— Не сдаёшься, сучонок? — усмехнулся тот, кого Брок принял за главного в этом бедламе, присел рядом, нависнув явно для солидности, чем Брок и воспользовался прицельно плюнув в разявленный рот. — Отродье Кабуру! Я научу тебя послушанию! — заверещал бандит, подскочил проходясь ногами по рёбрам, метя в живот.

Барнс был уже близко, и он слышал, перепрыгивая с камня на камень, он слышал глухие удары, сдавленные стоны и мат. Брок был в своем репертуаре, и он еще выскажет ему за это, но не сейчас, потом, когда все закончится.

Вот и вход в грот, но так просто не посмотреть, что там происходит. Барнс размышлял, что делать, когда вспомнил о зеркальце у себя в кармане, гребне и зеркальце, которые подарил ему гончар, а Барнс даже забыл, как его звали. Достав дорогущую по местным меркам безделицу, Барнс аккуратно выставил руку, и смог разглядеть, что происходит. Только часть, но как раз ту часть, где на холодном камне лежал полуголый Брок, а какой-то мужик приноравливался его ударить побольнее. Больше Барнс разглядывать не стал. У него просто перемкнуло в голове. Полыхнуло алым, и он потерял себя.

Брок почти не понимал, что происходило вокруг. Оба глаза заплыли и отказывались смотреть, сил подняться, повернуть голову, да даже вдохнуть как следует не было. Но он всё слышал: страшные крики, лязг оружия, звон натягиваемой тетивы, песни стрел, чьи-то стоны, шаги, хлюпанье крови под ногами. Собрав последние силы, Брок немного приподнялся на локтях, подтянулся, облокачиваясь на стену. Захрипел, заходясь в кашле. Всё-таки этот урод достал его куда серьёзнее, чем он думал.

В свете редких факелов метались рваные исковерканные тени людей, подписавших договор со смертью, но решивших обмануть костлявую. А теперь пришёл черёд платить по счетам.

Перед глазами темнело, приходилось смаргивать набегающую муть, трясти головой, чтобы не “уплыть” раньше времени. Брок всегда любил смотреть, как работает Зимний, он наслаждался плавностью неспешного шага, хищной грацией движений и льдом в глазах. Он в первый раз почти сразу влюбился в киборга «Гидры», поплыл, стоило Солдату замереть рядом, выполнив приказ тогдашнего куратора. И сейчас Зимний был смертоносно прекрасен, но в каждом его движении чувствовалась боль. Надлом в самом важном месте, не дающие быть совершенно хладнокровным

— Детка, — позвал Брок, когда никого из живых, кроме них, не осталось. — Сердце моё.

Зимний замер, слыша хриплый, но знакомый голос. Кроме него, живых вокруг больше не было. Тяжелое дыхание человека, на которого Зимний перевел взгляд, медленно выходя из кровавого транса, привело его в чувства быстрее, чем что бы то ни было другое. Барнс включился сразу, осознал, что весь в крови, вокруг около двадцати трупов, но его Брок цел.

В мгновение ока оказавшись рядом, Барнс содрал с себя плащ, аккуратно заворачивая Брока в него, чтобы тому не было холодно, рассек веревку, связывающую руки, едва-едва коснулся разбитых губ.

— Прости, — Барнс чувствовал себя виноватым, ведь это из-за него все началось. Он подхватил Брока на руки, не представляя, может тот идти или нет, но проверять не собирался. — Я не знал. А потом опоздал. Я так за тебя испугался, господи.

Только сейчас Барнса начало отпускать, и от отходняка его затрясло всего крупной дрожью. Он прижимал к себе Брока как хрупкую драгоценность, боясь повредить ему.

— Как ты?

— Больно, Детка, и темно, — растянул перепачканные кровью губы Брок. — Но это… ничего.

Он закашлялся, захрипел, вздрагивая всем телом. Едва терпимая боль резанула вдоль грудной клетки, не давая нормально дышать, наполняя рот кровью, мешая говорить.

— Малыш… шкатулка, найди шкатулку… это важно, важнее всего сейчас. Она здесь, найди.

— Ты рехнулся, — ласково сказал Барнс, но Броку важна была какая-то шкатулка, и он, держа его на руках, стал оглядывать грот. В неверном свете факелов видны были только трупы и поблескивающая черным кровь. Барнс уже хотел сказать, что тут ничего нет, когда на каких-то ящиках увидел небольшую шкатулку. Подошел, схватил ее и сунул Броку в руки. — Держи, раз она тебе так нужна.

