Пали!
Павел навел коронаду на середину ворот. Разгоряченный, простоволосый, с израненнымируками, он сам зарядил второе орудие. Новый залп повредил ворота, осели верхние бревна.
Как только рассеялся дым, Баранов схватил копье, поднялся из-за камня.
Ура-а! крикнул он и побежал вперед.
Арбузов, матросы, промышленные бросились за ним. Было темно, но в крепости горелистроения, и зарево пожара озаряло верхушки стен, край леса, щели ворот, стрелявшихиндейцев. Бежать пришлось в гору, стены вырисовывались уже в сотне шагов. Возбужденныенаступлением, алеуты с громкими воплями тащили самую крупную пушку. Двое были раненыстрелами, обломок копья разодрал на Павле кафтан. Никто не останавливался.
Потом неожиданно все изменилось. На стенах затихла пальба, расшатанные вороташироко распахнулись, и в освещенном отблесками зарева проходе показалось необычноешествие. Связанные рука к руке, по трое в ряд, медленно двигались пленные. Истощенные,согнутые, в одних лохмотьях. Некоторые не в состоянии были держаться на ногах, упали тутже у ворот, другие ползли. Голая женщина с седыми космами шла как лунатик, шарятонкими, высохшими пальцами впереди себя, словно нащупывая опору.
Атакующие попятились. Павел уронил трос, помощники его отступили. Пушканакренилась, глубоко зарылась в песок. Промышленные опустили ружья, многие снялишапки. И вдруг ворота захлопнулись. Из каждого отверстия бойницы палисада сверкнулогонь, тяжелые камни, стрелы, дротики обрушились на нападающих. Даниэль Робертсрассчитал точно. Пленники прикрывали ворота, и русские не могли стрелять.
Ложись!закричал Баранов.Пали по стенам!
Но его слышали только матросы. Промышленные и алеуты, расстреливаемые со стен,заметались, покатились назад. Огромный зверолов в стеганом кафтане бил древком копьяотступающих, что-то кричал. Тонкая стрела пробила ему шею. Мотнув головой, он несколькораз взмахнул копьем и тяжело рухнул. Кое-где, припав на колено, русские отстреливалисьиз пищалей, падали.
Павел видел, как в центре амбразуры неторопливо, методически меняя ружья, стрелялРобертс. Потрясая дротиком, кричал Котлеан. Все это было как во сне. И сбившееся стадобезоружных пленников у ворот, паника среди алеутов, бесполезные пушки... Потом упалБаранов, и со стен прыгнули индейцы...
Вырвав из рук лейтенанта шпагу, Павел бросился к правителю. Отряд распался. Алеутысмяли промышленных, держались лишь моряки. Не успевая заряжать тяжелые мушкеты,они отчаянно защищались прикладами. Индейцы одолевали. Один матрос был убит, второгоподняли на копья, высоко подкинули, вновь подставили острия. На фоне зарева он долгосудорожно извивался.
Павел опустил шпагу. Сейчас конец... Крики, треск оружия, освещенные пожаромбагровые вершины деревьев, далекие паруса. Маленький, с окровавленной головой Баранов...Всему конец... Но Арбузов успел приползти к пушке и, повернув дуло, разрядил его вторжествующего врага. Почти в упор.
...Пушки, Баранова, остальных раненыхрусских и алеутов Арбузов погрузил набаркас, доставил в укрепление. Зарево исчезло, видно, удалось остановить пожар. Кораблитоже прекратили стрельбу.
Снова стало тихо и темно. Гудел в снастях ветер, хлопали фалы, неясно белелизарифленные паруса. Лишь над кекуром до полуночи горел свет. Корабельный доктор имонах Гедеон перевязывали раненых.
Передав общую команду Лисянскому, Баранов занялся подготовкой второго штурма.
Низенький, с простреленной навылет рукой, обмотанной шейным платком, правительказался еще более сгорбленным. Он быстро и неслышно ходил по палатке, обдумывалновый план. В жилье никого не было, только за полотняными стенами лязгало железо,стучал топор ладили упоры для пушек. Сквозь неприкрытую дверь виден был берег сразбитыми лодками, над зеленой водой низко метались чайки.
Правитель вышел из палатки. День был теплый, солнечный. Обычные тучи ушли кхребтам, искрилась снеговая вершина горы. Тихий, пустынный лежал океан, далеко нарейде лесистые островки казались кустами. Лениво набегала волна, ворочала мелкую гальку.Остро пахло гниющими водорослями.
Ни с крепости, ни с кораблей не стреляли. Под кекуром, у палаток промышленных,слышался говор, смех. Убитых похоронили, раненые спали.
Мирный лагерь, редкий солнечный день. Баранов снял шапку, погладил лысину.
Покличь Нанкока,сказал он одному из плотников. Князька алеутского.
Из-за трусости этого тойона вчера чуть не перебили всех русских. Сгоряча правительприказал его повесить, но потом остыл. Нанкок пользовался большим почетом среди своихостровитян. Хитрый, маленький, еще ниже Баранова, с седой бородкой, князек отличноговорил по-русски и даже умел писать шесть букв. Одну из них он всегда чертил на камнеили на песке и этим скреплял все свои приказания. Распоряжения, подтвержденного такимзнаком, никто не смел ослушаться.
В алеутском войске Баранова находились четыре тойона. Они командовали своимидружинами. Нанкок был старшим.
Князек догадался, зачем его зовет правитель. Он нацепил все свои амулеты, сверхуповесил большую серебряную медаль с надписью «Союзные России», подаренную когда-тоШелеховым.
Пришел, Александра Андреевич,сказал старик, появляясь из-за скалы, и сразу жесел на мох. Слушать буду. Он прищурился, вытащил трубочку, повернул голову ухом всторону Баранова. Сделал он это нарочно, чтобы не смотреть правителю в глаза.
Баранов хотел нахмуриться и не смог. Вспомнил все россказни о хитром старичке, о еготрусости, вошедшей в поговорку между промышленными. Да и, кроме того, во вчерашнемне он один виноват. Никто не ожидал вероломной выходки с пленными. Все же правитель нехотел, чтобы князек догадался о его подлинных мыслях.
Ты пошто тыл показал?спросил он строго.Пошто бежал от крепости?
Нанкок качнул головой, потрогал медаль.
Виноват, Александра Андреевич,вздохнул он сокрушенно.Вперед бежать не могу.Ноги плохо слушаются. Не бегут вперед. Совсем не могут.
Баранов не выдержал и засмеялся. Смех был так необычен и неожидан, что князекобомлел.
Знаю,сказал правитель уже хмуро.Вперед бежать ты не можешь. Тогда не бегайназад... Буде случится в другой разповешу.Затем торопливо ушел в палатку.
