Весь мир, казалось, вращался вокруг всеобщего посмешища. А центром вращения оказались Кавалер и Джек. Все в этом людском зоопарке можно было предсказать заранее. Не видать Кавалеру никакого очередного повышения по дипломатической линии. Отныне он твердо знал, какой будет его жизнь после отставки: безмятежной, занимательной, и никакие страсти ее не потревожат. Может, лишь один вулкан преподнесет сюрприз.
1766, 1767, 1777… 1779. Извержения становились все сильнее и интенсивнее, и каждое обещало, что следующее будет еще красочнее и внушительнее. Последнее же оказалось мощным, как никогда. Двери и окна в его загородной вилле под Портичи раскачивались на шарнирах и петлях. Джек нервничал, прыгал, с перепугу забился под стол и спрятался между ног хозяина. Кэтрин, которая, как и слуги, терпеть не могла макаку, прикинулась, что ее якобы беспокоит состояние малютки и она боится за него. Джеку дали немного настойки опия для успокоения, и Кэтрин снова села за клавесин. «До чего же Кэтрин восхитительна!» — подумал Кавалер.
Наблюдая за вулканом с террасы, Кавалер увидел выброс белого пара, за ним последовал другой, в небе возникали облако за облаком высотой и размерами раза в три больше самого вулкана, постепенно в них появлялись черные прожилки, точь-в-точь как описывал извержение Плиний Младший: временами белые, иногда грязные, темные пятна, в зависимости от того, сколько пепла и пыли скопилось в облаке. Затем налетела летняя буря, воздух раскалился, а через несколько дней из кратера вырвался гигантский язык красного пламени. Гора, расположенная в нескольких километрах от города, светилась столь ярко, что можно было читать даже в темную ночь. В письме, адресованном Королевскому научному обществу в Лондоне, Кавалер подробно описывает эти мрачные грозовые тучи и яркий столб огня с выплескивающимися протуберанцами, которые прекрасны и кажутся не такими уж страшными.
Взойдем же и мы на вулкан, чтобы получше определить степень его ярости, масштабы возможных разрушений и проверить свою готовность выдержать его натиск, о чем имеется смутное предположение.
Не зная усталости совершал Кавалер свои восхождения, пока вулкан дремал целых пять месяцев, и мысленно прикидывал, какое зло могут причинить спящие внутри его силы. Спустя много лет он опишет в своем произведении «Джулиетт», на что походил вулкан, готовясь к небывалому доселе злодеянию, когда героиня рассказа взбиралась на него вместе с двумя сопровождающими. Одного из них, довольно нудного мужчину, она быстренько спихнула в огненную бездну, а с другим, приятным и обходительным, — вступила в половую связь на самом краю кратера.
Утомлялся же Кавалер, когда начинал думать об угрозе, не в силах вообразить ее реальность. Он не беспокоился, что перестанет испытывать любовь к вулкану. Для него гора представляла собой источник надежд и сладких предвкушений. Могучий гул Везувия, исходящий из его нутра, обещал нечто такое, что он уже ощущал, когда собирал свои коллекции. Пока же вулкан еще окончательно не пробудился.
Май 1779 года. Склон Везувия, ярко освещенный пылающим оранжевым светом от раскаленных камней. Кавалер неподвижно стоит, широко раскрыв светло-серые глаза. Земля под его ногами гудит и трясется. Он чувствует, как дрожат ресницы на его веках, как шевелятся брови от дуновения раскаленного воздуха. Выше подниматься уже нельзя.
Угроза явно не под землей, а в смертоносном воздухе, жар которого становится непереносимым. Твердо держась на ногах, не спотыкаясь, Кавалер и Бартоломмео двинулись по склону наискосок, подальше от потока лавы, против ветра, чтобы не попасть в волну надвигающегося удушливого дыма, а за спиной у них падали раскаленные камни, вылетающие из жерла вулкана. Вдруг ветер переменился, и прямо в лицо пахнуло едкой обжигающей серой. Ослепляющий, едкий дым, обволакивающий со всех сторон, отрезал путь к спуску.
Повернуть налево — там глубокая пропасть. Направо — поток раскаленной лавы. В замешательстве Кавалер встал как вкопанный. Хотел обратиться к Бартоломмео, а того и не видать в клубах дыма. Где же он все-таки? Оказывается, вон там, идет почему-то в другую сторону, кричит что-то и манит к себе. Там можно пройти!
Но путь преграждает поток бурлящей, шероховатой, желтой лавы, шириной метров двадцать.
