– Можно помолиться о спасении душ, а можно о дожде, – обратился он сам к себе, поднимаясь по деревянным ступеням. – Не знаю, о чем лучше.

Он открыл низкую дубовую дверь, которая вела в его спальню. Удобств у священника было мало: все свое постельное белье и одежду он уже раздал нуждающимся – но эта тесная комнатка была ему необходима как убежище от царившего вокруг отчаяния.

Брат Ланри, Коричневый священник, служитель Одного Бога, скинул с себя плащ и тяжело опустился в старое кресло-качалку. На столике справа от него стояла масляная лампа и лежала глиняная трубка. Позволив себе несколько минут посидеть спокойно, Ланри набил трубку табаком со сладким запахом и поднес спичку к чаше трубки. Он развернул кресло к окну, открыл ставни и, раскачиваясь, глядел наружу на темный город-призрак, лежавший внизу. Он глубоко затянулся и попытался придумать, как бы еще поднять дух жителей. Недели, прошедшие после взятия города, тянулись бесконечно. Да, народ Канарна вынес больше, чем могли вынести обычные люди, под властью сначала рыцарей Красного ордена, а теперь – отвратительных наемников сэра Халлама Певайна.

Попыхивая трубкой, Ланри вдруг почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит, и начал оборачиваться. Ему помешала рука, которая легла ему на плечо; вторая рука зажала ему рот. Его держали не слишком сильно, неизвестный хотел лишь помешать священнику обернуться.

– Кто бы ты ни был, ты пробрался сюда совершенно бесшумно. За это тебя можно похвалить, – сказал Ланри. – У меня ничего нет и красть нечего, так что боюсь, если ты влез ко мне с этой целью, то будешь разочарован; могу порекомендовать бывшую канцелярию маршала. Все ценное, что осталось в этом городе, собрано у Певайна. – И, отодвинув руку пришельца со своего рта, он поднес к нему трубку.

– Ты бы, Ланри, лучше окно закрывал на щеколду, – произнес знакомый голос, и, услышав его, священник резко развернулся.

– Милорд Бромви! – воскликнул Ланри, и на его морщинистом лице отразилось ликование. – У меня нет слов… – Священник вскочил и стиснул молодого лорда в объятиях.

– Полегче, брат, – сказал Бром. – Ты плохо выглядишь, и мне бы не хотелось, чтобы ты поранился о мои доспехи.

Ланри посмотрел на свой живот, который сильно уменьшился в объеме.

– Да, я уже месяц сижу на вынужденной диете, – улыбнулся он.

Лорд Бромви из Канарна сильно изменился: он стал как будто выше ростом, в волосах появилась седина, во взгляде – жесткость, и на лице виднелось несколько новых шрамов. На нем были кожаные доспехи, укрепленные пластинами из прочного дерева, что придавало им странный вид. Ланри обрадовался, увидев литое изображение Бритага, Мирового Ворона, на рукояти меча Брома – символ дома Канарна, – герцог Эктор подарил этот меч сыну на шестнадцатилетие. Удивительно было снова встретиться с молодым лордом, и еще удивительнее было то, что Брому удалось сохранить свой длинный меч, оружие аристократов, которое Черным Стражам носить запрещалось.

– Вы вернулись с армией? – спросил Ланри, и это была шутка только наполовину.

– Нет, зато у него есть я, – произнес чей-то голос из темного угла.

– Кто это?.. – спросил священник, и на свет выступил смуглый кирин.

Он был ниже ростом и худее Брома, на плечи свисали длинные черные волосы. На спине у него висел длинный лук, а на поясе – катана.

– Рам Джас Рами. Приятно познакомиться, брат Ланри, – произнес кирин, протягивая руку. – Я сейчас представлю вас остальным нашим друзьям, но они немного стесняются, поэтому ждут снаружи.

Ланри был озадачен тем, что лорд Бромви появился в сопровождении кирина, явно наемного убийцы, но тем не менее пожал ему руку. «Сейчас нам нужны любые союзники», – подумал священник.

– Сколько сотен друзей пришли с вами? – спросил он.

– Сорок воинов… не считая нас двоих, – сказал Бром, – но у нас есть план.

