— Вот бы вы были моими папками, — вздохнув заявила она.

— Сразу оба? — усмехнулся Брок, наклоняясь над бадьёй с водой.

— Ну-у, — протянула она. — Ты папкой, а Джеймс… я бы замуж за него пошла. Он такой красивый.

Брок расхохотался. Вот же простота. Ребёнок — и ничего ей не скажешь, как видит, так и говорит.

— А ты ему скажи, что он красивый, — подмигнул он ей. — Барнсу приятно будет.

Выложив все, что они притащили с собой для Рады и детей, из бездонной сумки, Барнс понял, что получилось много. Большей частью это была еда, потому что объедать семейство не хотелось. Были тут и сладости для детей, и бусы для девчонок. Барнс решил, что из речного жемчуга будут в самый раз. Драгоценные камни для них еще было слишком, а стеклянные дешевки дарить было стыдно.

С дровами у Рады уже была беда, и Барнс, оставив ее разбираться и готовить, пошел во двор. Он колол чурки и прислушивался к разговорам во дворе, в доме, и думал, как же должно быть плохо, чтобы согласиться на помощь людей, которых практически не знаешь, которым и верить-то толком не можешь, если посмотреть. Или что, герой не может обидеть женщину априори? Все это казалось Барнсу странным. Или люди этого мира просто сами по себе были доверчивее? А, может, это только в глухих деревнях такое было?

За пару часов поленница была полна, и Барнс решил, что пока хватит, а потом уже все у Рады будет по-другому.

— А, герой явился, — пьяно усмехнулся Ренат, явно уже успевший где-то изрядно принять на грудь. — Кого на это раз спасаешь? Ягурака или шепеля? Или жену с пути верного сбивать будешь?

Он окинул Барнса уничижительным взглядом.

— Ничё, я её потом научу уму-разуму.

Барнс даже в лице не изменился, только бровь приподнял, глянув на Рената, мол, не понял тебя, мужик, только уверился в том, что отправит его на тот свет уже этим вечером. Нужно было только еще немного подождать, пока все сядут за стол, поедят, а потом оставалось только предложить Ренату выпить с ними. А лучше с ним одним. Аптечка с убийственной для обычного человека химией лежала у Барнса в кармане.

Почему-то именно сейчас пришла в голову мысль, что именно после этого он по-настоящему станет убийцей, даже для себя. Не война, не бытность Зимнего Солдата, ни работа с Мстителями его убийцей не сделали, а вот такое вот нет человека — нет проблемы делало. Только, при здравом размышлении, Барнс понял, что ему плевать.

— Не волнуйся за свою жену, — ответил он Ренату. — Меня женщины не интересуют.

— Так ты из этих… — тот сплюнул Барнсу под ноги. — Боги от нас из-за таких вот и отвернулись.

— Мы сами ничуть не слабее богов. — Брок смотрел на Рената в упор.

Как же вовремя он вышел, успел услышать и про “уму-разуму”, и про “этих”. Больше матери-настоятельницы их приюта Брок ненавидел разве что разных “фобов”, уравнителей, решателей чужих судеб и вкусов, любителей орать про заложенное природой, призывающих к чистке своих рядов от геев, негров и прочего “биологического мусора”.

— А-а, оба здесь, — гыгыкнул Ренат. — Тогда и я мужиков позову, а то мало ли чё.

Он развернулся и с первой попытке не попал в калитку, пошатнулся, отступил на шаг, фокусируя взгляд на неожиданно возникшем препятствии, которого, видимо, вчера там не стояло, и таки вышел со двора.

— Детка, ты не будешь сильно против, если я ему шею сверну? — спросил Брок, провожая взглядом спину Рената.

— Буду, — меланхолично отозвался Барнс, стараясь не выдать, как его самого выбесил Ренат, — у меня есть другая идея. Так что сядь и успокойся.

Он помнил, что когда-то давно, когда у него была семья, отец уважал мать и не позволял себе подобного обращения ни к ней, ни с ней. И он сам не позволял себе подобного обращения с женщинами. Поэтому сейчас внутри него прямо кипело от негодования и желания исправить положение вещей. Только Барнс прекрасно понимал, что просто так хрен он что исправит. Сначала нужно было, чтобы Ренат откинулся сам, на глазах у кого-нибудь, кто не они и не Рада с детьми. Так что мужики так мужики.

