Подняв первую «миску», Брок крякнул от натуги, но дотащил ее до телеги, глянув потом на деда и гончара с уважением, раз они справлялись до этого без особой помощи.

От этого “детка” на душе потеплело, словно Брок подошел и погладил по голове, дал прижаться к себе и просто постоять, уткнувшись носом в шею. Барнс улыбнулся и пошел таскать “миски”, прикидывая, что в телегу так, чтобы довезти нормально, влезет не больше двух дюжин, может, на полдюжины больше, но спорить не стал, а принялся таскать. Они с Броком могли и больше уложить, но Барнс логично рассудил, что это только лишняя работа после, да и запихать их потом в телегу будет проблематично, если их еще куда-то повезут.

С чашами управились быстро. Барнс оставил Брока принимать чаши на телеге, чтобы не прыгать туда-сюда, как идиот, и сам поперетаскивал их, честно нося по одной и делая вид, что ему тяжело.

— Все, больше не влезет, — сообщил Барнс, сидевшим на крыльце Огасту и Марку. — Спасибо, что довез, Огаст.

— Останетесь на обед? — спросил Марк, повинуясь жесту старика, похоже, они были не просто связаны одним делом.

Барнс вопросительно посмотрел на Брока, потому что им надо было еще пройтись закупить в дорогу всякое, и непонятно было, где его, это всякое, искать. И хотелось бы уйти как можно дальше от этого городишки. Но они не завтракали, припасов от Рады уже не осталось, а что там Брок набрал на постоялом дворе, еще неизвестно. Но сам Барнс предпочел бы отказаться, тут должны были быть какие-нибудь жральни для путников, можно было бы там поесть. И валить-валить-валить.

— Спасибо, но нам ещё в путь сегодня выдвинуться хотелось бы, — сказал Брок, легко выпрыгнув из телеги, пожал Марку руку и подошел к Огасту. — Спасибо, отец, помог ты нам. Лёгкой тебе дороги и лихом не поминай.

— Держитесь за свою любовь, милки, — улыбнулся старик, приподняв свою шляпу, сверкнул на солнце белыми бельмами, — и все у вас будет. Бывайте. Добрый путь.

— Прощай, — махнул рукой Барнс, отчего-то уверенный, что Огаст увидит этот жест, и подхватил их узлы. — А где тут магазин… тьфу ты, лавка, где можно расческу… гребень мне нужен, в общем. Вот.

Марк ушел в дом и вышел через минуту с красивым, явно женским, редким гребнем и почему-то зеркальцем.

— Держи, — он протянул это все Барнсу, — мне уже не нужно, а тебе явно пригодится. А в дорогу чего купить, зайдите через пять домов в лавку, там все есть, что надо.

— А кузнец у вас тут есть? — принимая гребень и зеркало, маленькое, кругленькое, мутноватое, спросил Барнс, вспомнив, что у них есть недомечи, которые было бы неплохо продать, потому что тащить их с собой он не видел смысла.

— Есть, на другой стороне города, тоже на окраине, — охотно ответил Марк. — Там Томас-кузнец, вы скажите, что от меня, если чего надо.

— Спасибо, — поблагодарил Барнс. — Пойдем… Брок.

Тот в ответ хмыкнул, хотел что-то сказать, но передумал и лишь махнул Огасту на прощание рукой.

Эта странная фраза про любовь со всей силы саданула под дых, выбила воздух из лёгких. Какая, к черту, любовь? Что о ней мог знать слепой старик, перевозящий всякий хлам туда и обратно? Что он вообще мог знать? Но у Брока складывалось нехорошее чувство, что этот слепец видит намного дальше и лучше их, зрячих, и стоит к его словам прислушаться хотя бы, раз уж на веру взять не получалось.

Брок любил Барнса, и очень давно любил. Ещё когда тот пускал слюни после обнулений и жался дурной головой к его плечу, как к последнему, что у него осталось из настоящего в жизни.

