- Да, конечно, - интересно, почему она спрашивает? Знает ведь, что если я чувствую себя неплохо, то обязательно пойду. Наверное, я боюсь выпасть из привычного режима. Это стало бы очередным сигналом, что жизнь в пределах нормы подошла к концу, сменившись предсмертным существованием.

- Антоша зайдет?

- Нет, - слово звучит резче, чем следовало. Мама удивленно приподнимает бровь, мои интонации столько лет неизменные, - вялые и спокойные - поэтому, конечно, она не понимает, как это обычный вопрос заставляет меня чуть ли не огрызнуться. - У него дела, - виновато улыбаюсь и отвожу взгляд. Мама теперь считает, что мы с Антоном лучшие друзья. Наивная.

- Ясно. Ладно, родной, собирайся. Жду тебя на кухне, - мама выходит, я же вновь обессилено откидываюсь на подушки. Мысленно считаю до десяти, каждую цифру произнося с большим интервалом. Пытаюсь за это время собрать все внутренние резервы, каждую крупицу энергии, необходимой на то, чтобы встать и прожить еще один день. Когда тянуть дольше нет возможности, иначе мама вновь заглянет, я все же откидываю одеяло и зябко передергиваю плечами. В комнате довольно тепло, но все равно контраст температур пускает по коже табун мурашек.

- Доброе утро, Мэри, - тихо произношу я, кончиком пальца обводя контур кукольного “лица”. Вчера я оставил ее на тумбочке. Еще хотел положить рядом, но устал настолько, что поднять руку оказалось непосильной задачей. За ночь она съехала и теперь прижималась к стене лишь головой. Как будто устала и не смогла держать спину прямо. Этим она похожа на меня, я тоже не всегда могу держать осанку, и не только в физическом плане. - Прости, что оставил тебя здесь, - перекладываю ее на подушку. Почему-то это кажется важным, хотя на деле я осознаю, что стоит поискать в интернете информацию о психических расстройствах. Возможно, я немного не в себе, и с каждым днем эта зависимость от неодушевленного предмета лишь возрастает. Но уже через мгновение становится стыдно. Разве я откажусь от Мэри, если кто-то скажет, что это ненормально? Нет, конечно. Просто не смогу.

- Кирюша, ты идешь? - из коридора разносится голос мамы, и я с досадой осознаю, что слишком долго вожусь. Ей не докажешь, что я задумался, мама сразу решит, что мне плохо, поэтому я такой вялый. Приходится максимально быстро направиться в ванную, сделав вид, что вопрос я не слышал. Уже через пятнадцать минут я полностью готов, поэтому лишь подхватываю Мэри, привычно укладываю ее в рюкзак поверх книг. Заодно достаю мобильный, лежащий на дне сумки. Им я пользуюсь крайне редко, мне и звонить-то толком некому. Но в этот раз на телефоне один пропущенный вызов. Оказалось, что Антон звонил вчера около семи вечера. Впрочем, это однозначно не что-то важное, иначе, зная Антона, он бы нашел, как со мной связаться. Задумчиво прикусываю губу, раздумывая, не стоит ли перезвонить, но потом решаю, что совсем скоро увижу его в школе. Нет смысла.

- Кирюша, ты точно хорошо себя чувствуешь? - слышу, что мама идет к комнате, и быстро швыряю мобильный в рюкзак.

- Эх, Мэри, только ты меня всегда понимаешь, - устало шепчу я, смотря в блестящие глаза своей куклы, а потом быстро застегиваю молнию и уже громко добавляю: - Все хорошо, мама! Я готов!

***

В классе стоит привычный гул, когда я переступаю порог кабинета. Одноклассники бросают на меня взгляды, но потом быстро возвращаются к своим разговорам. Это в последнее время тоже обычно. Я мельком смотрю на парту Антона, но там сейчас сидит только Катя.

Антон не появляется и после звонка. Я удивлен, ведь он так много пропустил, не слишком подходящее время для прогулов. Хотя, возможно, он заболел, но это почему-то кажется маловероятным. Учительница уже успевает начать свою монотонную речь, когда в дверь коротко стучат.

- Наталья Михайловна, извините, я опоздал. Можно войти? - Антон поджимает губы, делая вид, что и правда очень сожалеет.

