Дёрнув его на себя, прижав к груди, Брок заорал, окончательно срываясь в пучину, отпуская сжигающее дотла желание безраздельно владеть самым любимым человеком во всех мирах. Он хаотично вбивался в жаркое, сладко сжимающее его нутро, всем собой ощущая волны удовольствия, прокатывающиеся по телу Барнса. И было наплевать, что творилось за стенами спальни, перед глазами вспыхивали яркие искры, мелкими трескучими разрядами пробегая между ними. Магия никуда не ушла, потому что она была их магией, только для двоих, не подвластная никому более.
Прижатый к Броку, Барнс продолжал насаживаться на его член, когда его ослепила вспышкой чистого, концентрированного наслаждения, член пульсировал, выплескивая сперму на их животы, все внутри полыхало от бесконечного кайфа.
И можно было вообще ни о чем не думать, кроме удовольствия Брока, можно вообще все мысли было занять только им, что Барнс и сделал, практически отключившись.
Двигаться не хотелось, лишь растечься медузкой под любимым мужиком, оплести его щупальцами — Брок хохотнул от такой аналогии — и никуда не отпускать, даже до ванной, наплевать, потом отмоются. Даже вопрос пустого холодильника не стоял больше, вообще ничего не стояло. Было слишком хорошо, здорово, охуительно.
— Я люблю тебя, Детка.
— Я тоже тебя люблю, — отозвался Барнс, уткнувшись носом в шею Брока.
Они только что утолили первый голод, и явно собирались продолжить, Барнс точно собирался и был уверен, что Брок к нему присоединится, как только поймет, чего Барнс хочет.
Полежав на Броке еще пару минут, Барнс соскользнул с него, поднялся и пошел искать свои джинсы, которые оказались за дверью спальни. Выудил из них телефон и вернулся к Броку в кровать, устроился под боком, закинув на него ногу, и принялся заказывать пиццу. Десяток разных, самых больших.
— Ты как хочешь, а я жрать хочу, — объяснил он свои действия, кинув телефон на пол, и снова оплел Брока собой. И вдруг спросил: — Почему ты не пришел ко мне и ничего мне не сказал?
— А я приходил, — скосив на него взгляд, ответил Брок, забрал с прикроватного столика пепельницу и сигаретную пачку, закурил. — Еле нашёл на базе и, видимо, зря. Или ты предлагаешь бегать и узнавать, отчего ты как хуем по лбу стукнутый? Почему всё откатилось в состояние “до”? Уволь, сладкий, я не настолько морально устойчивый. Обнаружив вас в Роджерсом даже мирно сидящих на одном диване на скаутском расстоянии, пристрелил бы обоих.
— Я думал, что ты женат, и не хотел нарушать твою размеренную жизнь своим появлением, — признался Барнс. — Поэтому сначала пошарахался от тебя, а потом просто уехал, думал, что отпустит. А стало только хуже.
— Детка, давно надо было понять, что думать — это явно не про тебя, — хохотнул Брок, дёрнул его за руку, укладывая себе на плечо. — Два дебила, — подвёл он итог. — Зато ты мозги проветрил, а я дом купил и ремонт сделал, так что по всем определениям жена у нас ты, родной.
Броку было легко и спокойно, впервые его жизнь наконец-то обрела какое-то равновесие, ориентир, и не надо было никуда бежать, ничего никому объяснять. Был Барнс, и был он, только друг для друга, пусть даже они шли ко всему этому слишком долгой и извилистой дорогой.
— А я не против быть женой, — усмехнулся Барнс, устраиваясь у Брока под боком, и положив голову ему на плечо. — Буду дома любимому мужу жрать готовить, а он будет меня содержать, делать всю тяжелую работу, и что там еще женатые мужики делают?
— Как захочешь, так и будет, — ответил Брок, коснулся губами его лба.
— А ты чего хочешь? — спросил Барнс. У них почему-то особо не получалось поговорить о будущем, они были слишком заняты настоящим, а сейчас, лежа в одной постели в своем собственном мире, где не надо ходить выменивать артефакты на гранаты, было можно. Теперь можно было мечтать на всю катушку. Чем Барнс и решил заняться.
Ласково погладив его по плечу, Брок стряхнул пепел в пепельницу и снова затянулся.
— Дом, наш с тобой, — тихо, будто бы говорил сам с собой, начал он. — Тебя тёплым, сонным с утра. Хочу в отпуск вместе ездить, вместе жить. Хочу не бояться, что очередной урод тебе попытается голову откусить, и я узнаю об этом только из новостей. Детка, я хочу жить начать наконец-то.
Брок говорил о давно намечтаном, потаённом, впервые раскрывал душу, и в первый раз ему не было страшно, он не пытался урвать у судьбы кусочек счастья. Все, что он мог, уже получил, а дальше будь что будет.
— Я у тебя уже есть, — улыбнулся Барнс. — Дом у тебя тоже уже есть. Жить вместе тоже не проблема, хоть завтра все шмотки перевезу. А на всех уродов, которые пытаются откусить мне голову, очень хорошо агрится Стив. Но я тоже подумываю уйти из ЩИТа. По крайней мере с полевой работы. Только не хочу Стива бросать, понимаешь? Кстати, а чем ты сейчас занимаешься?
В дверь позвонили ровно тот момент, когда Брок открыл рот, чтобы ответить. Пришлось подниматься, одеваться, ползти вниз, забирать еду, тащить все это дело на кухню и уже там, вгрызаясь в ароматный кусок пиццы, рассказывать о том, что происходило с ним.
— Купил маленькую автомастерскую, чиним с Миком ходроты и мотоциклы, — начал рассказывать Брок, поставив перед Барнсом пачку вишневого сока, а себе открыв пива. — Пока так, дальше посмотрим, с деньгами проблем нет, чтобы гнаться за баблом, сшибая колени. А про Роджерса я так и понял, что вы братья-близнецы, и ничего не имею против его присутствия в твоей жизни, Детка.
— Значит, в Канаду мы не переезжаем, — сделал из всего этого вывод Барнс. — Это хорошо, потому что двух месяцев мне хватило. Поедешь завтра со мной забирать мои вещи?
Барнс никогда ничего не планировал далеко, был склонен к сиюминутным решениям, правда, еще ни разу об этом не пожалел. Ведь они с Броком уже жили вместе, уже привыкли друг к другу, хотели быть рядом, поэтому тянуть с переездом, тем более, когда Брок очень четко обозначил свои хотелки, Барнс не собирался.
— Я тебя со Стивом заодно познакомлю, — с набитым ртом сказал Барнс.
— Вот завтра, чувствую, Роджерс мне голову-то и откусит, — рассмеялся Брок, чувствуя, как щемит сердце от домашнего вида его Баки Барнса.
Вот теперь у них точно все будет!