Из истории организации
… И вот, будучи в этой тематике, как ликвидатор-чернобылец я оказался делегатом 1-го учредительного съезда общественной организации «Союз Чернобыль». В 1989 году такой съезд прошел в Киеве, на нем были приняты очень судьбоносные решения, и там как раз прозвучало требование принять закон о социальной защите ликвидаторов и пострадавшего населения.
Было выбрано первое правление, и председателем его был избран как раз Лев Михайлович. Когда все эти события выборные на съезде прошли, Лев Михайлович меня пригласил и сказал: «Мы создали союзную организацию, ты в Свердловске, а теперь надо создавать организации на местах. Считай это моим поручением и займись!». Я вернулся со съезда, и долго ломал голову, как вообще подступить к этой задаче. Где искать этих чернобыльцев? Миллионный же город… интернета тогда еще не было, не выйдешь же на улицу с криком: «Ау, где вы, ребята…!» (смеется).
И вот тут по радио я вдруг слышу объявление о голодовке. Несколько человек, ликвидаторов, на Комсомольской в отделении гематологии «забузили». Их не устраивало лечение, обслуживание и прочее всё. Оказалось, их там не так мало находится на лечении. Тут я понял, что нужно туда бежать в первую очередь, отправился к ним, и так совпало, что они уже готовили такого рода собрание. А на нём и было озвучено, ребята, мол, чтобы нам решать проблемы чернобыльцев, надо создавать областную организацию.
И с этого момента всё стало как-то стремительно раскручиваться, я попал в число инициаторов этой организации, и потом, как ты знаешь, определенный период времени был ее первым сопредседателем. Случай нам тоже очень помог. В то время уже начиналась ломка всего и вся, близилось запрещение компартии. Демократия раскручивала обороты и началась кампания по выборности всех законодательных органов нашей власти. Ну и наш областной совет должен был переизбраться на новых принципах. А председателем облисполкома в то время был Воздвиженский.
Мы тогда с другими сопредседателями Трофимовым[4] и Дёминым[5] поразмышляли, как быть в этой ситуации, и решили обратиться к Воздвиженскому с предложением включить задачу создания организации участников ЛПА на ЧАЭС в программу его избирательной компании. Мне довелось с Воздвиженским эту беседу провести. Он – человек очень крупный, государственный, и мне не нужно было слов много тратить, чтобы он подхватил эту идею. Ведь таким образом он приобретал огромное количество безусловных сторонников, что было немаловажно. С тех пор процесс пошел семимильными шагами. При такой поддержке все вопросы, касающиеся регистрации организации, оформления бумаг и так далее стали очень быстро решаться, и организация задышала.
Такая связь времен: мы просто оказались колоссально в струе, когда проблемы чернобыльцев сплелись с общественными и политическими потрясениями смены власти. А проблем было много – и здоровье пошатнулось у чернобыльцев, и материальное положение ухудшилось, и в семьях пошли нелады – кого жены побросали, а кого по-другому как-то жизнь покалечила… Те годы я вообще вспоминаю с определенной дрожью: такого клубка проблем, мне после ни в одной ситуации жизненной не доводилось встречать. И наш институт сопредседателей и исполком (так тогда его назвали) союза «Чернобыль», не имея никакого опыта, еще толком ничего не зная – стал как-то всё это решать, «разруливать». Нашлись и деньги, чтобы помогать реально ликвидаторам, немало организаций, к которым обращались, стали выделять спонсорские средства. В общем-то вся эта работа для меня как вузовского работника, на котором еще и висят лекции, занятия, студенты, аспиранты… (смеется)… научные работы и так далее, отнимала, конечно, очень много времени. Ну а когда уже появился закон, появились определенные льготы для коммерческих организаций, которые становились «под крыло» союза «Чернобыль» тут уже я почувствовал, что это уже немножко не тот уровень. Непривычный, в частности, для меня. С афганской организацией ведь то же самое приключилось, когда огромное количество предпринимателей, предприятий всяких стало пытаться перерегистрироваться, как-то переоформиться под знамена этой общественной организации. Хотя кто-то как рыба в воде чувствовал себя. А я понял, что нужно отходить от этих дел и переключаться на свои родные задачи.
