- По пояс? Это как?
- Когда метёт несколько дней подряд, то может и намести сугробы до пояса. И тогда надо тратить несколько часов в день, чтобы разгрести снег от двери и до улицы.
- Хорошая зарядка, – смеётся Дора. – Пока помашешь лопатой…
- Во-во. Ещё, у кого печки в доме, те тоже дважды в день греются. Первый раз – когда дрова колешь, второй – когда они горят.
- Мы тут тоже это прочувствовали. Помнишь, когда ты устроил в школе лесоповал?
- Я и сейчас там это устраиваю. Кентавры уже Хагриду жаловались, что я в процессе почти половину их племени извёл. А вот не хрен копьями махать!
- Это да, – улыбается Дора. – В конце концов, не хотят по-хорошему – ты вправе с ними разобраться.
- Что я с успехом и делаю.
Тем временем за окном метель переросла в бурю, вокруг соседних крыш завыло-застонало. Дора прижалась ко мне, обхватив со спины.
- Как красиво… зловеще красиво… – прошептала она, глядя, как в свете фонарей кружится снежная круговерть. А я потянулся за гитарой, и спел песню, как раз под стать сегодняшней погоде:
Коронована луной,
Как начало, высока,
Как победа не со мной,
Как надежда, нелегка.
За окном стеной метель,
Жизнь по горло занесло.
Сорвало финал с петель,
Да поело всё тепло…
Играй, как можешь, сыграй,
Закрой глаза и вернись,
Не пропади, но растай,
Да колее поклонись.
Моё окно отогрей,
Пусти по полю весной.
Не доживи, но созрей,
И будешь вечно со мной,
Ты будешь вечно со мной,
Ты будешь вечно со мной…
Со мной…[61]
Дора подтягивала следом за мной, понимая смысл спетого через связь душ. И даже когда песня уже закончилась, мы ещё долго всё так же сидели, крепко обнявшись…
Второго января настала пора отправляться обратно в школу. Снова встречаемся со всеми нашими, за вычетом отбывших в Ирландию Шеймуса и Ханны. Эх, придётся теперь Фреду с Джорджем за четверых хулиганить – впрочем, для них это не проблема. Теперь шесть человек помещаются в одном купе, а всех остальных мы посылаем лесом.
Пир «за встречу» прошёл, как и всегда, а вот по пути от Большого Зала к нашему общежитию наткнулись даже не на одного, а на десяток расплодившихся какодемонов. Запихнув девчонок себе за спины, в три огня совместно с Фредом и Джорджем расстреливаем красных гадов, и тушки они забирают себе – на зелья.
Люпин дожидался первого урока Защиты, чтобы вызвать меня к себе.
- Всё-таки это ты тот самый таинственный жених дочери Андромеды.
- Он самый, профессор Люпин. А в чём дело-то?
- Я бы посоветовал тебе не переходить мне дорогу. Пока по-хорошему. Оставь её, ты можешь найти себе другую.
- А я бы посоветовал Вам оставить в покое нас. И больше никогда, мать Вашу, никогда не возвращаться к рассмотрению этого вопроса. Дора – моя женщина, и за неё я любому глаз на жопу натяну. И не посмотрю, что это старинный друг родителей.
- Гарри, Гарри, но откуда у тебя такое неуважение к старшим? Я ведь держал тебя на руках…
- А потом где и что Вас носило все эти годы? Бродяга сел, так он потом и вышел, и говорил, что ни с освобождением Вы его не поздравляли, ни на свадьбе Вас видно не было.
- Но Гарри, профессор Дамблдор сказал нам всем, что Сириус предал твоих родителей!
- Чё? Дамблдор, мать его? А то, что он определил меня в такие же условия, что и у Бродяги, это как, типа не считается? А на самого Бродягу этот же самый бородатый великомудрый пердун ярлык наклеил, не разобравшись, как следует, в обстоятельствах дела, это как, тоже само собой разумеющееся?
- Гарри, ты задаёшь слишком много вопросов.
- Потому что я, мать Вашу, хочу получить на них ответы. Главный из них – где были все эти «друзья-приятели» все те десять лет, что были до моего поступления в школу. У Бродяги хоть оправдание есть, он сидел. Тед и Андромеда не меньше сотни прошений в министерство накатали с просьбой найти меня и определить к ним под опеку, но на всех всё та же отклоняющая подпись Дамблдора стоит. Боунсы и Гринграссы аналогично, сами говорили. Так что… один сидел, другим намеренно не позволяли, а Вы-то где были?
