- Поблагодаришь ответной услугой, - произносит он, присаживаясь напротив. Я недоуменно хмурюсь, он же только улыбается и милосердно поясняет: - Поможешь мне с посудой, когда придешь в гости.

- А-а-а, - равнодушно тяну я, воспроизводя на лице гримасу, которую с огромнейшей натяжкой можно назвать улыбкой. Он просто шутит, хотя мне кажется, что это не смешно. То же самое, что обсуждать еду с голодным или кругосветное путешествие с нищим. В гости я хожу только к пожилой соседке по лестничной клетке; у нее жутко воняет кошачьей мочой, и мой визит обычно заканчивается уже через несколько минут.

- Так когда ты придешь в гости? - Антон возвращает меня из воспоминаний на тесную кухоньку. Он смотрит на меня серьезно и внимательно, без тени улыбки и тем более без издевки, но я не верю, что он может интересоваться серьезно. Зачем ему это? Зачем?! У него ведь достаточно друзей - настоящих, близких, таких, которых можно запросто позвать в свой дом. Но я - это ведь совершенно иное дело. - Кирилл, о чем ты думаешь?

- О том, что ты сошел с ума, - честно признаюсь я. Антон хмыкает, откидывается на спинку стула, смотрит и молчит. Глаза у него сейчас совсем темные - то ли злится, то ли просто задумался - не поймешь.

- Ты сделал такие выводы из-за того, что я приглашаю тебя на несколько часов к себе? - наконец-то интересуется он. - Это как-то даже обидно, знаешь ли…

- Я просто не вижу в этом смысла… - тушуюсь я, отводя взгляд. Что, Кирилл, снова ты как девица, которую приходится уламывать? Не надоело?

- Я так хочу. Тебе нужно иногда менять обстановку. Мы с тобой знакомы много лет. И ничего с тобой не случится, - я слышу эти акценты - они как обещания. Антон не лжет, я чувствую. Можно не понимать мотивов его поступков, и уж точно я никогда-никогда не смогу разобраться в этом его “я так хочу”, но ведь ничего необычного в этом и правда нет. Это всего лишь визит вежливости: прийти, выпить чая, сказать “спасибо” и уйти.

- Ладно, хорошо, - кашлянув, говорю я. - Быть может, на следующей неделе.

- Хорошо, Кира, как скажешь, - улыбается Антон.

***

Уже значительно позже, накрывшись одеялом с головой и бросив тщетные попытки заснуть, я пытаюсь придумать повод отказаться от своего обещания. Как, ей-богу, Антон представляет себе этот визит? Я - не он. Мне не удастся так же легко вжиться в чуждую обстановку и делать вид, что наши миры, если и не одинаковы, то очень сходны. Возможно, ему каким-то мистическим образом и удается понять мою реальность, где эпицентром всего является неизлечимая болезнь, но для меня такой легкий переход в другую реальность невозможен.

Я еще несколько часов вспоминаю его квартиру, родителей - все то, что отложилось с детства, когда мы еще периодически наведывались друг к другу в гости. Тогда разница особо не бросалась в глаза: похожая двухкомнатная квартира, такая же, как и преимущественное большинство в нашем городе - спроектированная еще по советскому образцу. Что касается внутренней обстановки, то мне сложно сейчас оценить разницу: семья Антона была состоятельнее, но в том возрасте я как-то не обращал на это внимания, не оценивал стоимость вещей. Зачем? Папа делал все, чтобы мы с мамой ни в чем не нуждались, поэтому материальному положению я стал бы завидовать в последнюю очередь. Это сейчас моя мама домработница, и мы уже черт знает сколько не делаем никаких дорогих крупных покупок. Но это же не значит, что я какой-то дикий - точно не буду невежливо пялиться по сторонам и не опозорюсь за столом. Дело не в этом - Господи, конечно же, нет! И даже не в родителях Антона, хотя они, помнится, не слишком приятные люди. Не то чтобы плохие, но какие-то… равнодушные, отстраненные. Тогда, в детстве, меня невообразимо удивляло, как это Антон сам делает чай, самостоятельно убирает не только в своей комнате, но и во всей квартире. Это казалось таким странным для меня - избалованного мальчишки. Для чего же тогда мама, задавался вопросом я. Но сейчас, спустя несколько лет, я, конечно, больше не считаю, что вся работа по дому должна лежать на материнских плечах. Да и вообще, подозреваю, родители Антона не обратят никакого внимания на гостя сына - по крайней мере, раньше не обращали, лишь рассеянно здороваясь. Не думаю, что они знают хоть кого-то из его приятелей или одноклассников по именам.