Снег быстро исчез по мере того, как они продвигались в глубь страны, направляясь на юго-восток от скованного льдами побережья. Они шли медленно и с каждым днем старались проявлять все большую осторожность. Халла настояла на том, чтобы группа оставшихся в живых воинов из Фьорлана провела в укрепленном лагере поблизости от моря не менее недели, для того чтобы как можно лучше зажили раны, душевные и физические. И теперь, когда после этого прошла уже неделя, они приближались к Травяному Морю – владениям Отряда Призраков.

В отряде было всего лишь двести пять воинов из Фьорлана. Еще двадцать человек остались на берегу, а шестерым требовалась помощь, чтобы передвигаться. Большинство раненов сняли доспехи и везли их на тележках, сооруженных из обломков кораблей, выброшенных морем. У них не было никаких инструментов, чтобы починить кольчуги и нагрудные пластины, но Халла приказала на всякий случай их сохранить. Боевые топоры воины несли с собой, хотя за последнюю неделю эти топоры пригодились им лишь вместо посохов или для охоты.

Охота на заросших травой низменных равнинах была делом сложным, и без луков и сетей отряду приходилось рассчитывать только на неподвижные цели вроде Горланских пауков или съедобные грибы. Вульфрику однажды удалось незаметно подкрасться к оленю и повалить его метким броском топора, но мясо его оказалось жестким, и его едва хватило на обед такому большому отряду. Люди Халлы – она уже считала их своими людьми – не жаловались на пустые желудки, и каждый старался выполнять свой долг во время этого вынужденного перехода по чужой земле.

Рексель Падающее Облако по-прежнему хромал, но оказался для Халлы бесценным помощником, и она благодарила судьбу за то, что у нее есть кто-то, чтобы кричать на людей. Олефф Твердолобый, оружейник Фредериксэнда, во время их путешествия продемонстрировал неожиданный талант к пению и изо всех сил старался поднять боевой дух отряда. Песни его были в основном вульгарными, но забавными, и люди смеялись, несмотря на голод и тяжелую дорогу. Даже Вульфрик один раз расхохотался как сумасшедший над одной из песенок Олеффа – и это отвлекло его от постоянных мрачных размышлений о гибели его вождя.

– Завтра мы увидим Ро Хейл, госпожа, – произнес Падающее Облако, когда они располагались на ночлег среди валунов на границе Травяного Моря.

– Утром прикажи людям надеть кольчуги, мне не нужны неожиданности, – ответила Халла повелительным тоном, который усвоила за две недели командования отрядом.

Камни поднимались среди травы в виде остроконечных шпилей разнообразной высоты и формы и представляли собой самое лучшее укрытие за все время их пути. Камни спасали людей от пронизывающего ветра, а когда воины натянули между ними полотна ткани, то и от дождя, который нередко шел в этих местах. Здесь было теплее, чем в Тиргартене, и не было снега, но все равно без теплой одежды люди мерзли на резком, пронизывающем ветру.

Вульфрик подошел к Халле и Падающему Облаку и тяжело опустил свое могучее тело на траву рядом с костром.

– А у нас есть что приготовить на этом костре? – поинтересовался он, указывая на тлеющие уголья.

Халла покачала головой:

– Нет, Горланские пауки закончились, а за последние два дня не было видно никакой дичи. Ты бы сам это заметил, если бы иногда смотрел по сторонам. – Она не хотела быть грубой, но ее уже начинало раздражать постоянно угрюмое настроение Вульфрика.

– Я не смотрю по сторонам? Ах ты, такая-разэтакая нахалка! – воскликнул он в притворном негодовании.

– Милорд Вульфрик, – вмешался Падающее Облако. – Я вас строго предупреждаю: никогда больше не разговаривайте с моей госпожой и командиром в таком тоне и такими словами. – Он улыбался, но Халла оценила его заступничество.

– Ну хорошо… возможно, я все еще немного… не в себе, – согласился Вульфрик. – Однако я жив. – Церемониймейстер часто повторял эту фразу после кораблекрушения, и, казалось, его утешал сам факт того, что он по-прежнему ходит по земле. – Мне станет лучше, когда я вернусь во Фредериксэнд и немного поболтаю с Рулагом Медведем.