— Давно я? — он не договорил, уверенный, что Брок поймет.

— Трое суток, — прохрипел Брок, сграбастал подрагивающими пальцами угол лёгкого одеяла.

Он не стал рассказывать, как у него переклинило в голове. Как повело в сторону схватки, как шёл по следам армии противника, вырезая отставших солдат одного за другим, как совсем потерялся в ослепляющей боли и в одиночку почти полностью разметал полсотни человек и совершенно это не запомнил, при том собственноручно посворачивав кому-то шеи и, по всей видимости, задействовав какой-то сверхсильный боевой амулет. Так, по крайней мере, рассказал пришедшему в себя Броку уже в их лагере Паскаль. Одной гранаты и правда не хватало.

— Брок, — прося простить, выдохнул Барнс. — Больше никакой войны. Закончим здесь, и никакой войны больше, я тебе обещаю. Я пошлю ко всем чертям и ЩИТ, и Мстителей…

Тяжело повернувшись, он дотянулся и поцеловал Брока в волосы.

— Помоги подняться, — попросил он, точно зная, что не откроется кровотечение, что он сможет встать и ничего себе при этом не повредить. — И не возражай. Я хочу ссать, и не собираюсь делать это в кровати.

Брок и не думал возражать. Он прекрасно помнил, на что способен его бывший подопечный, и понимал, что если тот выжил, то значит, дальше его здоровью уже ничего не угрожало. Дышал Барнс ровно, хоть и тяжело, не слышно было страшных булькающих хрипов, губы не окрашивало алым, а потому Брок наклонился, подхватил его под руку и помог подняться, добрести до выхода из палатки.

— Меня гнать и не думай, понял? Если надо, то я тебе ещё и подержать могу, — оскалился он.

— Меня подержи, — хохотнул Барнс, — а уж себе я как-нибудь сам подержу.

Он тяжело навалился на Брока, правая нога не была готова принять на себя полную нагрузку. У Барнса не возникало никаких неудобств, он давно привык к техническим осмотрам, которые были более унизительны, чем поссать с помощью любовника.

Обратный путь оказался сложнее, но Барнс его преодолел, только задышал тяжелее да сильнее оперся о Брока, припадая на раненую ногу.

— А теперь ты пойдешь и спокойно выспишься, — не терпящим возражения тоном заявил Барнс, когда Брок усадил его на койку. — Ты меня понял? Брок, я серьезно. Я не верю, что ты тут соблюдал хотя бы подобие режима и нормально спал. И это я еще не спрашиваю, чем ты вообще занимался.

Брок скосил взгляд на Барнса, но решил благоразумно промолчать, очень надеясь, что они уберутся из лагеря раньше, чем до него дойдут слухи о “мяснике Рамлоу”, и не придётся объяснять, получать заслуженно по шее за такие “подвиги”. Да и какая разница, всё, что было, пока Барнс валялся в отключке, казалось сном, бредом его воспалённого сознания.

— И никуда я не пойду, Детка. Уложу тебя, притащу одеяла и лягу рядом, — заверил его Брок. — А потом сразу обратно. Я в кабинете Ангуса жить буду, если это поможет ему работать быстрее.

Этот мир его определённым образом достал. Хрен с ними, с лошадьми, отсутствием элементарных удобств, но подвергать жизнь Барнса опасности он больше не мог. Спасибо, насмотрелся. Укрыв его одеялом, подоткнув как следует и скорчив зверскую рожу сунувшемуся было в палатку Левону, видимо, решившему напомнить о недопустимости любых лишних движений, Брок наклонился над Барнсом, снова погладил его по голове, укрытым плечам, поцеловал бережно.

— Я быстро, за одеялами и назад. Тебе принести чего-нибудь?

— Себя, и побыстрее, — Барнс широко зевнул, не потрудившись прикрыть рот ладонью и закрыл глаза, засыпая. Поход в туалет вытянул из него все силы.

Когда Брок вернулся, Барнс уже вовсю сопел, смешно свернувшись клубком на своей койке. Пушистые ресницы подрагивали, одеяло было скинуто на землю. Сейчас он нисколько не напоминал Зимнего Солдата. Заново укрыв Барнса, Брок присел на край койки, невесомо коснулся волос, убирая пряди с лица. Прожить половину жизни, считая себя циником и эгоистом, а потом влюбиться с первого взгляда в самого невозможного человека на свете, идти с этим чувством дальше, помогая, как мог, прикрывая, переступая подчас через себя, собственные убеждения, интересы, только ради того, чтобы он был свободен и счастлив, даже не с тобой. Не мог Брок рассчитывать после всего на взаимность чувств. А вот оно как вышло.