То, что Броку нужен врач, было неоспоримо, но где его достать посреди ночи, да и вообще, где его достать, Барнс не знал. Они были в часе неспешной езды от города, а Брок едва дышал, в груди у него хлюпало так, что Барнсу было страшно. Очень страшно. Ему никогда в жизни не было так страшно, как сейчас.

От сердца отлегло. Брок на мгновение прижал шкатулку к груди, попытался непослушными пальцами открыть, но ничего не вышло, лишь совсем выбился из сил, рыкнул сам на себя, кое-как подцепил ногтем замочек, откинул крышку.

— Родной… я… - он снова закашлялся, сплюнул в сторону кровь, утёр губы тыльной стороной ладони. — Я люблю, так сильно люблю тебя… и хочу… хотел бы прожить с тобой до конца… видимо так и вышло, — Брок шало улыбнулся. — Здесь не принято дарить кольца, а я хотел по всем правилам: предложение, храм и… мы вместе до конца. Мы ведь… вместе?

С каждым словом его голос становился всё тише, тело наливалось свинцовой тяжестью, темнота подступала всё ближе, но Брок держался. Старался держаться.

— Заткнись, — взмолился Барнс. Он не хотел ничего слышать, никаких “до конца”, “по правилам” и прочей ерунды. Никакой “всей жизни”, если эта жизнь закончится сейчас. Глотая непролитые слезы, он повторил: — Заткнись.

Зимний Солдат умел бегать ничуть не медленнее Капитана Америки, и Барнс побежал, понимая, что если не успеет, ему уже ничего не будет нужно ни в этом мире, ни в том. Он бежал, четко помня дорогу, уверенный, что направляется правильно, туда, куда ему надо. Он бежал к магу, Ангусу, тот объяснил, как до него добраться, когда они будут в городе.

Наверное, в этом мире таких скоростей просто не знали, потому что Барнс оказался у дома мага минут через пятнадцать, может, чуть больше. Брок все еще дышал, но все хуже и хуже. Все тише, и все больше булькало в груди.

— Ангус! — заорал Барнс, колотя ногой в дверь, и, похоже, столько отчаяния было в этом вопле, что маг показался в окне второго этажа почти сразу, увидел растрепанного Барнса, всего в крови, а на руках у него Брока и сам побежал, распахнул дверь.

— Неси туда, — указал Ангус в сторону гостиной. — Анника!

Барнс положил Брока на вычурный диван, слыша, как маг отдает указания служанке бежать за жрецом, и пришел в гостиную.

— Что случилось? — спросил он, простирая над Броком руки, шевеля пальцами.

— Спаси его, — не услышал вопроса Барнс. Он сейчас ведь был тонкой, готовой оборваться нитью, как и жизнь Брока. — Умоляю, спаси его.

— Я этим и занимаюсь, — отозвался Ангус. — А ты рассказываешь мне, что случилось.

И Барнс рассказал. Быстро, четко, только то, что имело значение, все время держа Брока за руку, даже не заглянув в шкатулку, в которой лежало что-то для него, для Барнса, что-то что Брок хотел подарить ему “на всю жизнь”. Он не хотел знать, что это, если только Брок сам не расскажет.

Пока Ангус, похоже, удерживал Брока на грани жизни и смерти, пришел жрец, высокий молодой мужчина в длинных сиреневых одеждах, перекинулся с Ангусом парой слов, Барнс не совсем понял о чем, похоже, они говорили о самочувствии Брока и о магии, а потом положил на грудь Брока руки и начал нараспев читать молитву. Под руками засиял неяркий свет, и Брок задышал глубоко и ровно.

— С ним все будет хорошо, — жрец погладил Барнса по волосам, слипшимся от крови. — Уже все хорошо. До свидания, Ангус.

— Спасибо, Даилан, — и пошел провожать жреца, оставляя Брока и Барнса наедине.

Только сейчас, слыша ровное дыхание, четкое биение пульса, Барнс почувствовал, как его отпускает, и разрыдался. У него никогда не было такой реакции на подобные ситуации, только вот и в подобных ситуациях он никогда не бывал. Даже у железной психики бывает откат, и сейчас Барнс переживал его в полной мере, рыдая и матеря Брока самыми забористыми выражениями вперемежку с признаниями в любви.

Выждав, пока Барнс немного успокоится, Ангус вошёл в гостиную и поманил его за собой, перед этим легко взмахнул кистями рук, будто бы стряхивал капли воды, и Барнса окутало голубоватое сияние, очищая от крови и грязи, как и спящего сном праведника Брока.