— Зеркальце и гребень? — расплылся в улыбке Брок, стоило им покинуть двор гончара. — А давай мы ещё и лент красивых купим, я косы заплетать умею. Будешь таким лапушкой.

— Нахуй иди, — попросил Барнс, — я четыре дня не расчесывался, и хуй знает, как я это теперь сделаю. И резинка при взрыве потерялась. А зеркальце — вещь полезная. За угол смотреть можно, под низ телеги, сам знаешь, как мы зеркала используем. Тем более, зажигалка не вечная. Надо, кстати, купить, как эта дрянь называется, огниво?

Они уходили от второго человека, который, совершенно их не зная, помог им, и слова о любви, которые сказал Огаст, слепой старик, Барнс запомнил и собирался следовать совету, пусть даже он, Баки Барнс, Броку и не нужен.

Взяв гребень, а зеркальце убрав в карман, Барнс прямо на ходу принялся расчесываться, наплевав на все вокруг. Занятие это было сложным и нудным, и он уже был уверен, что без кондиционера не справится.

— Не дают мне красотой насладиться в этой жизни, всё что-то да против, — преувеличенно грустно посетовал Брок и дёрнул Барнса на себя прямо из под копыт лошади.

Всадник проорал что-то нецензурное про слепых идиотов и унёсся вперёд, расталкивая конской грудью спешащий по своим делам народ.

— Блядь, время идёт, а мудаки не меняются, что в нашем мире, что в этом, — проворчал Брок, отстранившись. — Ёбаные мажоры, а ты ходи и оглядывайся.

Шоппинг Брок не любил от слова совсем, предпочитая заказывать через интернет или приходить в любимый магазин одежды по предварительному звонку, когда в продажу выбрасывали новую коллекцию, а вот тут у него прямо интерес загорелся. Местную таверну он уже видел, жутиков тоже, в бане помылся, с кузнецом даже самогонку пьянствовал, а вот в лавках не бывал. Мало ли что там интересное можно найти, особенно если учесть, в какой неправильный мир они попали.

Дернутый, Барнс оторвался от своего занятия, показав вслед всаднику средний палец, и вернулся к расчесыванию. Ему было плевать, что на него смотрят люди, на все плевать, он мечтал о расческе четыре дня, и сейчас просто ею наслаждался. Он даже не оценил то, что Брок на мгновение прижал его к себе, так был увлечен.

— Давай к кузнецу сначала, — предложил Барнс, еще пару раз дернул себя за волосы. — Бля, это невозможно просто так расчесать, Брок!

Остановившись посреди улицы с гребнем в одной руке и узлами в другой, он сейчас выглядел таким несчастным от того, что получив вожделенный предмет, никак не мог применить его со всем тщанием. Барнс жалобно посмотрел на Брока, прося у него помощи или хотя бы совета.

— Ты совершенно беспомощен без меня, сладкий, — закатил глаза Брок, отобрал у него гребень. — Давай хоть в сторону отойдём, а то не заметим, как затопчут.

Оттащив Барнса к стене первого попавшегося дома, Брок развернул его спиной к себе и не смог удержаться, погладил по голове, совершенно с идиотской, скорее всего, улыбкой пропустил пальцы сквозь пряди. Как он соскучился по этому ощущению жидкого шёлка, тяжёлого, тягучего. Едва не заурчав от удовольствия, не вжавшись лицом в затылок, Брок зажмурился, грызанул до крови нижнюю губу, сгребая разбегающиеся мозги в кучку.

Так, расчёска. Расчёсывая, привычно разбирая тяжёлые пряди, Брок блаженствовал, ухнув с головой в какое-то медитативное, почти бредовое состояние, сравнимое разве что с занятием даже не сексом — любовью. Он мог бы простоять вот так вот вечность, если бы не крик какой-то тётки, поносящей соседку за слишком пышные формы.