— Добрых снов, любовь моя, — прошептал он.

Проснувшись утром, Барнс чувствовал себя гораздо лучше, чем когда проснулся ночью. Брок еще спал на койке рядом, и Барнс не стал его будить, просто лежал и смотрел на своего мужчину, гладил по небритой щеке, очерчивал горячие губы. И думал о том, что им очень-очень повезло, что этот мир полон магии, но на него эта магия действует неправильно. Что он суперсолдат, а не просто человек. За пару месяцев, проведенных в этом мире, они оказались к смерти ближе, чем за все то время, что воевали в родном мире.

В лагере играли побудку, но Барнс не спешил поднимать Брока, давая ему возможность еще поспать, гадая, где он был, пока сам Барнс лежал в отключке, потому что странное ощущение пустоты преследовало его даже в забытьи. Но Брок не рассказывал, а это значило, что обязательно надо узнать, чем он занимался, потому что просто так он не оставил бы его.

Барнс слышал, как просыпался лагерь, знал, что скоро к нему придет Левон — осматривать и выяснять, как же это так без магии на нем все заживает в разы быстрее, чем на обычном человеке. Надо будет сказать, что он зачарован во младенчестве, или что-нибудь подобное придумать.

Но первым в палатке появился Паскаль. Откинув полог, он шагнул внутрь, зычным голосом поздоровался. Брок даже не думал просыпаться, лишь всхрапнул и перевернулся на другой бок, укрывшись собственным плащом с головой.

— Гляжу, и ты приходишь в норму, — чуть понизив голос, обратился он к Барнсу. — Ну и напугали вы нас оба. Избранные, мать вашу.

— Чем напугал я — понятно, — Барнс попытался сесть в кровати, и у него даже получилось. — Доброе утро, генерал. А чем вас напугал Брок?

Ему было очень интересно, особенно потому, что Брок молчал как партизан о том, что делал целых двое суток, пока Барнс валялся в отключке.

— Да тут такое было, когда он тебя приволок. — Паскаль доверительно покивал. — Ты Левона видел? Его все бойцы боятся, а твой Брок одним взглядом довёл его до икоты. Тот до сих пор мужа твоего по широкой дуге обходит. Да и явился весь в крови, твоей, своей, хрипит, сам на ногах не стоит почти, а с рук не спускает. Думали вас обоих на костёр провожать придётся. А уж когда он узнал, что ты не жилец… — Паскаль покачал головой, покосился на комок из плаща, одеяла и Брока и, пригладив усы, наклонился к Барнсу. — Он один нам войну закончил. Как за тебя Левон взялся, пропал куда-то, а потом землю тряхнуло, и со стороны их лагеря столб дыма поднялся. Не знаю, что там и как было, но нет больше лагеря. Мы-то туда портал даже смогли перекинуть. А значит, и маг копыта отбросил. Переместились и… там все блевали, понимаешь… гарь, месиво из тел человеческих и этот посреди пожарища сидит, единственный живой. Скольких он положил, сколько бежало — не знаю, но я очень не хочу смотреть на тот мир, из которого вы прибыли, сынок. Ладно, раскудахтался я что-то, а тебе отдыхать нужно. Поправляйся и валите отсюда, — разулыбался он и пожав руку ушёл.

— И что же ты, сладенький, такого сотворил? — в пространство спросил Барнс, понимая, что не будет будить Брока. Да и не скажет ему ничего, ведь сам бы поступил точно так же.

Судя по описанию, Брок закидал врагов гранатами, Барнс только надеялся, что хоть парочка осталась, мало ли, для чего ещё понадобится.

На седьмой день Барнс был совершенно здоров, мог бегать и прыгать свободно, без болевых ощущений. Они уже собирались отправляться обратно в столицу, раз больше не нужны были на линии фронта, которого уже и не было как такового. Давно был отправлен гонец, а сосед, с которым воевали полвека с разной периодичностью, был готов подписывать мировую.

— Господин Барнс, господин Рамлоу, — прибежал парнишка, денщик Паскаля, — до вас придворный маг пожаловал. Мессир Ангус.