Телефон вибрирует, извещая о новом послании. Я вздрагиваю, отвлекаясь наконец-то от тягостных мыслей. Приходится приложить значительные усилия воли, чтобы сразу же не схватить мобильный - я и так выгляжу жалко, потому что, стоит признать, жду этих коротких весточек. Смотрю в потолок, слушаю шум воды на кухне, а мыслями вновь с Антоном. Это ненормально… Мне сложно понять, что со мной происходит, почему я не могу отказаться от этого человека даже теперь, в свете новых фактов.

Мама собирается в коридоре, и я считаю секунды до того, как она уйдет… Не хочу, чтобы она застала меня с телефоном в руках. В такие моменты тревога в ее глазах плещется через край. Не знаю, о чем она думает, но это явно неприятные мысли.

- Кирюша, не спишь? - тихо спрашивает мама, заглянув в комнату.

- Нет. Полежу немного, а потом, может, фильм посмотрю, который ты купила на прошлой неделе, помнишь? - мне требуются все мои актерские способности, чтобы притвориться относительно бодрым и улыбнуться. Стоит постараться, чтобы мама ушла поскорее и провела этот день спокойно - настолько, насколько это возможно, когда твой ребенок умирает.

- Вот и славно, - мама улыбается, целует меня в лоб и, помахав на прощание, уходит. Слышу, как захлопывается дверь, считаю до десяти и только тогда позволяю себе выпутаться из одеяла и взять телефон. У меня дрожат пальцы, пока я открываю сообщение. Каждый раз дрожат…

“Уже неделя прошла, Кира. Я скучаю”.

Мне хочется плакать. Кто будет скучать по мне, когда я умру? В чьей памяти я останусь, когда мое тело сгниет под землей? Раньше это была мама, а теперь…

Я больше не могу убеждать себя, что все признания Антона - жестокая шутка. Мне нужно признаться хотя бы перед самим собой, что подсознательно я поверил ему еще в тот день, неделю назад. А это значит, что нужно принимать решения, искать компромисс, как бы страшно мне не было. Антон - мой друг, часть моей искалеченной жизни, без поддержки которого я не справлюсь. Я сомневаюсь, что мы сможем вернуться к прежней модели отношений. Но, может, нам все же удастся выстроить какое-то подобие дружбы…

Не давая себе времени передумать, я набираю номер Антона. У меня нет заготовленой речи, я не успел отдышаться и настроиться, поэтому голос наверняка будет дрожать… Гудки в трубке пугают меня, возникает почти бесконтрольное желание сбросить вызов. Я не успеваю; Антон отвечает очень быстро.

- Алло, - в его голосе настолько явственно слышится недоверие, что мне почти смешно. Вряд ли он ожидал моего звонка. Я ведь и сам от себя не ожидал. - Кирилл?

- Привет, - говорю я. Как ни странно, но голос достаточно тверд, и я все еще не грохнулся в обморок от переполняющих меня эмоций - и то хорошо.

- Я очень рад тебя слышать.

Это звучит… приятно. В конце концов, общение со мной - сомнительное удовольствие. И пускай мне никогда не понять и не смириться с этими странными чувствами Антона, но я все же надеюсь, что он пойдет мне на уступки, и мы сможем общаться по-дружески. Это единственное, что я могу предложить.

- Что ты делаешь? - смущенно интересуюсь я. Сказать ему о том, что я скучал, мне никогда не хватит решимости.

- Пью чай, - Антон улыбается. Это странно, чувствовать улыбку в голосе, ведь раньше я не отличался особой наблюдательностью. - А ты?

- Лежу.

Да уж, я очень “интересная” личность. Каждый такой вопрос о моих занятиях - маленький стресс для меня. О чем мне рассказывать? О том, сколько раз я перевернулся с боку на бок за последний час? Или, может, о чем я “разговариваю” с Мэри? Или поведать ему о том, каким я был жалким, когда, несмотря ни на что, с замиранием сердца ждал его сообщений?

- Можно я приду к тебе? - прерывает мои невеселые размышления Антон.

Хочется ли мне его увидеть? Да, несомненно. Но еще мне страшно, каким бы ни был необоснованным и глупым этот страх. Между нами все равно остается какая-то неловкость, потому что, видит Бог, я не знаю, как просить человека, который признается тебе в любви, остаться просто друзьями. Неужто я мог вообразить, что когда-либо попаду в такое положение? И я все еще не уверен, что мне хватит выдержки смотреть Антону в глаза.

