Это фиаско, братан. Что еще сказать.
Никогда не говори «никогда», очень верное выражение. Пожалуй, самая главная мудрость на свете. До сего момента Кирилл был полностью уверен, что день, когда он будет искренне рад видеть Ратмира, не наступит в этой реальности никогда. Но… он все же настал. Если бы старикашка (что ж он сгинул-то так невовремя) вернулся и использовал колдовские штучки не на недостойные своих седин пакости, а по прямому назначению, на благо народа то есть, кочевникам Кузькину мать показал, Кирилл, пожалуй, его даже расцеловал бы… скрепя сердце.
Ратмиру и настоящей Любаве прятаться за стенами княжеской крепости не нужно, разумеется, от них монголы давно уже по добру по здорову ноги уносили бы. Но он-то совсем другое дело, увы… волхв из него как царь Иоанн Грозный из управдома Бунши. Очень обидно и несправедливо (и вообще нечестно), что Любава в его теле сохранила свои паранормальные способности, а ему кроме ее очаровательной внешней оболочки милой блондинки не досталось ничего. Заполучить это тело себе он был когда-то (в недобрый час) очень даже не прочь, но про такой вариант реализации желания ни в жизнь не подумал бы. В капище делать ему абсолютно нечего, вся надежда на Любашин амулет.
Признаваться княжеским воинам, что царь-то ненастоящий, смысла не было, разумеется, только хуже станет. Или не поверят, или… право, не стоит фантазировать, и так настроение плохое. Поэтому Кирилл молча позволил усадить себя в седло впереди одного из сопровождающих (так они хоть уважают и лапать побаиваются) и, обреченно вздохнув, прикрыл глаза. Вот бы путь до долбаного капища продлился как можно дольше… желательно целую вечность.
========== Часть 5 ==========
Когда всё зависит только от тебя, а ты совсем ничего поделать не можешь, это, пожалуй, худшая пытка на свете. Особенно если «всё» не какая-нибудь ерунда, а вполне реальные жизни и смерти. Еле сдерживаясь, чтобы не начать бегать туда-сюда между равнодушных дубовых идолов, Кирилл по-прежнему не представлял, что делать. Хваленый амулет висел на шее бесполезной стекляшкой, ни на что не реагируя. Желание в сердцах швырнуть его куда подальше также пришлось с усилием подавить, а удар кулаком по сучковатому сосновому бревну только без толку поцарапал костяшки пальцев, не принеся ни малейшего облегчения. Каких-либо других идей не появлялось и взяться им было неоткуда.
Единственное слабое утешение (если можно так сказать), что кочевники, наверное, всё же не убьют его, даже скорее всего. Красивые девушки, как Любаша, дорогой и ценный товар, время такое, что поделаешь. За тысячу лет ничего не изменилось, всякие…ммм… монголы всегда питали особую слабость к славянским блондинкам. Сбежать от них, увы, вряд ли получится, монголы давно промышляют подобным и явно не дураки. Так и придется стать любимой женой какого-нибудь хана Батыя… или кто там у них сейчас? Ну не особо он может в историю, так получилось, и не хер ли с ним, если суть не меняется?
Роксолана, блин.
Да уж, хоть сколько-нибудь цензурных комментариев на такую перспективу и не дашь. Лучше пусть пристрелят нахер или башку отрубят, чтобы не мучиться.
Сдерживать себя, дабы не демонстрировать панику, приходилось в основном из-за крестьян, нашедших себе убежище в капище, и в весьма изрядном количестве как на грех. По славному дебильному народному обычаю в любой непонятной ситуации на защиту своих деревянных богов надеяться. И дети еще… Увидев босоногого светловолосого (как, впрочем, и все здесь) мальчонку лет пяти, испуганно цепляющегося за руку матери, Кирилл болезненно поморщился. Круглые светло-серые детские глаза, переполненные давно уже готовыми пролиться слезами, как раз с наивной надеждой остановились на нем, заставив испытать физически ощутимую боль, как от ожога.
Ну нет, нет никакого толка от чурбанов ваших деревянных, и от меня тем более. Бегите… глупцы.
