Губернатор оставил отряд в Санта-Клара...сказала она шепотом.Так было емуприказано. Я проверила это сама. На случай войны. И монахи, не везут хлеб потому, чтождут, чтобы ваши товары достались им даром. Все миссии оповещены кем-то из своих...
Новость была необычайно важной, но она не удивила Резанова. Он догадывался ещепри прощании с губернатором, что тот чего-то недоговаривает, что молчание миссионеровпосле так жадно выраженного желания начать торговлю неспроста, что слухи о возможнойвойне смутили даже доброжелателей. И он вдруг почувствовал себя уверенно и спокойно.Боятся они, а не он в этом его преимущество.
Ваш отец тоже знает об этом?
Нет. Крестный ему ничего не сказал.
Хорошо...немного подумав, заявил Резанов.Я сам поеду к миссионерам.
Нет! Теперь не надо!девушка решительно покачала головой.Я послала Луиса вранчо моей матери, чтобы оттуда везли хлеб, какой есть в имении. Я тоже побывала в трехранчо. У вас будет хлеба сколько нужно, и... Я не боюсь, что станут говорить об этом!
Последние слова она сказала громко, почти с вызовом, но Резанов видел, что глаза еегрустны. Маленькая донна отдавала ему все, даже свое доброе имя...
«...Вот, друг мой, и моя исповедь частных приключений. Отнюдь не из корысти илинеобдуманной страсти сделал я предложение Конче и начало своему роману. А по искреннейпривязанности к ее благородному сердцу. Предвижу я толки и, может, усмешку столичныхдрузей, что-де, мол, Резанов женится на испанке, дабы споспешествовать дипломатическойкарьере, а я, ей-богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды. И ежелисудьбе угодно будет окончание сего романа, я, быть может, действительно сделаю пользуОтечеству и обрету счастье на остаток жизни моей... После объяснения с Кончей и сеньоромАргуэлло я утром переехал на «Юнону». Того требовал формалитет, а дела на корабленеотступного моего присмотра. Из миссии уже начали ставить хлеб, команда приободрилась,монахи в благодарность за клавикорды, пригнали пару лучших быков. Однако ж. я не имелспокойствия и каждый час ждал гонца, а в президии меж тем переполох случился немалый.Аргуэлло не дал мне окончательного ответа, боясь видеть свою дочь замужем за «еретиком».Он приказал заложить коляску и вместе с доньей Игнасией и Кончей направился в монастырь,надеясь, что монахи сумеют ее отговорить. Но бедная Конча не поддалась на их уговоры, ападре Уриа сказал, что, коль скоро ни одна сторона не станет менять религии, можносогласиться на смешанный брак. Конча останется католичкой, я православным, а дети падре подумал и о детях по уговору. Только на такой брак потребуется разрешение самогопапы и испанского короля.
Не препятствуйте девочке, дон Жозе,заявил давнему своему другу падре Уриа.Мне тоже трудно будет не видеть ее ясной головки, но Христос и святая Мария благословятэтот брак. Может быть, он даст счастье не только вашей дочери, но и мир и спокойствие навсем нашем берегу.
Узнав про сии слова, я еще раз подивился прозорливости и уму старого монаха,неоднократные высказывания коего столь разнились от глупых и недалеких мыслей еговажных соотечественников.
В тот же день дон Жозе де Аргуэлло прибыл ко мне на «Юнону». Старый комендант ещеболее высох и потемнел, однако же держался прямо. Сняв шляпу и с отменной церемонностьюпоблагодарив за салют, кои приказал дать Хвостов в честь коменданта, дон Жозе проследовалза мной в каюту.
Мое семейство и я признательны вам за честь, сеньор Резанов,сказал он, не садясь.Пусть будет так!
Суровость покинула его, он перекрестился, а потом заявил, что мне надобно хлопотатьдозволение Рима и его католического величества короля Испании. Тогда же приметил я, чторуки у него трясутся...
Вот, сударь мой, и весь мой роман. Завтра будет обручение, а там я снова пущусь вдальний путь и вернусь сюда через Мадрид и Мексику, и ежели не остановит судьба, могуизвлечь новую для сородичей пользу личным обозрением внутренней Новой Испании и,ознакомясь с Вице-Роем, попытать открытия гаваней для судов Компании на сих берегахАмерики... Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее какдолжно. ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого, при малыхтогдашних способах Берингову экспедицию начертавшего, то утвердительно можно сказать,что Новая Калифорния никогда б не была гишпанскою принадлежностью, ибо с 1760 годатолько обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучшийкряж земли навсегда себе упрочили. Теперь вострятся еще не занятой никем интервал,столько же выгодный и нужный нам, и там можно, обласкав диких и живя с ними вдружбе, развести свое хлебопашество и скотоводство. Ежели и его пропустим, то что скажетпотомство? Я искренне хочу думать, что будет лучшее. Чужого мы никогда не брали, а своимпоступаться и нам не след. Широкому сердцу потребен и широкий путь...»
Обручение состоялось в церкви президии. Старик Аргуэлло хотел сохранить его в тайне,словно все еще на что-то надеялся. Торжественно звучали слова молитвы, прочитанныесвященником, поспешно и невпопад крестились дети, глядевшие то на священника, то насестру, то на русских офицеров в парадной форме; плакала донья Игнасия; выпрямившисьи положив руки на эфес шпаги, молился дон Жозе. Растроганный, сиял Луис.
Резанов и Конча стояли рядом. Он в белом атласном фраке с орденской лентой,широкоплечий, высокий. Она маленькая, в тяжелом гранатовом платье и черной кружевнойнакидке, сползшей на детские плечи. Тонкий золотой крестподарок падре Уриа являлсяединственным украшением.
Оба были взволнованы. Резанов думал о прошлом и будущем, о серьезном шаге, которыйон совершал теперь второй раз в жизни. О том, как посмотрят еще на этот брак в Петербурге,особенно влиятельные родственники покойной жены дочери Григория Шелехова. Какбудет чувствовать там себя Конча... Он сам до сих пор ощущал какую-то неуверенность передсвоими офицерами и даже командой «Юноны». Словно боялся, что обвинят его в легкомыслииили расчете... У Кончи было только будущее. Оно представлялось неясной мечтой, любовью,радостью, большим открытым миром. Она верила в свое счастье.