- Ладно уж, проходи, Миронов, - ворчит Наталья Михайловна. Антон благодарно улыбается и быстро направляется к своему месту. Прежде, чем сесть, он успевает бросить на меня короткий взгляд и едва заметно кивнуть головой. Ну, по крайней мере, он поздоровался, а значит, не обижается за вчерашнее. Хотя, по сути, за что ему обижаться? За то, что я ушел сам или не взял трубку? Все это мелочи, а Антон никогда не был мелочным. Наверное, я сужу всех по себе. Раньше, еще в детстве, я выходил из себя по малейшему поводу, даже если на меня кто-то косо посмотрел. В конце концов, тогда я и правда считал, что все мне должны за право общаться. Но теперь-то все не так, я уже давно не тешу свое самолюбие.

Понимаю, насколько сильно задумался, когда меня больно толкает в плечо Олег. Он сидит передо мной, а сейчас развернулся вполоборота и сверлит сердитым взглядом. Мгновение недоумеваю, но потом осознаю, что и другие одноклассники смотрят на меня. Большинство ехидно ухмыляются, и несколько мгновений я никак не могу собраться с мыслями и понять, что произошло.

- Краев, ты меня слышишь или нет? - Наталья Михайловна явно раздражена. Теперь все понятно: мне задали какой-то вопрос. С каждым годом учителя все реже вызывают меня на уроках, я из тех учеников, которым ставят тройки авансом, только чтобы не портить общую статистику школы. Но в этот раз, видимо, о моем существовании вспомнили.

- Эмм… Извините, пожалуйста, я прослушал, - невнятно бубню себе под нос. Чувствую, как начинает колотиться сердце в страшном предчувствии, что меня могут вызвать к доске. Это жуткое чувство, когда твою спину прожигают десятки глаз, наверное, самое страшное, что может со мной приключиться в школе. Даже когда я слышу насмешки, никто не мешает сжаться в клубок за собственной партой и сделать вид, что меня не существует. Возле доски не спрячешься, там я просто живая мишень.

- К доске иди, говорю, - Наталья Михайловна меня не любит. Не потому что предвзята, нет. Просто она фанатик своего предмета и искренне не понимает тех учеников, которые не стремятся разобраться во всех тонкостях физики. А я как раз таки самый “холодный” к знаниям, поэтому не вызываю у нее симпатии.

Медленно поднимаюсь из-за парты, неохотно переставляю ноги. В ушах громыхает кровь, щеки сразу становятся алыми. Наталья Михайловна диктует условие задачи, и я с титаническим трудом вытаскиваю из уголков памяти буквенные обозначения и единицы измерения. Впрочем, как решить задачу я не догадываюсь. За спиной раздаются смешки, и я стискиваю зубы. Плевать, пусть веселятся. Хватит мне уже переживать из-за подобных пустяков.

- Я не знаю, как ее решать, - спустя минуту бессмысленного рассматривания коричневой доски наконец-то признаюсь я.

- Краев, это же повторение. Мы уже проходили это в девятом классе. Задача на одну-единственную формулу, - Наталья Михайловна постукивает пальцами по деревянной поверхности стола. Стук негромкий, но у меня нервно сводит скулы, а перед глазами все плывет. Нужно сесть, как можно быстрее сесть. Я уже чувствую, как ужасно подскочило давление.

- Я не знаю, - тихо произношу вновь.

- Краев, думай! Ну! У тебя есть скорость, что нужно сделать? - Наталья Михайловна постукивает громче. Еще громче. И еще. Еще… Или это у меня сердце так отчаянно стучит? Перед глазами уже совсем темно, я кладу ладонь на доску, чтобы не повалиться на пол.

- Можно мне выйти? - сам себя уже не слышу. Просто интуитивно складываю губы, надеясь, что мой шепот еще можно разобрать. Впрочем, ответа я не получаю или просто не в силах понять его: перед глазами становится темным-темно, пальцами я еще пытаюсь ухватиться за что-то, но они лишь скользят по гладкой деревянной поверхности, и я медленно сползаю на пол.

***

Иногда мне кажется, что умереть совсем не страшно. Вот, к примеру, сейчас такое ощущение, будто я плыву по громадному океану молочно-белого тумана. Тепло, и все тело такое легкое, словно и само соткано из невесомой материи. Здесь нет боли и душевных мук. Я тут всего лишь часть вселенной, совсем крошечная и незначимая крупица в плеяде различных человеческих судеб. До меня никому нет дела, я волен плыть, куда вздумается. Правда и направления здесь нет, перемен нет, эмоций нет. Лишь умиротворение и безграничный покой.