог дождаться, пока тот закончит. А когда он сходил вместе со всеми с этой трибуны, то позволял жать свою руку, кому-то даже кивал, искал меня взглядом.

Короче, первый выход в свет ему не понравился. А вот Пушок, народ и весь государственный аппарат, походу, влюбились в него. «Прекрасный златокудрый ангелочек!» – несколько раз долетало до меня. Я не придал тогда этому значения, а вот Пушок, видно, настроился серьезно. Еще бы! Усыновление наследника решало много проблем. Во-первых, ему не нужно было мучить ни себя, ни жену. Во-вторых, он мучил меня. Меня! Этот гадкий Пушок. Он знал, я сам ему не раз рассказывал, что мальчик этот особенный и много значит для меня.

Пушок хотел сделать мне больно. Я знаю это. Я не виню его. Я даже еще больше люблю его за это. Он хотел помучить меня за то, что влюбился. В его поступках в отношении меня было только две крайности – либо наслаждение, либо мучение. Либо лед, либо пламя. Теплым он никогда не был. И вот сейчас он упивался той тоской, что ныла у меня под сердцем.

Невыносимо прекрасное чудовище!

- Он Государь наш, это да, и мы служим ему, но мы ему не рабы! Мы вольные чистокровные белые люди, и мы не позволим даже Государю творить с нами все, что ему вздумается! Он Государь... но мы и сами господа!

Голос Сергея Глебовича наполнял мой кабинет. Высокий, худой, жилистый пятидесятилетний Отец Семьи. Густые седые волосы, серебряная борода, которая старила его, серые колючие глаза и грубый, жесткий, сухой, как сухарь, голос, за который его втихаря прозвали Седым псом.

Человек двадцать собралось в моем кабинете. Все основные мужчины клана. День рождения случился как раз кстати, все были в сборе. Они заняли весь древний тяжелый стол, а я стоял спиной к ним, смотрел в открытое окно на сад. Я всегда вставал и отворачивался к окну, когда чувствовал, что не могу совладать с собой, чтобы они не видели моего лица. Не знали, что именно я чувствую.

Слуги уже почти все прибрали. Сейчас они уносили последние столы и скамьи, сворачивали навесы, разбирали сцену. Праздник закончился. Хватит! Нагулялись...

- Так значит – ответим государю отказом? – спросил кто-то.

- Сильный шаг! – тут же влез Александр Александрович, и второй подбородок его дрогнул. – Поступок, достойный предков! Но хватит ли у нас душевной силы на это?