***
Чао, бамбино, сорри…
Привязавшаяся со вчерашнего дня приятная легкая песня продолжала звучать в голове. Если все же доведется задержатся в этом мире или даже остаться навсегда, приверженность стилю ретро в музыке не покинет ее до конца, всегда будет любо. Композиции девяностых и позже откровенно не ее, их только во время еды хорошо включать, если стоит задача вес сбросить. Сразу и голова разболится, и аппетит пропадет, и захочется сбежать, не доев. Может, еще и правда придется, с ее безответной любовью к сладостям из местных супермаркетов. И чипсам с сухариками, что это безобразие, понятно. Покосившись на уже вторую за сегодня «Аленку» с мягкой карамелью (правильный горький шоколад по вкусу ей совершенно не пришелся… гадость… и доедать не стала), Любава после секундной борьбы с самой собой отломила большой кусок и, зажмурившись от удовольствия, целиком засунула в рот.
Зажигательная мелодия замечательно подходила к настроению. Полузакрыв глаза (вид нынешнего отражения всегда сбивал), Любава пританцовывала, сильно покачивая бедрами, что больше походило на восточные танцы, и делая словно подсмотренные у тех же знойных танцовщиц движения руками, благо свидетелей поблизости не было. В этом теле оно конечно… ну такое.
Ощущение, что жизнь налаживается, как-то незаметно и поначалу робко вошло в ее душу и даже начало потихоньку укореняться. Она точно будет скучать по этому гостеприимному миру, когда придется уйти. Он так разнообразен и прост, целостен и противоречив… не идеален, конечно, но удобен и безопасен, по сравнению с предшественниками. В нем можно просто жить, наслаждаясь маленькими радостями… многие современники, в отличие от нее, не чувствуют и не ценят своего счастья, считая само собой разумеющимся. Кое-кто даже неосмотрительно мечтает попробовать другой мир, похожий на тот, откуда пришла она, например, не имея представления, что это на самом деле такое. Да они бы там и дня не прожили… глупые. Романтики им не хватает с острыми ощущениями. И стрелы в задницу от кочевников, что может быть острее?
Любава снисходительно улыбнулась, заглядывая в зеркало, больше не видеть там свое двадцать предыдущих лет родное лицо так пока и не стало привычным.
Жаль, но гости не остаются навсегда, рано или поздно их время под чужим кровом истекает.
Это просто отпуск, отдых от обязанностей, всего того, что постоянно приходится делать помимо желания (поиграть в футбол, ей даже начало уже нравиться, кстати, ни в какое сравнение не идет), ненавистного амулета на груди. Больше его не чувствовать странно и непривычно… и так радостно. Это свобода… понять всю ценность которой способен только тот, у кого ее нет. Впрочем, об этом она, кажется, уже думала, хватит о грустном.
Какое же счастье, что проклятый кулон Ратмира больше не холодит ей грудь, как мерзлый могильный камень, как… как сейчас.
Иногда сияющее лето может кончиться в один миг, краски померкнуть, листья облететь и рассыпаться в прах под ставшим блеклым и холодным солнцем. В кошмарных снах о конце мира, например.
Может, показалось?
Нет… прикосновения обжигающего холода будут преследовать ее всегда, даже в вымышленном христианском Аду, и там достанут.
Что-то… что-то случилось. Ей не убежать от этого. Да она и не хочет.
Звучащая в голове мелодия оборвалась на полуслове, растянутые в глуповато-счастливой улыбке губы сжались, недоеденный шоколад полностью потерял вкус. Вот и все, кажется… кончилась сказка. Амулет звал ее, только на этот раз не выполнять волю Ратмира, а наоборот. Она теперь может бороться с ним… но бороться не значит победить. Ратмир сошел с ума… или просто стал настолько далек от всего человеческого, что его необходимо остановить. Она обязана попробовать и хочет. Хотя Ратмир и ее отец, она уже не чувствует к нему ничего, кроме этого желания… причем, кажется, давно. Что-то до сих пор мешало ей это осознать, чертов амулет, наверное.