- Ну, ты же понимаешь, Гарри, у таких, как я, есть свои сложности с работой и жильём…
- Допустим. Но Вы ведь могли, раз уж так, всё равно передать меня под опеку тем, кого хорошо знали – Тонксам, Боунсам, Гринграссам, в конце концов, раз сами не можете… Но нет, Вы предпочли вообще исчезнуть бесследно, а теперь туда же – «лучшие друзья» с моим отцом, надо же, как романтично, аж прям расплачусь… Лучшие друзья, к Вашему сведению, не верят на слово третьим лицам и не предают по голословному обвинению. Даже если это обвинение выдвигает тот, кто сам себя объявил богом и сам себе присвоил право распоряжаться судьбами других людей. За что в конце концов и получил ровно то, чего так страстно добивался.
- Не говори так о Дамблдоре, Гарри! То, что он в больнице, не даёт тебе права так о нём отзываться!
- Напротив, профессор Люпин, у меня есть полное право именовать Дамблдора выжившим из ума старым маразматиком, поскольку за два года я пришёл к пониманию того, что он есть такое. И не Вам, профессор Люпин, меня переубеждать.
- Но я повторяю тебе, Гарри: если ты не хочешь неприятностей, то послушай меня! Оставь её, и я думаю, что ты понимаешь, кого я имею в виду.
- А я предупреждаю Вас, пока ещё, мать Вашу, предупреждаю, ёпт… нах…, что любая, подчёркиваю, ЛЮБАЯ попытка посягнуть на мою женщину и наше с ней счастье – и кое-кто горько об этом пожалеет. К Вашему сведению, во всех нормальных странах низших оборотней, тех самых, что передают свою заразу через укус, приравнивают к тварям Хаоса и уничтожают на месте. Так что зарубите себе на носу, …Sie unglücklicher Schweinhund62, Sie verflüchtes Mistvieh63, Sie beschissenes Arschloch64… Ваш слишком непомерный аппетит может очень плохо для Вас кончиться. Урою и не поморщусь. Вам кто-нибудь рассказывал о том, как в школе образовался полноценный демон Хаоса?
- Н…нет… – опешил Люпин. – Откуда?
- Спросите у профессора Флитвика, он может многое об этом рассказать. Пока же… всего хорошего, и помните о том, что Вас предупредили!
Вот же хорошо, что связь душ есть! Сам-то я немецкий язык помню со школы довольно смутно, так нахватался арийских слов, и ругани в том числе, по связи душ от Светы – здесь немецкий язык имеет статус основного иностранного как язык главного союзника России. Так что все наши, во всяком случае, курсанты военных и специальных училищ точно, учат немецкий в обязательном порядке, так же как и немцы учат русский.
«Вов? Любимый, что такое?», пробивается Дора. «Опять чувствую, как ты на кого-то зол».
«Люпин, мать его, этот волчара позорный опять тебя хочет добиться».
«Я же ему сказала яснее некуда, что он мне не нужен… и мы ведь с тобой ему это показали воочию».
«Только что пришлось объяснять ему это снова. Ещё один такой диалог про белого бычка – и я могу не выдержать».
«Тише, тише, любимый мой, всё хорошо, я с тобой, я никуда от тебя не уйду…»
«Дора, любовь моя… Никому тебя не отдам! Сам лягу, но ему ты не достанешься».
«Не говори так! Ты мне живым нужен! Живым и здоровым! И Свете тоже… Куда мы без тебя?»
«А я – без вас…»
Дора обдала меня волной нежности и любви, и мою злость куда-то вымело. Следом добавила свою долю и Света, тоже догадавшаяся о причине моего хренового настроения. На том в тот вечер вопрос и заглох, однако Бродяге о неположенных поползновениях одного из его старых приятелей я таки написал. А тот, зуб даю, однозначно сказал и своей супруге. В ответ от четы Блэк прилетело письмо с повторным предупреждением об опасности оборотней, и рецепт по зачаровыванию серебряных пуль, неведомо откуда Бродягой вытащенный. Пришлось припахивать братанов-близнецов и приступать к делу. На том в тот момент и успокоились.
Однако не успокоились твари Хаоса, появлявшиеся всё чаще и чаще. На того же Люпина прямо по пути с урока сползлось четыре какодемона, и Лунатик с каким-то жалким скулением ретировался, будучи не в силах адекватно противостоять скопищу хищных красных шаров. Кстати, собственно Лунатик приобрёл достаточно побитый вид и больше разговоров, подобных прошлому, вести не пробовал – видимо, Бродяга со своей стороны также вкатил Люпину горячих. Интересно, долго ли Римус сидеть не мог?