— Рада, овдовев, ты же становишься хозяйкой дома и участка, правильно? — решил уточнить Барнс, чтобы ничего не перепутать.

— Пра-авильно, — заикаясь прошептала она и тут же прижала испачканные в муке ладони к губам. — Вы хотите его… боги… он хоть и дрянной муж и отец, но так… зачем так?

— А я хочу, чтобы по закону была свободна, а не сбегала от мужа и пряталась потом всю жизнь, пусть и в столице, — жестко сказал Барнс. — Чтобы ты могла замуж выйти еще раз, если захочешь. Чтобы имуществом своим сама распоряжалась, а не оглядывалась через плечо.

Рада снова закусила губу, присела на лавку и затихла.

Брок видел, что у неё в светлой голове никак не укладывается мысль о том, что свободной можно стать только так. Что муж её не отпустит, пойдет в Храм, к старосте (или как у них делаются все эти дела?) и тогда ей точно нормальной жизни не видать, особенно если учесть всю эту магию, ещё нашлют на бедняжку что-нибудь.

— Так, давай ты сейчас обо всём этом думать не будешь, никто его вот прямо тут и сейчас убивать не будет, тем более дети рядом.

— Или мы можем тебя с детьми купить, — предложил совсем дикую идею Барнс. — Или у вас людей покупать не принято?

— Меня родители отдали за тринадцать золотых, — совсем пав духом, призналась Рада, обтёрла о фартук руки. — Я не знаю, сколько он за детей запросит. Дочки ему не нужны, а вот Тоська, он рукастый, плотничает понемногу, хотя и маленький ещё, охотиться ходит.

А вот это уже ни в какие ворота не лезло. Брок и представить себе не мог, что всё в этом мире настолько притянуто за уши. И если в столице всё притянуто чистенько, свободно и толерантно, то в деревнях по прежнему творилась дичь средневековая. И если бы не Рада, не Лита, к которым он душой прикипел, слишком Радка была на его Терезу похожа, он бы над душой Ангуса сутками бы стоял, чтобы убраться отсюда подальше.

— Охуеть просто, — выматерился он.

— Я думаю, сотни золотых ему хватит, — спокойно сказал Барнс, рассматривая вариант. — Дом у тебя свой будет, так что этот можно и ему оставить.

Побывав вещью, которую тоже продавали и покупали, Барнс как-то очень спокойно отнесся к вопросу о покупке Рады и ее детей. Если в их просветленном мире его приравняли к вещи, то что говорить об этом.

— Так что собирай только самое необходимое и немного, — сказал Барнс, все для себя решив. — Если не захочет сотни золотых, я ему шею сверну и вся недолга. А потом пойдем к какому-нибудь главному по бракам, и пусть он тебе развод оформляет.

На самом деле, Барнс прикидывал, что они заберут Раду с детьми за деньги, а потом вернутся и все равно его грохнут, чтобы проблем не создавал в будущем. А Рада об этом просто не узнает.

— Староста должен присутствовать при передачи денег и тогда я буду… вашей, — опустив глаза сказала Рада. — Всё равно не понимаю, зачем вы мне помогаете.

— Потому что это правильно, — хмыкнул Брок, поднялся и притянув Барнса к себе, обнял, поцеловал, восполняя недостаток тепла и ощущения любимого тела под ладонями. — Так, Детка, оставайся здесь, помоги Раде вещи в сумку уложить. А я к старосте схожу, меня он помнить должен. Люблю тебя.

— Только ты дом будешь сама выбирать, — сказал Барнс, принимаясь помогать Раде, которая еще не поняла, что все происходит на самом деле. — У нас дела были, не до дома было. Только ты о деньгах не думай, выбирать будешь, что понравится. И ты уверена, что сын не захочет с отцом остаться, а с тобой пойдет?

— Уверена, Тоська до сих пор отцу простить не может, что тот за Литу не вступился и меня оттащил, когда её в жертвы выбрали, — покачала головой Рада.

Брок вышел на крыльцо, окинул взглядом небогатый двор. Здесь ничего так и не изменилось с их последнего визита. Как забор покосился, так и продолжает заваливаться в сторону улицы, лишь кое-где неумело подпёрт явно детской рукой.

Эта деревня до ужаса напоминала ему тот приют, где он прожил с самого рождения. Святое место для попечительского совета и ад для детей. Вот и здесь — пастораль, а если заглянуть за забор, то такого насмотреться можно, что волосы дыбом на всём теле поднимаются.