В конце концов, я отошел от дел, сохранив, конечно, связи. Единственно, в чем успел еще активно поучаствовать это в создании медицинского центра для ликвидаторов. Проходило же это сразу после регистрации нашего союза. Все члены исполкома, конечно, активно участвовали в этом процессе. Но как-то так получилось, что большинство ликвидаторов, сколь бы заметную роль они там не играли в самой общественной организации, люди-то были далекие от вопросов радиации. Большинство из них осознали, что-такое радиоактивность только на своем личном чернобыльском опыте. Ни образования соответствующего люди не имели, ни знания медицинских аспектов – профилактики или лечения таких заболеваний – люди просто не имели. Поэтому я на тот период, наверное, был полезен. Мне легче было разговаривать с врачами и специалистами по этим вопросам.
Главный врачом тогда был Кузьмин, человек, воспитанный в известном плане. Ведь наша 2-я областная больница, на базе которой центр создавался, была «вотчиной» КПСС, и обслуживала в первую очередь функционеров обкома партии и властных структур. И вдруг эта больница приобретает совершенно новый не свойственный ей набор функций, а врачи получают непривычный контингент больных людей, да еще и проблемы радиационной медицины, в которых, прямо скажем, мало кто тогда ориентировался. Да и в человеческом плане они как-то не очень воспринимали эту ораву чернобыльцев… (смеётся), вчерашних водителей, строителей, слесарей, монтажников и прочих «непривилегированных» членов общества. Ну и Кузьмин, конечно, как огня боялся всего этого, и изменить его отношение было трудно.
Хотя какой-то «нюх» у него все же был, жизнь, видимо, научила. Приближались большие перемены в стране. Он как-то гибко сориентировался, и в итоге удалось эту идею «продавить». Я помню было большое собрание всего коллектива этой больницы. Меня попросили там выступить и объяснить просто врачам, ради чего этот центр создается, какова специфика этих больных. И я как мог – тоже ведь не врач – объяснил им проблемы радиобиологии, мне знакомые: как воздействует ионизирующее излучение на организм человека, какими могут быть последствия и так далее. Объяснил, понятно, только на теоретическом уровне. Поначалу видно было, что коллектив больницы сильно настроен против и что этого всего им совсем не надо. Ну вот как-то удалось снять антогонизм, заинтересовать… И, в сущности, мы оказались тогда первыми в Советском Союзе, кто создал такой официальный центр. Первыми – из всех региональных организаций союза «Чернобыль», который объединял тогда без малого 800 тысяч ликвидаторов.
Плутоний как «момент истины»
– Николай Дмитриевич, поговорим о плутонии. Говорят, большая его часть вышла за пределы чернобыльского реактора…
– Давай-ка, определимся. Что именно вышло из реактора?… Топливо загружают в реактор в виде окисла урана, с обогащением по урану-235 в 2–4 процента… Вот факты, которые мы точно знаем: РБМК,[6] это уран-графитовый реактор, где уран в качестве топлива (190 тонн), графит – замедлитель нейтронов и вода – теплоноситель. Вот все основные компоненты реактора. Его запускают, и по ходу работы идет накопление плутония-239 и его более тяжелых изотопов, а также продуктов деления. Радиоактивность топлива при этом возрастает многократно! Среди продуктов деления есть радиоактивные благородные газы, которые просто в силу своей химической сущности, не соединяются с другими элементами, а норовят выйти наружу. И это создает проблему любой атомной станции, которая «газит» через вентиляционную трубу, которая у нее есть. А выпущенные кюри радиоактивных благородных газов, это штатный или регламентный выброс данной конкретной станции. Затем известные продукты деления – кроме многочисленных изотопов йода, это еще и цезий-137, стронций-90, которые у всех на слуху. Последние относительно долгоживущие, с периодом полураспада до 30 лет. Цезий, например, тоже образует большое количество летучих химических соединений при высоких температурах… Там же в топливе доходило до 2000 °C! Ну и остальные сотни и сотни различных изотопов, с периодом полураспада от какого-то количества лет до миллисекунд.