Если признаться честно, то я просто боюсь. Боюсь даже временно, на несколько коротких часов влиться в нормальную жизнь. Где-то внутри меня еще точно сохранилась способность завидовать, и я не уверен, что это липкое, грязное чувство не затопит меня с головой после этого визита. Мало разве того, что и сам Антон так часто вызывает во мне горечь? Я вижу в нем человека, которым никогда бы не стал, даже если бы остался здоровым. Я просто не осилил бы, не смог бы нести на своих тщедушных плечах такой крест из принципов и моральных устоев. А тут он предлагает открыть мне ларец, показать, поманить другой жизнью. Полноценной. Быть может, у него неидеальные родители, и я, с огромным трудом, правда, могу предположить наявность у Антона каких-то стандартных подростковых проблем, но это все равно в разы лучше, чем у меня. В его квартире наверняка не пахнет лекарствами и вряд ли обстановка в его комнате такая же детская, как в моей. Он живет в доме, который обустраивают, о котором заботятся. Уж точно не в склепе, как я. И мне легко представить, как потом, после этого визита, зависть будет разъедать подреберье кислотой, как противный голосок того, старого Кирилла Краева будет справедливо нашептывать, что у нас с Антоном Мироновым нет ничего общего. И вся эта наша “дружба” - фикция, просто гуманитарная помощь для меня убогого. И вот тогда-то отвращение к самому себе точно достигнет критической отметки. А как иначе? Какое еще чувство можно испытывать к ничтожеству, которое на доброту отвечает подлой черной завистью?

- Не пойду. Точно не пойду, Мэри. Скажу, что заболел. Нечего мне там делать, ни к чему хорошему это не приведет. Не пойду, не пойду, не пойду… - как заведенный шепчу я, нервно теребя подол кукольного платья.

Хотя, наверное, Антону тоже страшно у меня. В школе не учат, как вести себя с людьми при смерти, он и так старается быть деликатным. А все эти небольшие инциденты, как, к примеру, сегодняшний случай в моей комнате - мелочи, на самом-то деле. Не думаю, что он сознательно хочет разозлить меня, смутить или обидеть. Просто я - это минное поле. Никогда не знаешь, когда рванет. Но Антон все равно приходит. На вопрос “зачем?” я уже не пытаюсь ответить, но сам факт остается фактом - приходит. Терпит, старается для меня. Так неужто я настолько труслив, что не могу ответить тем же? Если Антону так хочется - опять же по неведомой причине - пригласить меня в гости, так почему бы мне не постараться. Я, кажется, никогда не старался раньше ради людей. Всегда все делали для меня - чтобы Кирюша радовался, чтобы Кирюше было хорошо. А я-то сам! Ни разу не пытался даже уступить, перебороть собственные страхи и сомнения! Может быть, пора?

- Мэри, Мэри… И что он такой хороший, м? Будь другим - я бы отказался. Мне страшно, Мэри. А так… Обещал ведь… Ты вот, например, можешь представить Антона Миронова, который не сдержал бы обещание? - я тяжело вздыхаю и сам же отвечаю на свой вопрос: - Вот и я не представляю. И что теперь делать? Идти?

На эти вопросы я так и не даю ответа. Ей-богу, неизвестно еще, доживу ли я до утра. Строить планы в моем случае - такая откровенная глупость. Эта мысль немного меня успокаивает, сердце наконец-то стучит размеренно и ровно, тревога по каплям покидает мое измученное тело. Я чувствую, как накатывает сонливость, и с радостью проваливаюсь в глубокий сон.

========== Глава 13 ==========

Октябрь, 19

Я стою перед расколотым зеркалом в ванной, ладонями приглаживая волосы. Ничего не помогает, они все равно торчат во все стороны. Их черный цвет только подчеркивает мою бледность и темно-фиолетовые круги под глазами. Неудивительно - ночью я почти не сомкнул глаз. Сжимал в руках Мэри и думал, думал, думал… Пытался представить визит к Антону в подробностях, убедить себя, что это совершенно не страшно, но, как назло, яркими картинками в голове появлялись лишь те ситуации, в которых я могу опозориться. Но больше всего, конечно, меня пугала возможность того, что мне может стать плохо в гостях. Закружится голова, либо начнет тошнить - да что угодно может случиться! И что тогда делать? В чужом доме вряд ли получится запереться в ванной или полежать, а просто уйти, как это бывало в подобных случаях в школе, Антон мне наверняка не разрешит. Он же ответственный, он не может оставить человека, которому нехорошо. Это самовнушение, конечно, не обошлось без последствий: за ночь я успел взрастить свои страхи до размеров огромных когтистых монстров. И вот теперь уже добрых десять минут стою возле зеркала и занимаюсь самовнушением, в тщетной попытке взять себя наконец-то в руки.