Еще раз хорошенько обнюхав Арна, чудовище подползло к лохматому парню с бычьей шеей. И без того страшное тощее, синюшное лицо шуркана вдруг вытянулось, бездонная кроваво-черная пасть открылась, и тварь откусила сразу половину человеческой головы.

«Спаси меня, Боже! Спаси меня! Избавь меня от зла! Владыка, повелитель света! Отгони от меня тьму смерти! Защити меня от поганой нечисти! Создатель! Владыка! »

Арн все бы отдал, чтобы отвернуться и не смотреть, но морок чудовища сковал его напрочь. У него не было даже сил отвести глаз. Он не собрал бы в себе энергии, чтобы моргнуть, не то чтобы отвернуться.

Оба парня лежали абсолютно тихо.

Упырь жрал беззвучно и быстро. Голова и шея. Впился в ключицу. Хрустнуло плечо. Из легких вышел воздух…

Он не брезговал ничем — ни одеждой, ни кишками.

Когда остались только ноги, Пожиратель отлип от трупа и прислонился к стене. Арн видел, как человечья кровь впитывается вся без остатка в его мертвую кожу.

И вдруг в пещеру вбежала песчаная лисичка. Худенькая и юркая, с золотистой шерсткой, белой грудкой, темными лапками и черной кисточкой на хвосте.

Лиса, быстрая как ящерица, обнюхала Арна, упыря и остатки трупа.

Всю пещеру обожгла ослепительная горячая вспышка. Арн испугался, ему показалось, что глаза его потрескались от жары и начали кровоточить, но это были просто слезы.

Когда он проморгался, лисички уже не было, а на ее месте, у останков, сидел еще один упырь. Он внимательно посмотрел на первого — и Арн был готов поклясться, что они так неслышно общаются — а потом принялся доедать ноги.

Быстро покончив с остатками трупа, тощий урод стал стремительно меняться и принял человеческий облик. Это случилось так легко, просто и стремительно, словно страшный синюшный грим смыли водой, и Арн увидел высокого парня, стройного блондина с густыми прямыми волосами и темными бровями.

Упырь-хозяин пещеры тоже преобразился — это оказалась девушка, длинноволосая блондинка, с бледным скуластым лицом и большими ярко-красными губами. Губы эти, безусловно прекрасные, восхитили бы Арна, если бы он не видел, как она только что пожирала этими губами человечину.

И тут Арн почувствовал, что задыхается. Пещера вмиг наполнилась смрадом. В этой ужасной вони тонули все мерзости, которые только могли быть на земле, и Арн побелел, и слезы полились из глаз. Но страшнее всего было то, что вонь эта необъяснимым образом существовала сразу в двух мирах — духовном и физическом. Арн бы не мог этого объяснить, но эти миазмы проникали сразу и в душу, и в тело.

Тяжкая болезнь и тяжелый запах старческого тела, вонь гноящийся раны и безысходность трагедии, когда ты понимаешь, что уже не встанешь больше, не выздоровеешь и умрешь непременно, муки тяжелой многолетней боли и желтоватые кости, перемешанные с сырой землей…

Блондин лег на блондинку, и она обхватила его ногами.

Оставшийся выживший парень лежал так же молча и неподвижно, как Арн.

Движения упырей были жадные и быстрые, и вскоре они оба затихли, и блондин слез с блондинки, а та продолжала лежать на спине.

И тут же зловоние исчезло. Это случилось так быстро, словно мерзкий чан накрыли крышкой.

Арн вздохнул, и слезы стали высыхать на щеках.

Упыри были вместе около суток и совокуплялись каждые час-полтора. Смрад появлялся неожиданно и так же неожиданно исчезал. Арну потребовалось время, но он все-таки осознал, что вонь эту испускала упыриха перед каждым новым актом, тем самым соблазняя упыря.

Так прошли день и ночь, и еще день.

Ночью шурканы сожрали второго молодого парня.

Арн лежал все так же, на спине, все в той же позе — руки по швам. Морок отнимал у него все силы. Он видел, как спят упыри. Видел тени луны в пещере. Видел маленьких черных скорпионов, бегающих по полу пещеры.

«Он выскребал ее когтями, — думал Арн, когда упыри спали, разглядывая стены и потолок пещеры. — Может быть, целое столетие выгрызал… А потом тысячу лет таскал сюда человечину. И вот сейчас у них брачный период… А может быть, просто они, как и люди, занимаются сексом ради удовольствия? Господи, ты только выведи меня от сюда! Умоляю! Прошу!»

