А пока надо было дождаться утра, доехать до города и помочь деду с мисками.

— Тогда скажи мне, сколько у нас денег, и поехали отсюда, — Брок мог увидеть, как старик проснулся и уже начинал собираться в дорогу.

Барнсу было привычно вот так коротко общаться с Броком, звать его по фамилии, но от этого было не легче, потому что он чувствовал, что они были близки, что между ними было что-то, может, и очень маленькое, едва заметное, но сейчас не было и этого. Они в одну ночь стали друг другу совершенно чужими. Барнс одним вопросом убил даже надежду на возможность быть не вместе, но рядом. Он хотел подружиться с Броком, а теперь не знал, как просто снова стать друг другу теми, кем были.

Поднявшись, он принялся сворачивать обратно в узлы вещи, перебирая, что можно оставить, потому что два неудобных тюка таскать с собой было проблематично.

— Десять монет золотом, двенадцать серебром и три медяшки, — ответил Брок, сгребая окурки в ладонь.

Пиздострадать надоело. У него на это была целая ночь: вспомнить, улыбнуться тому, что было, перебрать моменты, словно бусины, и закрыть навсегда эту книгу. Не судьба — значит, не судьба. Счастья им с Роджерсом. Брок умел ставить перед собой реальные цели, отметая всё личное в сторону, а потому сейчас поднялся, встряхнулся, как дворовый пёс и принялся одеваться. Когда-то он раскрываться начал ради Зимнего и, видимо, не стоило этого делать.

Окинув Барнса взглядом, Брок дёрнул уголками губ, как бы обозначив улыбку, и выложил рядом с ним половину денег.

— Собирайся, спущусь, жратвы куплю в дорогу.

Но что вот делать с ноющим сердцем, Брок не знал.

Перебрав и переложив вещи, Барнс снова завязал их узлы, мечтая о нормальном тактическом рюкзаке, спустился вниз и вышел на улицу, закинув узлы в телегу, в которой уже ждал их старик.

— Утро доброе, милок, — улыбнулся старик из-под шляпы, на нем было накинуто что-то вроде пончо, с утра было зябко. — К полудню приедем в город, погрузим миски и разойдемся. А к оракулу… сходите, не помешает, если вы никуда не торопитесь.

Старик словно знал, кто они и что они, но молчал, продолжая хорошо играть свою роль.

— Доброе, — отозвался Барнс, у него по спине пробежал холодок от проницательности их провожатого. — А до оракула от города далеко?

— Да где-то столько же, как от того места, где я вас подобрал, до города, — пояснил старик. Барнс только сейчас понял, что тот так и не представился, как и они ему. — Дойдете, ничего. И дорогу увидите, она к реке идет, сворачивает от тракта.

Сломав хозяину постоялого двора два пальца, чтобы неповадно было считать чужие деньги и лезть с неуместными советами, Брок наконец-то смог выдохнуть и прийти в относительную гармонию с этим миром. Мир — дерьмо, он и сам, если разобраться, не подарок, так что они как нельзя лучше подходили друг другу. Так зачем себя ограничивать?

Закинув котомку, подарок того же хозяина постоялого двора, на плечо, Брок вышел из сумрачного зала на улицу, втянул относительно свежий воздух, всё-таки близость сортира сказывалась на утренних ароматах, и, насвистывая, двинулся к телеге.

— Доброе утро, отец, — поздоровался он, закинув котомку. — Ты как знал, остался в телеге ночевать. Развей мои сомнения — это самое паршивое заведение на всём тракте?

— Не знаю, милок, — когда все уселись, слепой старик хлопнул поводьями, причмокнул, и битюг серой масти двинул вперед, идя на удивление бодро, не в пример вчерашнему. — Я ж дальше никогда не был. Тут лучше было, пахло попристойнее, но потом старуха Марта померла, и все досталось ее дочке с мужем, с тех пор и воняет.

Барнс хмыкнул, пристроился на дне телеги, уложив голову на тюк, и закрыл глаза. Он не боялся ни разбойников, ни чудовищ, ни черта лысого. Он вообще не представлял, что могло бы напасть на старика на дряхлой телеге, которую тащит деревенская лошадь ранним утром на тракте, вдоль которого начинались поля. Поэтому взял и отключился.

========== 5 ==========

Назвать это городом Брок не смог бы даже после традиционной рождественской пьянки со «Страйком», особенно если вспомнить, как Таузиг на полном серьёзе клялся в любви манекену, которого они спёрли в магазине мужской одежды, потому что Мэй захотелось хоть одного симпатичного мужика на этом празднике жизни. Вот и сейчас, сидя рядом со стариком, Брок в недоумении косился на кривые низкие домики с замазанными кое-где глиной стенами, соломенными крышами через одну и невозможно грязными улицами.

— Я определённо не так себе представлял город, — разглядывая хмурых жителей, чавкающую, несмотря на сухую погоду, грязь под ногами — вот не хотел он даже представлять, что за дерьмо там понамешано, здраво беспокоясь, что именно оно и есть. — Я не буду здесь ночевать. Ты как хочешь, Барнс, а я резко и очень сильно полюбил природу.

Барнс поднял не чесаную несколько дней ничем, кроме пятерни, голову, огляделся и был с Броком совершенно солидарен. Он вообще останавливаться здесь не хотел, но надо было помочь старику, раз уж они договорились.

Небольшой замок в центре этого безобразия еще больше удручал, похоже, хозяин этих земель был или шизофреником, или алкоголиком, раз так запустил свои владения. А еще этот оракул в пещерах на реке…

— Закупимся в дорогу и пойдем отсюда, — согласился Барнс.

— Вот и приехали, — сообщил старик, когда они остановились у дома с большим сараем на окраине, где было посуше и почище.

Из дома пахло глиной и жаром, похоже, тут была просто мастерская гончара. К ним вышел сухощавый мужчина в платке и кожаном фартуке, заляпанном светлыми потеками все той же глины.

— А, Огаст, помощников привез, — мужчина тепло улыбнулся старику, словно тот мог видеть улыбку, а может, действительно мог, кто его, этого слепца, разберет. — Значит, сегодня быстрее управимся.

— Да, Марк. Ребята помогут, — Марк осмотрел “ребят”, хмыкнул, но ничего не сказал, просто прошел к длинному зданию и распахнул дверь.

Барнс выпрыгнул из телеги, вытащил их с Броком вещи, положив на крыльцо, чуть улыбнулся, исподтишка глянув на Брока, слезающего с телеги, и пошел осмотреть фронт работ.

Только во дворе у гончара был порядок и чистота, сразу было видно мастерового человека, вкладывающего не только все силы и умения в свою работу, но и немалую часть души. Выбравшись из телеги, Брок потянулся, размял затёкшие плечи и хлопнул в ладоши.

— Ну, отец, показывай, что грузить надо.

Когда ему показали чаши размером в небольшой тазик, Брок аж присвистнул, прикинув, как дед до этого справлялся с такой работой, а, главное, зачем кому-то нужно было их столько, да ещё и настолько великанских размеров. Но задавать лишние вопросы не стал, сказано грузить — значит погрузят.

— Так, Детка, — хмыкнул Брок, уперев руки в бока, сам не замечая, что снова съехал с фамилии на прозвища. — Ты с того края начинаешь грузить, я с этого, и… — он дёрнул Барнса за ворот рубахи почти к самому своему лицу. — …не свети особо силой, хотя бы сделай вид, что тебе тяжело.