28 ноября
- Мам, как ты? - я заглядываю в ее комнату, нарушая приказ “не волноваться”. Как же можно оставаться спокойным, если она заболела так сильно, что даже с работы ушла пораньше? Такого на моей памяти не было никогда: каждая копейка в нашем семейном бюджете была на вес золота, мама никогда не позволяла себе взять лишний выходной или, упаси Бог, отпуск. Болела, конечно, но даже тогда - с температурой и надрывным кашлем - она продолжала вкалывать, шутливо отмахиваясь от всех моих уговоров. Еще и умудрялась хлопотать по хозяйству - надевала медицинскую маску, обрабатывала руки каким-то антисептиком, загоняла меня в комнату, устраивая своеобразный карантин, а сама работала, не покладая рук. А сейчас…
- Все хорошо, Кирюша, - слабо улыбнувшись, отвечает мама. - Сегодня отлежусь, а завтра буду на ногах. Разогреешь себе ужин, ладно?
- Конечно. Давай я вызову врача? Пожалуйста, мам…
- Нет, сынок, зачем? Все хорошо, - вяло отмахивается мама. Глаза ее влажно блестят - от жара или чего-то другого, я не знаю. - Иди к себе, не дай Бог заразишься.
- Мам…
- Иди! - умоляюще просит она, и я покорно выхожу в коридор. Там я сажусь на пол и несколько раз ощутимо ударяюсь затылком о стену - я совершенно не знаю, что делать! Лекарств у нас в доме всегда более, чем достаточно, но можно ли в данном случае заниматься самолечением? Не лучше ли вызвать скорую и не рисковать зря? Хотя, если ее положат в больницу… Где брать деньги на счета и тот огромный перечень лекарств, в которых я нуждаюсь ежедневно? Впервые я настолько явственно понимаю, какова роль мамы в нашей маленькой семье: я просто паразитирую на ней, и если что-то случится с ней, то и я погибну автоматически. Мне страшно, словно земля уходит из-под ног.
В итоге я медленно поднимаюсь, пытаясь справиться с подкатывающей к горлу тошнотой, и бреду на кухню. От мыслей об ужине меня передергивает, поэтому я осторожно ставлю на плиту чайник. Нужно хотя бы чай заварить - не себе, маме.
За следующие несколько часов я еще несколько раз захожу к маме, но она постоянно прогоняет меня. Да, я понимаю, что если заболею, то это добавит ей проблем, но разве можно просто спрятаться в своей комнате и не волноваться? Часы показывают уже двенадцатый час, на улице снова валит мокрый снег - по режиму мне давно пора спать, но я вновь подкрадываюсь к маминой комнате, аккуратно открываю дверь, чтобы не потревожить ее. Все мои предосторожности оказываются лишними - мама спит, и на несколько секунд напряжение последних часов меня отпускает. Отпускает, чтобы вскоре сковать еще сильнее. У мамы такой жар, что я испуганно отдергиваю руку, как только прикасаюсь к ее лбу. Все мои надежды, что “к утру ей полегчает” в это мгновение превращаются в пыль.
- Что мне делать? - бормочу я себе под нос, растерянно осматриваясь кругом. Нет, Кира, никто не выскочит из угла и не решит эту твою проблему, даже не надейся.
Сначала я думаю обратиться к соседке, но замираю уже на лестничной клетке. Поздно, будить постороннего человека, разговаривать с ним, объяснять, почему я такой никчемный, что даже не могу решить вызывать мне скорую или нет - у меня не хватит выдержки пережить еще и это испытание. Я возвращаюсь в квартиру и звоню Антону. Мне так хочется, чтобы сейчас он был здесь, чтобы помог мне справиться с этой новой бедой, но если он не возьмет трубку после третьего гудка, я не буду больше его беспокоить. Пересилю себя, позову соседку…
- Кирилл? - я вздрагиваю, услышав голос Антона. Надо же, через два гудка взял.
- Извини, я не разбудил?
- Нет, что случилось?
- Я хотел попросить… посоветоваться, вернее… Мама заболела, температура высокая. Она говорит, чтобы я врача не вызывал, но… - я тяжело сглатываю, сжимаю губы. Браво, Краев, только разреветься не хватало!
- Я скоро буду у тебя.
- Антон, это совершенно не обязательно, - мои возражения слишком вялые, а оттого неестественные. Мне стыдно: если я хочу, чтобы он пришел, так нужно хотя бы иметь смелость признать это.