— Вон там идите! — кричит Бартоломмео, показывая рукой в другую сторону.
Одежда Кавалера вот-вот станет тлеть и вспыхнет. Дым разъедает легкие, обжигает глаза. А впереди полыхает море огня. «Нет, кричать не буду, — говорит он сам себе. — Впереди смерть».
— Идите смелее! — громко подбадривает его Бартоломмео.
— Не могу, — тяжело стонет Кавалер, не понимая, как его паж смог устремиться навстречу лаве.
Удушливый дым, призывные крики мальчика — он глубоко ушел в собственные мысли и ничего не соображает. Бартоломмео легко ступил на пласт лавы и стал переходить ее. Христос, шагающий по воде аки посуху, вряд ли бы удивил своих последователей, увидь они это новое чудо. Ноги мальчика погрузились в магму. Кавалер, не мешкая, последовал за ним. Он почувствовал, будто шагает по живой плоти. Там, где шел паж, лава выдерживала тяжесть человека. В мгновение ока они перебрались через поток, но тут опять в лицо задул ветер, заставляя кашлять от сернистых паров.
Глянув на свои покоробившиеся от жары башмаки, Кавалер перевел взгляд на Бартоломмео, протиравшего здоровый глаз грязным кулаком. Впечатление было такое, будто его ничто не брало и он оставался неуязвим. Кавалер был со своим Циклопом, король кубков со своим шутом. Может, и не такой неуязвимый, но все же в безопасности. В безопасности благодаря шуту.
Август 1779 года. Суббота, шесть часов вечера. Сильнейший подземный толчок потряс фундамент загородной виллы Кавалера, расположенной у самого подножия горы, а может быть, и причинил кое-какие разрушения. Но он в это время находился в безопасности, в своем городском дворце, в обсерватории, и наблюдал, как из вулкана вылетел целый град раскаленных камней. Через час из кратера стал подниматься столб огня и вскоре достиг немыслимой высоты, вдвое превышающей саму гору. В этой гигантской (три с лишним километра) огненной колонне сверкали то тут, то там вперемешку с клубами черного дыма зигзаги ярких молний. Солнце померкло. Неаполь окутало черное облако. Театры закрылись, а церкви, наоборот, — открылись, и туда потянулись длинные процессии, люди теснились кучками около часовен и зажигали свечи, моля святого Януария отвести беду. В кафедральном соборе кардинал высоко, чтобы все видели, поднял сосуд с кровью этого святого. И принялся нагревать сосуд, держа в своих ладонях.
— А ведь лучше смотреть вблизи, — сказал Кавалер, имея в виду не ожидаемое чудо с сосудом, а извержение вулкана.
Он позвал Бартоломмео, сел на мула и отправился вдоль ярко освещенных улиц за город, в ночную темень, а затем по мрачным дорогам, мимо полей с сожженными жаром деревьями и обугленными виноградниками, напрямик к пылающему вулкану.
И вдруг в этот самый момент извержение прекратилось, и все погрузилось в темноту. Лишь на самом верху склонов Везувия ярко светились раскаленные камни и угли да текли тонкие ручейки медленно остывающей лавы.
Спустя час, когда уже всходила полная луна, Кавалер добрался до деревни внизу склона, наполовину занесенной вулканическими шлаками и высохшим от жары пеплом. Луна к тому времени поднялась еще выше. Черная от пепла, полуразрушенная деревенька казалась мертвенно-бледной в ярком свете ночного светила.
Кавалер слез с мула и передал поводья Бартоломмео. Он увидел залитые лунным светом проходы между домов, где все еще мерцали остывающие угольки и виднелись закопченные куски вулканических выбросов. Деревню буквально забросало тяжелыми камнями, вес некоторых из них достигал сорока килограммов; сгорело всего несколько домов, но целых стекол нигде не осталось, у некоторых жилищ рухнули крыши.
К нему подошли местные жители с перепачканными сажей лицами, с горящими головешками или факелами в руках, пожелав рассказать, что здесь произошло. Да, они прятались в домах, а что еще оставалось делать? Другие выскочили в суматохе на улицу, закрыв голову подушками, столами, стульями или крышками от корзин для винных бутылей, и теперь разбредались по своим углам. У кого-то были травмы от камней, кое-кого обожгло горячим пеплом и парами серы. Кавалеру поведали ужасные истории. Потом его повели показывать одну семью, которая заблаговременно, за день до извержения, устроила себе укрытие, но, несмотря на это, все погибли. («Никто не уговаривал их бежать в подвал, ваше превосходительство, и прятаться там».)