- Только уговор, - ответил Эддард, постепенно понимая, во что он ввязался. – Если «по ситуации», то распоряжения свои шли сразу мне. А то твой Совет как твои каракули разберет, так и начинается соревнование «кто здесь самый главный монархист». А победителем считается не тот, кто ради монаршьей воли в лепешку готов расшибиться, а тот, кто сплавил соседу самую трудную работу, а лучше так вовсе невыполнимую.
- Уговор, - подтвердил король, и друзья ударили по рукам. – Ты думаешь, зачем я тебя сюда привез.
========== Королевская Гавань ==========
Было ли нарушением уговора неожиданное появление короля на одном из следующих заседаний Совета, Эддард решить не смог, потому что идея, с которой явился король, возмутила благородного лорда Старка до глубины души.
- Я хочу, чтобы все они погибли, - гремел король, сердито глядя на Эддарда, словно на свою совесть, хотя Эддард с трудом сдерживался и ничего не отвечал. – И мать, и ребенок, и этот дурак Визерис. Понятно я выражаюсь? Я хочу, чтобы они умерли!
- Ваше решение мудро, ваше величество, - поддакнул Варис, удивленный тем, что честный и прямой Эддард молчит. Эддард тем временем с сожалением смотрел на своего друга, который отвел от него свой взгляд и сердито сопел как боевой конь. «Он просил меня сказать, что ему делать, - с любовью вспомнил Эддард. – И просил, чтобы я своими возражениями не выставлял его дураком или бесчестным человеком перед его царедворцами. Он всегда был так болезненно самолюбив, даже не извинялся почти никогда, просто подходил и начинал болтать, словно ничего и не было».
- Более того, это решение милосердно, - продолжал Варис, - ибо предотвращает возможность новой войны, которая погубит куда больше жизней, в том числе и молодых…
- Вот вы тут сидите, разговоры разговариваете, - неожиданно спокойным голосом вступил Эддард, которому пришла очередная странная идея. – А у меня там Белые Ходоки Суровый Дом взяли.
- Я прошу вас, милорд… – начал было Варис, молитвенно сложив руки, но всем своим тоном осуждая это неожиданное школьничество.
- А? – очнулся вдруг король, в котором благородство и стремление к приключениям боролись с ненавистью к старым врагам, нанесшим ему тяжелую душевную рану, и ненавистным ему монаршим долгом, и в результате от обсуждений предполагаемого убийства юных Таргариенов у него воротило с души, и ему хотелось от этих разговоров поскорее отделаться. – Что там у тебя ходоки увели, Нед? Ко мне тоже на той неделе какие-то ходоки приходили, в зеленых плащах, я потом от одного кинжала ножны битый час искал, так и не нашел.
- Это пока не у меня, - уточнил Эддард и понес залихватскую смесь из баек Ночного Дозора, принесенных в Винтерфелл Бендженом Старком, сказок своей старой няньки и услышанных от бродячих менестрелей баллад о Королях Севера.
- Мне кажется, все это мне рассказывала моя няня, - скучающим тоном отметил Мизинец.
- А мне твоя няня рассказывала, что ты до пяти лет в штаны ссался, - не упустил случая Ренли, не любивший Мизинца, а Эддард подумал, что скандал ему сейчас тоже на руку.
- Да тише вы, дайте послушать, - добродушно оборвал их король, который от побасенок Неда развеселился и почувствовал себя в нелюбимом им Совете словно на охоте. – Ври дальше, Нед.
После этого Эддард разошелся и так расписал грядущий боевой поход навстречу мировому злу, что сэр Барристан вдохновился и его поддержал. Мизинец, Пицель и Варис пожали плечами, словно не веря тому, что на Совете обсуждается такая чепуха, и проголосовали против. Ренли не любил быть заодно с Мизинцем, но покидать столицу, чтобы рвать и пачкать свою роскошную одежду в дальнем походе, ему хотелось еще меньше.
- Что, забаллотировали твое предложение, десница? – весело сказал король, который встал и направился к выходу, как только Совет принял решение. – С чем тебя и поздравляю.
- Взаимно, государь, - усмехнулся Эддард, и король, припомнив, зачем он пришел на Совет в первый раз за несколько лет, только развел руками.