Уже не один раз готов был заорать Кирилл, но пока молчал. Некуда им деться, куда ни кинь, везде клин… то есть песец. А вдруг все-таки…Совершенно безумная надежда, что, может быть, кочевники сюда и не придут — забудут, поленятся, будут побеждены доблестной княжеской дружиной, была жестоко разбита, даже не успев зародиться.
Вот они, гады… При виде появившихся у склона холма всадников в ушах совершенно определенно как наяву зазвучал похоронный марш.
— Бегите отсюда. — Кирилл очень старался, чтобы в звонком голосе Любаши не слишком явно звучали истерические нотки. — Боги не помогут вам сегодня! Быстрее… и в разные стороны.
Может быть, кому и повезет.
— С той стороны — торопливо показал он на проем в ограде с противоположной от приближающихся кочевников части. Рука почти не дрожала, не сильно, по крайней мере.
Если выйти поговорить с монголами, они наверняка отвлекутся на какое-то время… можно попытаться его потянуть. Если, конечно, не пристрелят издали, особо не разбираясь…Тяжелые с виду луки из потемневшего дерева всадники держали наготове, металлические наконечники стрел красноречиво поблескивали на ярком солнце погожего летнего дня. Хороший день, чтобы умереть.
Б — безнадега.
— Ратмир, ну где ж ты, мудила… сделай что-нибудь, пожалуйста! Помоги им! — Кирилл сам удивился помимо воли произнесенным вслух словам.
— Ничего не получается, дочка? Так и должно быть… долго же ты пыталась обойтись без меня, — в раздавшемся за спиной голосе прозвучало почти искреннее сочувствие. Если бы не холодные руки (Кирилл сразу понял, чьи, тут не ошибешься), по-хозяйски обнявшие его сзади, он совершенно точно упал бы… в глазах потемнело, и желудок резко устремился куда-то вверх, в последний раз ему довелось испытать подобное, неосторожно приобретя билет на американские горки.
Ратмир.
В отличие от Любавы, папаша отреагировал на обращение сразу, будто только этого и ждал.
— А почему… почему так и должно быть? — машинально задал бессмысленный и не способный ничего изменить вопрос Кирилл.
Неужели старикашка все понял?
— Потому что ты не можешь идти против меня… амулет и право отца не дадут тебе.
Дурнота и слабость продолжали накатывать все сильнее… его сейчас стошнит, если Ратмир не перестанет так прижиматься.
Слава Богу, это не то.
Великий колдун все же пока не понял, что он не вполне его дочь на самом деле. Хорошо это или плохо, Кирилл мог только догадываться, точнее уже не мог… Чтобы суметь отстраниться от Ратмира, потребовались все оставшиеся силы. Что он там только что сказал? Неужели…
— Это твоя работа, Ратмир? Кочевники… — попытаться заглянуть Ратмиру в глаза было выше его сил, на ногах бы устоять, — остановите их… папа, или…
— Ты еще так похожа на человека, Любава, — усмехнулся колдун, опять кладя руки ему на талию. — И все-таки передумала, я правильно понял?
— А если нет? — Кирилл попытался сбросить вытягивающие казалось уже последние остатки сил и разума мертвые ладони… Расходящиеся от них по всему телу волны озноба оставляли только одно желание — избавить себя от бессмысленной борьбы с неизбежным и, закрыв глаза, наконец упасть в похожий на смерть обморок… в объятия колдуна.
— Кочевники очень жестокий и примитивный народ, Любава, — осуждающе покачал головой Ратмир, — даже для этого мира. Ты же сама знаешь, какие у них обычаи. Пленников иногда варят заживо в большом котле… там, кажется, был один маленький мальчик, помнишь?
Да как… как такое вообще возможно? Почему все это происходит с ним… за что?
Дойдя до готового окончательно померкнуть сознания, чудовищно невозможные слова Ратмира подтолкнули его к свету.
— Нет… это невозможно… — одними губами обреченно прошептал Кирилл, больше не пытаясь отодвигаться. Что старый волхв не шутит и не пытается обмануть, он понял сразу и совершенно отчетливо.
— Эх, Любаша… фигня твой амулетик. И папаша мудак редкостный, — непонятно зачем то ли подумал, то ли все-таки сказал вслух Кирилл… И уже однажды испытанное ощущение обжигающего прикосновения маленькой ледышки к обнаженной груди заставило, как и в тот раз, слегка подпрыгнуть от неожиданности.