В какой-то момент Арн понял, что смрад больше не появляется. Тогда же блондин вспыхнул жгучей вспышкой, обращаясь в животное, и знакомая лисичка выбежала вон из пещеры и больше не вернулась.

Упыриха тоже вскоре ушла, и Арн остался один. У него не было сил даже на страх, и он просто парализованным взглядом глядел на купол пещеры.

Он уснул, в первый раз за двое суток, а проснулся от такого сердечного стука, что подскочил и, выпрыгнув из пещеры, без оглядки бросился бежать прочь.

Руки и ноги работали, морок спал, Всевышний вывел, и Арн несся вперед счастливый, как в детстве!

Солнце! Песок! Небо! Жизнь! Краски, запахи и воздух! Как же это все было невыносимо прекрасно! С каждой секундой он все удалялся от проклятого склепа, и счастье росло и ширилось в груди.

Он так был счастлив, что его не напугал даже предупредительный выстрел.

— Люди! — радостно прошептал он и пошел вперед, навстречу к ЛЮДЯМ! Живым людям!

И люди и вправду были живые. Бородачи в халатах и с автоматами сидели в кузове старого пикапа. Один из них пошел навстречу к Арну и одним ударом сшиб его на землю. Потом пластиковым хомутом стянул запястья за спиной и затащил в машину.

К работорговцем они приехали уже вечером, и Арна обменяли на автомат, ведро патронов и мешок муки.

========== Глава четырнадцатая. Арн. Нильс ==========

Все тело Нильса состояло из страха. Страх давил на сердце. От страха в голове была звенящая пустота.

Он чувствовал, что не выдержит, что больше не сможет терпеть, но ничего не менялось вокруг, и он продолжал тонуть в душном и темном омуте страха.

Невыносимо было и то, что люди вокруг вели себя спокойно и естественно, занимались своими ничтожными делами.

Солнце уже садилось, жара спала, и начали выдавать ужин. Кормили два раза, утром и вечером, а днем, из-за жары, давали только воду.

Бойцы с автоматами в большом котле разбавили водой питательный порошок и поварешкой плескали в чашки бледную безвкусную кашу, насыщенную витаминами, белками и всеми прочими полезными веществами. Все же за рабов были заплачены деньги, и владельцам было не выгодно морить их голодом.

Парня-брюнета Нильс заприметил уже давно, главным образом потому, что кожа у него была светлая, как у северянина. Густые, волнистые, черные волосы, густые черные брови. Загон был новый, и в самом углу был навален строительный мусор: листы железа, обрезки труб, камни и кирпичи…

Брюнет получил свою миску протеиновой похлебки и, сидя на кирпичах, спокойно проглатывал ложку за ложкой, весь осененный воспаленно-красным маревом заката.

— Здравствуйте, вы бы не могли мне помочь… — запинаясь, тихим голосом начал Нильс. — Мне нужна помощь. Меня хотят ограбить… — Нильс запнулся. — Все отобрать и… изнасиловать… — голос его дрогнул.

Двигая челюстью, Арн молча смерил его взглядом с ног до головы.

— Помогите мне, пожалуйста. Мне очень страшно! — плечи Нильса затряслись, и он заплакал.

— Но-но, — отставляя пустую тарелку, заговорил Арн. — Погоди плакать-то. Пока еще ничего не случилось. Будут бить — будешь плакать.

Но Нильс был безутешен.

— Садись рядом, ешь спокойно.

— Не… могу… он сказал прийти… принести… отдать… чтобы я отдал ему мою порцию и чтобы я пришел… и чтобы он меня изнасиловал!

— Ох ты! — мотнул головой Арн и усадил Нильса рядом на кирпичи. — Это который такой?

Заплаканным лицом Нильс кивнул в другой угол загона, и Арн увидел могучего мужика с кривым хищным орлиным носом и кучерявой черной бородой.

— А послабее врага ты себе не мог найти? — усмехнулся Арн. — Ладно, — Арн почесал колючий подбородок. — Старые люди говорят: «И заноза может льва в могилу свести».

Арн встал и, оглядев кучу строительного мусора, выбрал себе метровый кусок трубы. Чугунная труба была старая, забитая окаменевшей землей и с массивной гайкой на конце.