- Зараза! – рассмеялся Роберт и своей крепкой рукой слегка нагнул голову Эддарда. – Ну и пес с ними, с ящерицами этими задрипанными.
- Тебе бы вздуть кого опять, если руки чешутся, - предположил Эддард. – Тогда и с детьми воевать не захочется. Я так думаю.
- Да, давненько не давал и не получал я этих самых, - мечтательно протянул король, искоса взглянув на Эддарда и явно вспоминая, как они поураганили на дворе безвестного кабака по дороге в Королевскую Гавань. – Слушай, а действительно в твоих россказнях Белые Ходоки ростом с человека, но при этом сильнее любого смертного? Даже жалко, что их нет, а то вот кому пообломать бы рога! Спорим, я бы вздул одного?
О своем совете королю вздуть кого-нибудь Эддард пожалел уже через неделю, когда Джори явился к нему с новостью, что король собирается участвовать в общей схватке на турнире. «Он сказал, что против такого приза, как синяки и боевая слава, ему не устоять», - сообщил Джори, давно попавший под обаяние монарха, но Эддарда это известие не развеселило. Последние дни он много думал о судьбе Джона Аррена, а вчерашний разговор с Варисом, уверявшим его, что предыдущего десницу отравили, только укрепил Эддарда в убеждении, что его беспечному царственному другу тоже угрожает опасность.
Эддард появился в королевском шатре, когда король ругательски ругал оруженосцев, не умеющих впихнуть его разжиревшее тело в боевой панцирь, и одновременно противостоял уговорам сэра Барристана, убеждавшего его в том, что король не может участвовать в турнире.
- Нед! – радостно воскликнул король, увидев старого друга, и Эддард на мгновение почувствовал себя его отцом, к которому в каждой затруднительной ситуации обращаются за советом. Вероятно, подумал Эддард, этого и стоило ожидать, занимая место Джона Аррена, который действительно был и ему, и Роберту вместо отца.
- Валите все к черту, - распорядился король, обнимая Эддарда за плечи. – Вот тебе задачка, десница: панцирь мне мал, а подраться хочется. И к тому же Барристан говорит, что со мной никто не станет драться, потому что я король.
Лорда Эддарда вот уже пятнадцать лет все знали как человека спокойного и рассудительного, но рядом со своим веселым и бесшабашным другом Эддард всегда чувствовал себя моложе, и ему в голову приходили самые своеобычные идеи.
- Как думаешь, старший Клигейн еще не уехал? – неожиданно для самого себя спросил Эддард. – В его-то панцирь ты влезешь, и не узнает тебя никто.
От неожиданности король даже немного присел, а потом в восхищении хлопнул себя по ляжкам.
- А ты наглый, - уважительно сказал Роберт. – Это еще тот септон говорил, помнишь, который нас с тобой в Орлином Гнезде пытался ставить на истинный путь. Все, вилы теперь этому Грегору.
- Может, он нам сам доспехи одолжит? – предположил Эддард, не очень-то в это веря и начиная понимать, что идея была не самая лучшая.
- Отобьем! – решительно заявил Роберт, который от идеи Эддарда был по-прежнему в восторге.
- Капюшоны надо хотя бы надеть, - предложил Эддард, к которому, раз уж дело было сделано, вернулась былая рассудительность. – И лица закрыть чем-нибудь.
Грегор Клигейн действительно не уехал сразу с турнира, который закончился для него столь бесславно, а успел за ночь напиться и разгромить пару кабаков, и только выехал из города с небольшим отрядом, мучаясь от похмелья и чувствуя тяжесть в отшибленном на турнире боку, когда его отряд остановили два рыцаря в капюшонах и с завязанными лицами. На щите одного из них, наскоро намалеванный, красовался девиз «Наглость и негодяйство», в честь септона Орлиного Гнезда, которому молодой Эддард, по традиции Севера не верящий в Семерых, попортил в свое время немало крови. На щите второго, ростом лишь немного уступающего Горе, был запечатлен девиз «Слабоумие и отвага», авторства уже самого покойного лорда Аррена, всегда ругавшего молодого Роберта за горячность и любовь к поединкам.