Как прийти на зов амулета, Любава поняла сразу, все именно так, как она надеялась. Ратмир зачаровал амулет на нее, ее кровь и душу, и теперь он мог соединить их вместе… в одном мире. Ей не нужно искать портал — где он в этом мире, Любава так и не поняла. Прямо на проезжей дороге, что ли, или просто не имеет постоянного места? Сейчас это совершенно неважно… надо только не сопротивляться, ее душа, следуя зову, перейдет грань и благополучно обретет тело, так она прочла в одной из книг Ратмира, по крайней мере. Без разрешения, он потом ее наказал. Отец всегда умел это делать… и явно любил.
Ратмир никогда не жалел меня… и вообще никто. Только наверное… да, подобное было с ней первый и единственный раз.
И в итоге все закончилось точь-в-точь согласно пословице «Не делай добра — не получишь зла», к сожалению. Но она не хотела делать никакого зла и не собиралась… все само как-то получилось. Хотя почему же закончилось? Еще нет, она сейчас все исправит.
========== Часть 6 ==========
Комментарий к Часть 6
К главе очень подходит вот это. Даже слушала, когда писала))
https://music.yandex.ru/album/3599393/track/361414?from=serp
Родной мир встретил Любаву совершенно свободным от вездесущего запаха бензина, нагретым летним солнцем воздухом. Пожалуй, единственное, в чем ее мир лучше. Здесь были только запахи цветов, засыхающей травы, речной свежести и иногда хвои. Правда, сейчас еще и гари, резко и неприятно нарушающей гармонию.
Гари? Что же здесь происходит?
Материализовавшись буквально из воздуха (она даже не почувствовала ничего, что обычно бывает при переходах и трансформации), Любава все же не удержалась от беглого осмотра самой себя, насколько оно возможно без зеркала, конечно. Да, она по-прежнему в облике Кирилла и всё более чем материально. Живая и смертная… к сожалению.
Что осталось в том мире и как в него вернуться сейчас — не важно. Потом увидит… если увидит. Да и не нужно ей возвращаться.
Жаль… она на секунду всё же успела понадеяться, что окажется в своем настоящем теле и недоразумение закончится… для Кирилла, по крайней мере. Но как и следовало ожидать — не так всё просто.
Кочевники… Ратмир призвал их. Жгут… и убивают. И всё ради того, чтобы принудить ее. Он сумасшедший!
Любава физически ощутила неудержимо поднимающуюся внутри волну плотной горячей злости, от которой опять засветились синим глаза. Здесь у нее есть силы, и много. Правда, у Ратмира всё равно намного больше, его вообще невозможно убить, как говорят. Или всё же можно, но как, она не знала. Ратмир, естественно, предпочитал не сообщать эту маленькую деталь никому, в том числе и ей. С ним придется встретиться потом, и, возможно, закат этого дня станет для нее последним… даже скорее всего. Но это позднее, сначала она разберется с кочевниками, с ними проблем не будет.
Ратмир, насколько она его знает, не станет вмешиваться. Отцу плевать на людей, так всегда было и будет. Из-за гибели недавних союзников даже бровью не поведет, просто потом найдет новых, если потребуются. Он спокойно подождет в надежде, что бой вымотает ее. Интересно, Ратмир правда так и не понял, с чем имеет дело? Или всё знает и оно ему только на руку?
Менять облик на собачий всегда было легко, и, несмотря на неизбежно сопутствующую трансформации боль, приятно. Давненько уже не доводилось… пора вспомнить. Мир, отраженный в собачьих глазах, виделся как родной, чуть ли не более родной, чем человеческий. Наверное, душа собаки больше всего соответствует ее собственной. Это ее самая сильная сторона, пожалуй, единственное, что она могла лучше Ратмира. Волки и собаки безошибочно чувствовали человеческую старшую сестру издалека, понимали с полуслова, или с полувзгляда.
Простите, братья и сестры. Кто-то из вас погибнет сегодня.
Невольно взвизгнув от боли (при трансформации кости словно ломались и срастались заново), большая серая собака, та самая, что случайно прыгнула в проход между сосен, громко завыла, вытянув острую морду к полуденному солнцу. Обычно ее собратья обращали свои песни к луне, но это была не просто песня, а призыв, короткий вой прозвучал требовательно и нетерпеливо, как приказ. Из-за кромки леса почти сразу послышался чуть приглушенный расстоянием ответ, и уже через пару минут на опушку друг за другом начали выскакивать серые тени. Лесные хищники, зло скаля зубы и вздыбив шерсть, образовали некое подобие строя, как кочевники перед набегом на ничего не подозревающую мирную деревню.