— Старик! — тихо позвал Барнс, подойдя к телеге. Лошадка была распряжена и стояла в небольшом стойле, а дрова уже разгрузили. — Сказал бы, что дрова разгрузить надо, мы бы помогли.

— Ничего, сынок, местным обалдуям тоже надо работать, не баклуши бить, — отозвался старик из телеги. — Залезай, вдвоем веселее будет.

Барнс забрался в телегу, где у деда была очень уютная лежанка, которой с виду на двоих вполне могло хватить.

— А друг-то твой где? — спросил дед, когда Барнс устроился рядом, с ним, заложив руки за голову.

— А друг, — он произнес это слово с горечью, — предпочитает кровать. Чего в городе-то грузить надо будет?

— Миски глиняные. У меня старуха их расписывает, а я потом обратно отвожу, — ответил дед и хмыкнул. — Поссорились, значит? Ничего, поспите, а к утру пройдет все. Слушать друг друга надо, а не себя одного.

— Ага, — скептически сказал Барнс, повернулся на бок и закрыл глаза. — Спасибо, старик.

— Спи, двуликий, спи, — усмехнулся старик, похлопав его по плечу.

Барнс попытался обдумать слова Брока, но ничего нового там не высмотрел, не смог уловить что-то хорошее для себя, а про Стива и любовь вообще не понял. Но, так или иначе, с Броком надо было помириться. Если только обида отпустит утром. Он надеялся, что отпустит.

Заплатив за разбитое ведро и раздавленный кусок мыла, который, оказывается, надо было вернуть, Брок уселся на подоконник в одних штанах и закурил.

Умение пускать по пизде всё свои мечты и наработки уже можно было считать профессией. Вот так вот грамотно недосказать — это надо умудриться, показать совсем не то, что собирался, о чём даже никогда не думал.

Из окна было прекрасно видно и телегу, и старика с Барнсом. Хорошо хоть так. Не мог он спать один, физически не мог, всё время грызло страшное чувство потери, будто бы стоит отвернуться, и с Барнсом случится что-то непоправимое. Никому не надо было знать, как он ночевал у криокапсулы, приплачивая постовым, чтобы они вовремя отводили глаза, или не спал вообще, литрами пил кофе, глушил бренди и ждал, когда его принцесса вернётся, можно будет его ощупать, проверяя на целостность, вжаться на мгновение лбом между лопаток и снова пообещать вытащить его из всего этого дерьма.

За первой сигаретой пошла вторая.

Переворачиваясь, чтобы устроиться удобнее, Барнс заметил в окне Брока, и показалось, что тот на него смотрит. Или не показалось? Барнс не знал и, наверное, не хотел знать. Он хотел не слышать всего того, что сказал ему Брок, не задавать своего вопроса, даже захотел снова стать Зимним, только бы Брок касался его, прижимал к себе иногда, ерошил нечесаные волосы и называл золотцем или принцессой. Так хотя бы была иллюзия, что Брок может быть немного его.

На небе были мириады незнакомых звезд, дул свежий ветерок, пахло человеческим жильем и испражнениями, было слышно как в небольшой конюшне всхрапывали кони, переступая копытами. Эти звуки были такими же далекими от цивилизации, привычной Барнсу, как и звуки леса.

Люди уже улеглись спать, осталась всего пара человек, и он слышал, как скрипит пол под их ногами. И вдруг забеспокоился, не рискнет ли хозяин дать Броку по голове и выкинуть куда-нибудь бесчувственное тело, забрав себе все добро. На добро было плевать, а вот на Брока нет.

Пусть они поссорились, пусть Брок хотел Зимнего Солдата вместо Баки Барнса, но сам Барнс любил его и не мог допустить, чтобы с ним что-то произошло. Даже если они поссорились.

Как ему вообще пришла в голову мысль о том, что хозяин может дать по голове своему постояльцу, Барнс не знал, но был уверен, что такое возможно, поэтому тихо соскользнул с телеги и пошел к Броку, расслышав едва уловимое “молодец”, сказанное стариком.

— Это я, — тихо сказал Барнс, скребясь в дверь. — Пустишь?

— Открыто, — бросил Брок, докуривая наверное уже пятую сигарету.

Вот чего он не ожидал, так это того, что Барнс зачем-то вернётся обратно в номер. Не приходилось сомневаться в его упёртости. Кому как не Броку знать, насколько упрямым становился что Зимний Солдат, что Баки Барнс, когда что-то делалось не так, как он это задумывал. Доставалось подчас и святому Роджерсу, хотя Брок никогда не прислушивался к тому, что происходило между сладкой парочкой, чтобы не рвать себе нервы.

Вот и сейчас… лучше бы добить пришёл.

— Я скажу только один раз, — не оборачиваясь к Барнсу сказал Брок. — Я никогда не хотел для тебя судьбы марионетки «Гидры». Для кого угодно, но только не для тебя.

— Ложись спать, — просто сказал Барнс, не желая обсуждать эту тему более. Не хотел — и хорошо. Значит, они просто друг друга не поняли. — Мы остановились в подобном клоповнике первый и последний раз, Рамлоу.

Усевшись опираясь спиной на дверь, Барнс сложил ноги по-турецки и закрыл глаза, положив на колено один из своих ножей. Они сказали друг другу все, что хотели, и больше, чем было нужно. Оставалось только дождаться утра. Но теперь Барнс был уверен, что их сон никто не потревожит.

Рамлоу… ну да, заслужил, именно это и с самого начала. Всё правильно. Брок покосился на Барнса и, закурив в шестой раз, снова отвернулся в сторону улицы. Когда нет надежды, нет и нужды страдать лишний раз. Вот отправит Барнса домой, даже если для этого придётся впихивать его в портал, и либо останется здесь, что с каждым часом становилось всё менее вероятно, — наелся Брок что-то простой сельской фэнтези-жизни, а ведь прошло всего пара дней — либо в тот же день в их мире подаст в отставку и уедет без отработок и каких-либо пояснений. Стар он для всего этого дерьма.

Брок молча смотрел на раскинувшееся бесконечное покрывало неба, мысленно сравнивнивая его с земным. Он столько времени провёл в пустынях, когда по ночам только и оставалось — лежать на спине без сна, разглядывая и запоминая звёзды. Было время, когда он даже немного увлёкся астрономией и на голубом глазу рассказывал Зимнему, сидя на крыше ангара на базе, тыкая пальцем вверх, про созвездия, пересказывал легенды, правда, напрочь путая детали и персонажей. Тогда они были близки как никогда. Брок рассказывал, а Зимний смотрел своими невероятными серыми, доверчивыми, словно у ребёнка глазами и улыбался… а на следующий день его обнулили, потому что на мосту его узнал Роджерс.

Небо над лесом потихоньку начало сереть.

— Я сказал тебе спать, — не открывая глаз, подал голос Барнс от двери. — У тебя есть еще время. Спи. Завтра грузить глиняные миски в городе.

И снова Брок не двинулся с места.

— Днём выспался, — зачем-то пояснил он, хотя и не собирался сначала вообще больше без необходимости заводить разговоры. — Спасибо.

Выбив из пачки последнюю сигарету, Брок с кристальной ясностью понял, что душу положит для того, чтобы разбудить оракула и вытрясти из него всё про перемещения, другие миры и том, как им вернуться обратно. Пока Барнс здесь, Брок не мог считать, что справился, и сделал для самого важного человека во всех мирах всё, что мог.