- Все будет хорошо, Кирилл, - мне бы его уверенность…
Антон сбрасывает вызов - ему сейчас не до моей бессвязной болтовни. Это ему придется решать проблемы посторонних ему людей, ему нужно срываться в паршивую погоду из дома. Мне остается сидеть, одновременно испытывая мучительные угрызения совести и почти невыносимое, болезненное облегчение. Компанию мне составляет Мэри - моя несчастная, одинокая в последние недели Мэри. Она хороша, чтобы впитывать мои слезы и чтобы вгрызаться в ее тряпичное тело, когда мое собственное, все еще живое, выкручивает от невыносимой боли. Но как же бесполезна она сейчас, когда нужно принимать решения и действовать. Она - символ моей слабости, а сегодня мне так нужно быть сильным.
Никогда еще время, кажется, не шло так медленно. Я прижимаю колени к груди и гипнотизирую стрелку старых часов. Проходит двадцать минут - самые долгие двадцать минут моей жизни! - когда раздается звонок в дверь. В ночной тишине спящей квартиры этот звук заставляет меня вздрогнуть, скинуть с себя сковавшее оцепенение. Я забываю надеть тапочки и не смотрю, кто пришел - разве есть варианты?
У Антона уставшее лицо: скоро конец семестра, я знаю, что он много времени уделяет учебе. Он входит в квартиру, молча стягивает ботинки, вешает куртку на крючок.
- Извини, что так поздно…
- Тш-ш-ш, помолчи, - Антон предостерегающе прижимает палец к губам. - Где мама?
- В комнате, - шепотом отвечаю я.
- Спит?
- Спала, - киваю и, пройдя по коридору, заглядываю в комнату. Мама бодрствует и, заметив меня, пытается улыбнуться. Как ребенку, страх которого нужно унять. - Ты проснулась?
- Да, закашлялась и проснулась. А ты почему еще не в постели, Кирюша?
- Я позвонил Антону, - игнорируя мамин вопрос, признаюсь я.
- Ох, зачем ты его тревожил посреди ночи, Кирилл? - мягкий упрек в мамином голосе едва не доводит меня до слез. Чувствовать себя беспомощным ничтожеством - больно. Сколько бы времени не прошло - все равно больно.
Я что-то говорю в ответ - оправдываюсь, но меня прерывает Антон. Он здоровается с мамой, улыбается - и только мне, кажется, видна тревога и усталость в его лице.
- Кирилл, приготовь чай, пожалуйста.
Вежливое “пожалуйста” не обманывает меня. Это не просьба, а команда, но разве не для того я позвонил Антону? Разве не желал, чтобы он взял ответственность на себя, потому что для моих плеч это слишком тяжелая ноша? Я послушно киваю и бреду на кухню. Наливаю воду в чайник, ставлю на плиту. Только спустя пять минут понимаю, что так и не включил конфорку. В голове совершенно пусто, мне хочется лечь просто здесь - на холодный, кафельный пол, заснуть и проснуться лишь тогда, когда все закончится. Мне нужна мама - моя опора, иначе я вскоре даже на ногах не смогу стоять. Но пока в стенах этой квартиры находится Антон, я все еще держусь - живу на каких-то скрытых, остаточных резервах.
- Я вызвал скорую, - тихо произносит Антон, входя в кухню. Он выключает чайник - наверное, тот кипит уже давно.
- Хорошо, - неестественная бодрость в моем голосе отвратительна. - Пойду переоденусь, вдруг придется в больницу ехать.
Наши с Антоном взгляды встречаются, я вижу, что он вот-вот примется убеждать меня остаться дома. Но слова так и не срываются с его языка: он только стискивает зубы и коротко, неохотно кивает. Мне хочется сказать ему “спасибо”. За то, что он не сомневался, а принял это решение. За то, что не упрекает меня ни в трусости, ни в слабости. За то, что позволяет ехать, хотя я всего лишь тяжелая обуза и нет от меня помощи ни ему, ни маме. Но слова благодарности так и остаются непроизнесенными; ком в горле мешает мне говорить, поэтому я быстро ухожу в комнату, оставив Антона готовить чай, который той ночью так никто и не пил.
***
Воспаление легких - таков диагноз, который ставят маме. Ее оставляют в больнице: нужно делать уколы, ставить капельницы. Домой мы добираемся на такси, за которое - конечно! - заплатил Антон. У меня нет сил возмущаться. Да даже если бы и были, что бы это изменило? У меня ветер в карманах гуляет, а дойти пешком я бы не смог. Даже путь от подъезда до квартиры становится для меня испытанием; Антон то и дело ловит меня за секунду до падения, а потом и вовсе крепко обхватывает за локоть. Только возле квартиры, бестолково шаря по карманам в поисках ключей, я осознаю, что такси уехало, а Антон остался со мной.
