— Очень, — согласился Брок.
Все-таки этот мир завораживал, притягивал взгляд, влюблял в себя невероятной сказочностью, созвучностью с чем-то глубоко внутри самого Брока. Подчас он казался невозможным, выдуманным, но в то же время невероятно живым. Коснувшись ладонью прозрачного ствола, Брок вздрогнул — он не был холодным, искусственным
— Поверить сложно.
В его рациональном мозгу плохо укладывалось само существование таких деревьев, перемещений между мирами и прочей магической поебени, хотя с Тором он хоть и весьма опосредовано, но был знаком.
— Я вот что думаю. — Брок нахмурился, глядя, как на горизонте всеми оттенками алого догорала заря. — Давай мы на ночлег подальше отсюда отойдём. Ни тебе укрыться, ни поспать по-человечески от этого трезвона не получится.
— Давай, — согласился Барнс, который почти распластался на стволе дерева, обнимая его, и очень аккуратно постукивая по стволу металлическими пальцами, создавая очень мелодичное звучание. — Лагерь подальше, а здесь просто посидим, а то есть у меня подозрения, что больше нам так мирно посидеть не удастся, чтобы просто посозерцать.
Барнсу здесь очень нравилось, он даже не мог бы сказать, чем именно, всем. А в самом лесу должно было быть просто невероятно, но Брок был прав, слишком громко. К этому постоянному хрустальному переливу нужно было бы привыкнуть, прежде чем сможешь услышать остальные звуки этого леса. А услышать надо было, потому что нельзя идти совсем вслепую.
Закатив глаза, Брок махнул рукой этому недоделанному эстету, мол, сиди, созерцай, скинул у его ног бездонную сумку, а сам двинулся чуть севернее, где в нескольких десятках метров возвышалась чёрная громада нормального, правильного леса. По-хорошему, им нужно было, пока совсем не стемнело, разведать обстановку, выбрать полянку для ночлега, чтобы потом не обнаружить себя в окружении нескольких муравейников. Ещё Брок хотел перебрать бездонную сумку, слишком из неё в последнее время пованивало, то ли что-то стухло, хотя Ангус и вещал про невозможность такого, то ли пролилось одно из снадобий, коими его нагрузила в дорогу Рада.
В лес он далеко заходить не стал, незачем, всё же стоянка им, если повезёт, понадобится только на одну ночь, чтобы тут более серьёзно обживаться. Подходящую поляну он нашёл за четверть часа. Столько же потребовалось для того, чтобы натащить дров и развести костёр, наломать лапника для постели.
Когда небо совсем потемнело, Брок вернулся в Барнсу.
— Пойдём поешь хоть, созерцатель.
— Я не столько смотрел, сколько слушал, — Барнс взял Брока за руку, потянув на себя, усаживая к себе на колени. — Прости, нужно было тебе помочь. Я пытался расслышать за звоном листьев что-то еще, кого-то еще. Нам же говорили, что там гарпии. Вот я и хотел их услышать. Привыкал к тому, как звенит лес, чтобы сделать этот звук для себя фоновым. Пока не получилось.
— Детке тоже нужно отдыхать и связываться периодически с кем-то там, — ухмыльнулся Брок, постучав пальцем ему по виску, но потом выдохнул, растекся по груди Барнса, закрыл глаза. — Отдохни, будет утро и будут цели, просто побудь со мной.
Брок ненадолго замолчал, и сам прислушиваясь в переливчатому перезвону хрустальной листвы, к завыванию ветра в кронах, даже не стараясь разобрать что-то за ними. Сейчас ему было хорошо и на удивление спокойно, не смотря на то, что они чёрт знает где, не знают, как быть, что искать и как отсюда вернуться. Но здесь не было того множества проблем современного мира, что до этого довлели, не давая ни на что решиться. Не было правительств, Мстителей, не в меру бдительного Роджерса. Брок не боялся своим прошлым запятнать Барнса. Но в то же время он не мог перестать думать о том, что это всё сон и там, за гранью этого мира, из которого они так упорно стремятся вырваться, нет ничего. Нет их.
— Когда тебя что-то тревожит, ты начинаешь дышать глубже, — просто сказал Барнс, поглаживая Брока по спине, обнимая. — Так что я слушаю, что тебя беспокоит. И не вздумай пиздеть, это я тоже услышу.