- Я… не уверен…

- Ладно, и по телефону можно поговорить, - легко уступает он. Мне даже немного совестно, потому что Антон, кажется, очень напряжен. Неудивительно, недосказанность между нами чувствуется даже на расстоянии. Кому-то нужно решиться на серьезный, обстоятельный разговор, но это вряд ли будет моя инициатива… - Как дела у Дарьи Степановны?

- Нормально, она сегодня работает.

- Ясно… - Антон тяжело вздыхает и еще до того, как он начинает говорить, я понимаю, что он все же решился затронуть эту тему. - Кирилл, по поводу того, что я сказал на прошлой неделе…

- Давай просто забудем, хорошо? - перебиваю я.

- Ты же и сам понимаешь, что не получится, Кира. Я просто хочу, чтобы ты понял меня правильно. Я тогда поспешил, мне стоило дать тебе время, а не вываливать все признания за раз… Не знаю, чем я думал. Твоя реакция ведь была ожидаемой. Я напугал, наверное, тебя…

- Нет, дело не в этом, - вновь прерываю я Антона.

“Просто это не то, что я когда-либо был готов услышать по отношению к себе. Я не знаю, как с этим жить”.

Эти мысли я так и не озвучиваю. Боже, как же неловко говорить на эту тему! У меня горят щеки, я нервно отпихиваю одеяло ногой. От недавней сонливости не осталось и следа.

- Кирилл, послушай, то, что я тебя люблю…

- Антон… - обреченно выдыхаю я. Как - ну, вот как?! - он может так просто и естественно говорить мне такие слова? Он вообще видел меня? Заметил, в кого я превратился?

- Не перебивай, пожалуйста, - просит Антон. - Так вот, мои чувства - это, грубо говоря, мои проблемы. Ты ничем мне не обязан, не должен переступать через себя. Знаешь, за минувшую неделю я сотни раз думал, что лучше бы не признавался. Я очень боялся, что потерял тебя. И сейчас, когда ты позвонил… В общем, помни, что у тебя есть друг, и ты всегда можешь на меня расчитывать.

В горле стоит ком, я тяжело сглатываю, пытаясь собраться с мыслями. По сути, Антон делает то, о чем я мечтал еще десять минут назад, - обещает оставаться моим другом. Но осадок остается. Как бы дружно мы не делали вид, что все по-прежнему, но вряд ли удастся легко смотреть друг другу в глаза и не вспоминать… Мне так точно.

- Кира? - голос в трубке звучит взволнованно, я понимаю, что молчу дольше приличного. - Все хорошо?

- Да, я… Задумался, прости, - тихо отвечаю я. Кленовые, уже почти голые ветки, под порывами ветра бьются в окно. На соседней подушке покоится моя Мэри. Сегодняшний тоскливый день я проведу слушая завывания ветра и сжимая в объятиях куклу, если только не… Я вновь не даю себе времени на размышления, чтобы не передумать: - Антон, ты уже допил чай? Если да, то приходи… Мама купила фильм какой-то, я как раз хотел посмотреть.

- Скоро буду, - Антон даже не пытается скрыть радость в своем голосе. Радость. Из-за предстоящей встречи со МНОЙ. Просто уму непостижимо!

Я сбрасываю вызов, осторожно кладу телефон на полку. Минимум полчаса у меня еще есть, поэтому я вновь ложусь, укутываясь в пуховое одеяло, будто в кокон.

Если бы не болезнь, то я, наверное, возненавидел бы Антона рано или поздно. Он бы раздражал того эгоистичного мальчишку, каким я был, этим своим странным альтруизмом и спокойной рассудительностью. И я вряд ли бы равнодушно отнесся к известию об его ориентации. Конечно, я не уверен, но почему-то мне кажется, что я бы принадлежал к тому большинству нетерпимых людей, потому что стремился бы производить впечатление этакого бабника. Я бы считал, что менять девчонок - это круто, хвастался бы какими-то победами, в отличие от Миронова не стесняясь и приукрасить свои достижения на любовном фронте. И наверняка считал бы, что такие, как Антон, достойны лишь осуждения и ненависти. Хотя, возможно, тогда бы все было иначе: он бы со временем понял, какая я пустышка, и никогда бы не было ни этого значимого разговора, ни нашей дружбы. Зато взамен была бы длинная жизнь… Может, с годами я стал бы мудрее и лучше, пережив бы этот тяжелый период подростковой стадности.