– В смысле внешне? – уточняет Аджита, мысленно надеясь, что он это имел в виду.

– Заткнись, – говорит он, так и не взглянув на нас. – Пойду заплачу за коктейли.

А затем Дэнни выскальзывает из-за стола и подходит к кассе, где грудастая девятиклассница приветствует его с таким восторгом, на который только хватает ее мизерной зарплаты.

– Что это было? – шепчу я Аджите, настолько потрясенная, что даже не могу придумать шутку. – Он считает меня забавной? А потом он заявит, что я вполне порядочный человек?

– Давай не будем забегать вперед, – поспешно отвечает она. – Хотя… Он что, платит за коктейли? Дэнни. Платит за нас. Почему? Он все время обманывал нас? Он тайный миллионер[9]? Кажется, последнее, что он мне покупал, – это пачка тампонов, – чтобы показать, что я слишком остро отреагировала на что-то в споре с ним.

Расставшись с бабками, Дэнни с довольным видом прячет кошелек в карман джинсов и возвращается к нашей кабинке. По пути он чуть не сталкивается с официанткой, несущей три клаб-сэндвича, отчего Пикачу на его футболке вызывающе улыбается. Она одаривает Дэнни неодобрительным взглядом, но он так пристально смотрит на меня, что не замечает этого. А затем и вовсе улыбается какой-то странной, застенчивой улыбкой, какую я никогда раньше не видела у него на лице. Улыбается. Дэнни. Я серьезно.

Что, скажите мне на милость, это за хрень?

07:41

Вселенная причудлива. Мои родители были совершенно здоровы и счастливы, когда их машину снес грузовик с пьяным водителем [и, очевидно, напился не только водитель, но и грузовик, иначе все закончилось бы по-другому]. Бум – и они умерли в одно мгновение. Зато моя бабушка Бэтти, женщина, воспитывавшая меня с того дня, постоянно жалуется врачу, что скоро умрет из-за избыточного веса, но до сих пор пинает меня под задницу и постоянно контролирует.

Как бы то ни было, несмотря на неоднократные советы врача перестать есть жиры/сахар/углеводы и прочие вкусняшки, Бэтти готовит этим утром гренки на завтрак. Они всегда получаются невероятно вкусными, потому что ей приходится по восемьсот семь раз на дню подавать подобные блюда в кафе. Наша крошечная кухня с таким старым гарнитуром, что он снова вошел в моду, наполнена ароматами сладкой корицы и бекона в кленовом сиропе. Из старого радио в углу доносится приставучая реклама.

– Что сегодня в школе, малышка? – насвистывая, спрашивает Бэтти, делая вид, что не замечает, как я подкармливаю Дамблдора под столом. [Между прочим, Дамблдор – это наша такса. Я не прячу у себя на кухне призрака могущественного волшебника.]

– Да как обычно. Буду притворяться, что мне интересна периодическая таблица. Будто знаю, что такое тектоническая плита. В тысячный раз попытаюсь, но, как и всегда, мне вряд ли удастся, выпросить освобождение от физкультуры.

Я помешиваю сахар в двух чашках кофе, которые стоят на пачканной-перепачканной стойке [попробуйте сказать это быстро пять раз и не сбиться].

Это наше обычное утро: она готовит завтрак, я – кофе, и мы беззаботно болтаем о планах на день. Так было всегда, сколько я себя помню.

– Хочешь, я напишу записку учителю? – спрашивает она. – Объясню, что твои родители недавно умерли и тебе тяжело.

– Учитывая, что это случилось тринадцать лет назад, не думаю, что они купятся, – фыркнув, отвечаю я и продолжаю: – К тому же недавно пара учителей довольно хорошо отозвались о моих карьерных начинаниях. И это побуждает меня появляться на уроках чаще, пусть даже просто для того, чтобы показать, что мне не плевать на свое будущее.

Когда все готово, мы усаживаемся за наш миниатюрный деревянный столик. Сложенные в стопку гренки немного напоминают Пизанскую башню. Бабушка внимательно слушает о вчерашнем разговоре с мистером Русенквистом, о том, что он швед до кончиков волос, а также о его восхищении моим желанием писать скетчи, которые я категорически запретила ей читать, но она все равно это делает. Затем я рассказываю о последующей удивительной встрече с миссис Крэннон и о том, что от их с мистером Русенквистом воодушевления я становлюсь более уверена в своем странном фирменном стиле: сочетании общественной критики и многочисленных сальных шуточек.

