Взбудораженный, в расстегнутом сюртуке, Павел шагал по комнате, улыбаясь и хмурясь.Красные пятна на скулах становились заметней, блестели темные, продолговатые глаза.После взятия крепости он совсем переменился. Снова стал прежним, увлекающимся идеятельным, каким его знал Баранов раньше. Полночи читал, чертил планы, что-товысчитывал и утром чуть свет уже торчал на берегу рядом с неторопливым бородатымкорабельным мастером.
Правитель отрывался от бумаг, от толстой счетной книги, втыкал в песочницу гусиноеперо и молча глядел на крестника. Пытливые глаза его еще больше светлели, на лбурасходились складки. На некоторое время он забывал о бесчисленных делах и заботах и оглавной тревоге насчет продовольствия. Лещинский, посланный с кораблем в Якутат, досих пор не вернулся, а запасы, привезенные Резановым из Калифорнии, уже иссякли, темболее что пришлось поделиться с экипажем «Юноны».
Но Баранов ничего не говорил Павлу, не говорил никому. Незачем до поры будоражитьлюдей. Он неторопливо обходил форт, проверял караулы, зорко и напряженно вглядывалсяв темень леса, в мерцающее море.
Новая крепость днем и ночью охранялась стражей. В будках по углам палисада стоялидозорные, двое дежурили у самой воды. Подальше от берега качался огонек судна. Тамхранился порох. На каменном острове нельзя было выдолбить погреб.
«Крепость крепка караулом»,говорил Баранов. И хотя колоши не появлялись возлеблокгауза, небольшой гарнизон из промышленных всегда был настороже. На столбе уфлагштока висел корабельный колокол. Медный тревожный гул извещал об опасности, всеспешили в блокгауз, запирались ворота. Наружный караул укрывался за стенами. На вытаскубревен из леса, рубку дров промышленные и алеуты ходили с мушкетами, копьями. Барановсам проверял вооружение.
Кроме зерна и других припасов, Резанов привез из Калифорнии ром. Раз в неделюпромышленные напивались, напивались и алеуты, женщины и дети. Караул несли по очереди,и не пили только дозорные. Весь гарнизон от пьянки шалел. Баранов не мог отказать впродаже буйного зелья. Люди знали о его существовании, и лучшее, что оставалось сделать,поскорее от него избавиться. Однако компания не пожалела места в трюме бочонков быломного.
Чтобы не быть застигнутым врасплох, правитель изредка проверял стражу. Он выносилна двор котел, наполненный даровым ромом, и, когда люди валились с ног, устраивалтревогу. Если промышленный не мог даже доползти, до своего поста, но оружие не выпускал,Баранов назавтра благодарил его.
Коли пьяный лежит с мушкетом,говорил он,дикий пострашится тронуть. Подумает,что притворяется. А ежели без оружия, убьет.
Потерявших оружие приказывал беспощадно сечь.
И благодарил и порол публично, тут же, у колокольного столба. Для торжественностиалеут Пим бил в барабан.
Ни Павел, ни корабельщик в гульбищах не участвовали. Павел с удовольствием выпивалполкружки, затем весело принимался за чертежи, а мастер аккуратно сливал свою долю вдубовую баклажку, прятал ее под сваи: дорогая штука, жалко даже пить.
К концу января киль будущего судна лежал между упорами. Из самого прочного дереваустанавливали шпангоуты. Плотничья артель достраивала казарму, здоровенный амбар дляпушнины, провиантский магазин. Над домом правителя выводили трубы. Море стало бурным,часто шел снег, но бухта не замерзала. Залив круглый год был пригоден для плавания.
Баранов ежедневно приходил на верфь. Заложив руки за спину, простаивал у остовакорабля, потом снова шел к крепости, в лес, на берег, где намечался поселок, где клалифундамент церкви. Весь лес на божью храмину был срублен Гедеоном. Деревья оказалисьнастолько огромными, что половину пришлось оставить на месте порубки.
Правитель держался, как всегда, ровно, тихо, изредка хмуро шутил, но когда кругомникого не было, вынимал из кармана подзорную трубу и долго разглядывал серый,вздымающийся вдали океан.
Посланные в Якутат не возвращались, а вся надежда была на них. Не появлялся иКусков, отплывший на «Ростиславе» искать новые лежбища морских бобров. Напуганныелюдьми, драгоценные стада ушли к северу.
О своем беспокойстве Баранов по-прежнему не говорил никому. Так же сам выдавалостатки провизии, обходил работы, вел ежедневный журнал, проверял сторожевые посты.А потом взбирался на голый высокий утес, наводил трубу. Ветер трепал полы его ватногокафтана, шевелил концы черного платка, завязанного под подбородком. К медному ободкустекол примерзали брови... Корабля с продовольствием не было...
Первую весть принес Лещинский. Это произошло утром. Всю ночь дул норд, нанеслоснега; холодные волны, шипя, растекались по гальке, выкидывали мерзлые водоросли. Барановтолько спустился со скалы. Засунув озябшие пальцы в рукава, он медленно брел вдоль утеса,обходя длинные, набегавшие языки волн. Перестук упавших камней заставил егонасторожиться. Правитель отступил назад, глянул вверх. Снова посыпались камни, а потом,показалась медленно продвигавшаяся фигура.
Баранов выступил из-за прикрытия. Он узнал приближавшегося человека и понял, чтопроизошло несчастье. Удивленный, не скрывая тревоги, правитель шагнул навстречу.
Лещинский!сказал он хрипло.Где судно?
Лещинский сполз вниз, приблизился к правителю и упал на одно колено. Несколькосекунд он не мог ничего сказать.
Сударь,выговорил он наконец отрывисто и тихо. Якутатского заселения большене существует... Все изничтожено. Корабль, редут, люди... даже дети умерщвлены...
Шатаясь, он поднялся с колена, оперся о каменный выступ скалы. Узкие плечи егобыли опущены, капюшон меховой парки сполз на спину, обнажив круглый, выпуклый лобс прилипшим завитком волос, бледные, бескровные веки.
Баранов не сделал ни одного жеста, не произнес ни одного слова, пока Лещинскийрассказывал. Несколько сот колошей напали ночью на поселок, перекололи защитниковфорта, сожгли корабль и лабазы с мукой, приготовленной для Ново Архангельска. Убиливсех. Удалось бежать только Лещинскому и рулевому. Много дней носило их на опрокинутойшлюпке по морю, матрос утонул, а Лещинского подобрала китобойная шхуна. Капитандоставил его в соседнюю бухту. Верст пять отсюда, за мысом.