И ведь не отвертишься, не соврёшь. Даже самого себя обмануть проще, чем Барнса.
— Параною, ничего серьёзного, — попытался отмахнуться Брок.
— Я тоже хочу узнать, что за “ничего серьезного” заставляет тебя так глубоко дышать, — Барнс хотел знать, и если не получится добиться ответа мягко, он сделает это жестко. Но пока жестко не хотелось.
Хотелось гладить Брока, целовать куда придется и слушать, как звенит лес.
Здесь было безумно спокойно, словно сам переливчатый звон имел волшебное успокаивающее действие, но тут не творилось никакой магии, это Барнс мог сказать точно. А значит, можно спокойно сидеть.
— А если за порогом этого мира ничего нет? — заговорил Брок. — И нас нет. Вот открою я глаза в больничке, а ты с Роджерсом милуешься и срать хотел на мои моральные драмы. Ничего нет, только моё заявление об уходе из ЩИТа, запертое в сейфе до лучших времён. А то, что сейчас — это мозг так справляется, создал себе мир, реальность, где возможно самое нереальное.
— Тебе не кажется, что слишком трудно мы сходились, чтобы твой мозг просто выдумал такую реальность? — спросил Барнс.
Сам он старался не думать в эту сторону вообще, потому что, если все это игра его подсознания, если он лежит в коме или, что еще хуже, он до сих пор лежит в криокамере и видит очень яркие прикольные сны, в которых он любит и он любим. В которых можно жить как заблагорассудится, можно даже спасать принцесс от драконов.
— Брок, а вдруг я все еще сплю в руках Гидры? — спросил Барнс, намекая на то, кому хуже от подобных мыслей. — Если все это — лишь дешевая попытка пожить, симуляция жизни для того, у кого жизни нет и никогда не будет? Я очень хочу вернуться, потому что, вернувшись, я смогу сделать хоть что-то, чтобы изменить существующий порядок вещей. И я уверен, что мы вернемся и будем вместе там, в нашем мире. Помоги мне верить в это, потому что иначе все, что меня ждет, — ледяной сон.
Брок вздохнул, попытался улыбнуться. Почему-то, чем ближе они были к осуществлению их плана, тем сложнее было поддерживать присутствие духа. Да, он был тем ещё мудаком, шёл достаточно легко, пробивал в жизни свою дорогу, скалился в ответ на удары, сам выгрызал себе крохи счастья, но рядом с Барнсом, что во времена “Гидры”, что сейчас, он терялся, нёс откровенный бред.
— Я же говорил — параною, — ответил он, устраивая голову на плече Барнса, протяжно зевнул.
— Не надо тут на мне спать, сладенький, — улыбнулся Барнс. — Давай пойдем, ты мне обещал пожрать, а потом, может, я чего на сладкое соображу.
Барнс не хотел думать о том, что это все может быть банальным видением, глюками, просто желанием убежать от реальности. Но даже если это так, он обязательно запомнит все, что было здесь, и попытается завоевать Брока там, дома.
========== 16 ==========
Приглушённо выругавшись, Брок прикрыл голову ладонями, когда очередной порыв ветра сорвал с самой верхушки горсть хрустальных листья и щедро сыпанул их вниз. Они уже час лежали за прозрачной корягой наблюдая за — Брок даже толком не знал как назвать то, что они видели — какими-то ритуальными «плясками» полуптиц-полубаб. Они взмахивали огромными крыльями, взмывая на метра два над землёй, верещали и падали вниз, прижимаясь голой грудью к странным конструкциям из прозрачных веточек, очень напоминающих то ли гнезда, то ли плетёные корзины.
— А сиськи ничего так, красивые, — Брок жестом обрисовал в воздухе круги, помял воображаемые груди руками. — И соски остренькие.
— Сиськи, значит? — злобно рыкнул Барнс. — Тебе, значит, сиськи подавай?
Он злился, и даже не на Брока, который разглядывал гарпий во все глаза, а на ситуацию в целом. Они уже полдня шлялись по этому Хрустальному лесу. За это время он изрядно потерял в романтичности, магическом очаровании и прочем, потому что тут было действительно шумно. Даже когда ветра не было, листочки колотились друг о друга и создавали фоновый шум. Найти гарпий удалось далеко не сразу, и сейчас, когда они на них наткнулись, у чертовых крылатых баб были какие-то ритуальные пляски, и соваться к ним Барнс совершенно не собирался.