– Меня не удивляет их восторг, малыш, – говорит она. – Ты смешная. Но почему ты никогда раньше не говорила про сценарий?

– Наверное, потому что стеснялась, – признаюсь я. – Что какой-то подросток может знать о написании сценариев фильмов? Чувствую себя шарлатанкой.

Я почти решаюсь рассказать ей о своих страхах оказаться ненужной в Нью-Йорке или Голливуде, если у меня получится когда-нибудь туда попасть, но мне не хочется, чтобы она переживала. В глубине души она знает, что я не страдаю из-за нехватки денег и не корю ее из-за нашего затруднительного положения. Но если она узнает, что из-за этого пострадает моя карьера, она станет винить себя. А это последнее, чего бы мне хотелось.

– Если бы твоя мама была здесь, она бы сказала… – усиленно моргая, Бэтти замолкает. Она редко заканчивает фразы о маме. Поэтому не удивительно, что она тут же делает равнодушное лицо, а я не пристаю с расспросами. – Ты не должна чувствовать себя шарлатанкой. Все с чего-то начинают, верно?

Верно. Но большинство успешных людей – не с этого.

– Может, нам снова купить тебе камеру? – говорит Бэтти, потягивая свой кофе через соломинку. – Я так много в последнее время беру двойных смен в закусочной, что уже нет проблем с квартплатой. И, если ты заметила, мы даже едим не просроченный бекон. Можно сказать, шикуем. Так что, думаю, мне не составит труда наскрести пару центов на подержанный фотоаппарат и объектив или два. Ну, если ты хочешь.

У меня сдавливает грудь. В начале года, когда я осознала, что хочу стать комедиантом, Бэтти купила мне камеру и освещение, чтобы я могла запустить свой канал на YouTube. Я сняла пару видео, и мне это понравилось. Да и люди неплохо отреагировали. Одно видео даже разошлось по сети. Но из-за долгой и холодной зимы, растянувшейся до самого апреля, в «Закусочной Марты» мало кто появлялся, поэтому Бэтти почти не работала. И в итоге мне пришлось заложить камеру, чтобы оплатить счета за газ. Это отстойно, но иногда не остается выбора.

– Нет, все в порядке, – уверяю я Бэтти. – Я хочу побольше времени уделять написанию сценариев. А для этого нужен лишь работающий компьютер, а если произойдет худшее, я могу отправиться в библиотеку. – Я с благодарностью улыбаюсь ей. – Но спасибо. Я обещаю, что верну тебе деньги, как только соберу полный стадион Мэдисон-Сквер-Гарден со своим стэндап-шоу.

Какое-то время мы еще беседуем о моем странном фирменном стиле – свое неподобающее чувство юмора я унаследовала от Бэтти. Затем она рассказывает мне о том, что в ее молодости считалось для женщины неприличным отпускать грязные шуточки или пародировать политиков. И что это вызывало у бабушки желание почаще так делать.

Каждый раз, когда я распускаю нюни из-за того, что родителей нет рядом, или безденежья, я тут же напоминаю себе, как мне повезло, что меня воспитывает такой невероятный человек, который научил меня смеяться в любой ситуации.

Я люблю бабушку. Особенно в такие моменты, когда она кормит хрустящим беконом упитанную собаку-сардельку и напевает детские песенки, дополненные собственными рифмами. Сегодня это: «Крошка Бо Пип потеряла овечек и не может их найти. Просто она чертовски безответственный человечек, и не стоило их ей пасти». Впихнуть две последние строчки в ритм песни сложно, но у нее это получается.

08:16

Дэнни ждет меня у выхода из моего жилого комплекса, чтобы вместе отправиться в школу, как мы делали последнее десятилетие. Я решила выкинуть из головы его вчерашнее странное поведение в закусочной и списать это на необъяснимую аномалию, которая никогда не повторится.

– Доброе утро, – чирикает он, как какаду, ну, или кто-то подобный. Как и большинство людей, я плохо разбираюсь в птицах. А потом – ТАДАМ! – он вручает мне бумажный стаканчик, над которым витает пар и аромат кофе.