– Эйми, – шепчу я и провожу пальцем по ее щеке. На большее я пока не решаюсь.

– В общем, – машет она рукой, – у меня началось что-то вроде истерики. Я плакала и плакала, никак не могла остановиться. Я ездила по городу в надежде успокоиться. Не хотела пугать родителей и Кэти. А когда мне это не удалось, я оказалась тут. Я знала, если я приеду домой в таком состоянии, мне не удастся внятно объяснить, почему я отправилась на встречу с Джеймсом. А мне не хотелось, чтобы ты спешил с выводами.

Я слушаю Эйми, а в душе вскипают горечь и злость. Горечь из-за того, что она не решилась довериться мне. И злость на Джеймса, который довел ее до такого состояния.

– Одна встреча, и я уже так распереживалась. Все эти эмоции напомнили мне о том, какой я была в пору наших отношений с Джеймсом.

– И какой же?

– Наивной и незрелой. И слишком доверчивой. Верила на слово там, где стоило бы усомниться.

Я обожаю ту доверчивую Эйми, какой она была когда-то. Но еще больше я люблю ту женщину, какой она стала после замужества. Сильной, пылкой, уверенной в себе. Лучшей матери для Кэти я и пожелать бы не мог. А для меня это очень важно.

Но не это меня сейчас тревожит. Все та же мысль продолжает крутиться у меня в голове: а вдруг Эйми поняла, что все еще любит Джеймса? Несмотря на все ее заверения, я никак не могу отделаться от терзающих душу сомнений.

– Вы часто виделись с ним после той июньской встречи?

– Что? – Эйми смотрит на меня с откровенным недоумением. Я выжидательно вскидываю бровь.

– Сегодня. Других встреч не было.

– Сколько времени вы провели вместе? Когда он тебе позвонил?

– Господи, Ян.

В шейкере звенят кубики льда.

– Кому коктейль? – окликает нас из кухни Надя.

– Нет, спасибо. – Я не свожу глаз с лица Эйми.

– Я выпью. – Эйми окидывает меня холодным взглядом. – Я же сказала тебе, что не хочу обсуждать это здесь.

Она решительно направляется к барной стойке.

Резко выдохнув, я шагаю следом за Эйми на кухню.

Надя подвигает ей мартини со льдом. Убрав оливку, Эйми одним глотком опрокидывает в себя напиток. Затем, заметив, что я не пью, тянется к моему бокалу.

– Похоже, кого-то мучает жажда. Твое здоровье. – Надя поднимает свой бокал. Сделав пару маленьких глотков, она бросает взгляд в сторону микроволновой печи.

– Если хотите, я закажу что-нибудь из закуски.

– Нет, спасибо. У нас планы на ужин. – Облокотившись о стойку, я наблюдаю за тем, как Эйми поглощает мой коктейль. К счастью, чуть медленнее, чем первый.

– Я не голодна. – Эйми отодвигает от себя пустой бокал.

– Ну, как хотите. – Надя встряхивает шейкер. – Еще стаканчик?

Эйми снова качает головой.

– Думаю, нам пора домой. – Схватив сумочку, она направляется к входной двери.

Я вздыхаю. Похоже, мне не остается ничего другого, как только откланяться.

– Машину поведу я, – говорю я и потираю переносицу. Надо запастись терпением. Оно мне сегодня пригодится, иначе я снова могу ляпнуть что-то такое, что выведет Эйми из себя.

– Спасибо, – говорю я Наде. – За ее машиной мы заедем завтра.

– Можете не спешить. – Она сжимает мою руку. – Ян, ты сейчас нужен Эйми. Я же вижу, ей тяжело.

Нам обоим тяжело.

– Знаю, – говорю я вслух. – Спасибо.

Я подхожу к Эйми.

– Ну что, поедем домой?

Похоже, мне так и не придется отпраздновать свою чудесную новость.

На лифте мы спускаемся в подземную парковку. Спускаемся молча, не глядя друг на друга. Хотелось бы мне как следует разозлиться на Эйми! Или на Джеймса, который снова встречался с моей женой. Но единственное, что я чувствую в душе, – сострадание к этому парню. Вот это-то и бесит меня больше всего.

Я прекрасно понимаю то ощущение смятения и дезориентации, в котором находится сейчас Джеймс. Понимаю его потребность быть рядом с Эйми, которую он всегда любил. Для него не существует того промежутка, который отделяет его прошлое от настоящего. Ему-то кажется, что он расстался с Эйми только вчера.

Я провел все свое детство в схожем бедламе. Не самое приятное местечко, скажу я вам!

Мы заходим в гараж, и я роюсь в кармане в поисках ключей от машины. Одно неловкое движение, и они падают на пол.

– Надо еще заехать к родителям, забрать Кэти, – говорит Эйми, которой ничего не известно о моих планах на ужин. В любом случае ресторан, похоже, отменяется.

– Знаю, – сухо бросаю я и открываю машину. Распахиваю для Эйми дверцу, и она забирается на сиденье, бросив на меня опасливый взгляд. Я наскребаю остатки спокойствия и иду к своему месту.

Дождавшись, пока школьный автобус исчезнет за поворотом, Ян зашагал к белому фермерскому дому, в котором прожил все свои девять лет. На обочине подъездной дороги он увидел серебристый «Понтиак» мамы.

Плечи Яна расправились, и он с облегчением выдохнул. Ну вот, она вернулась. Во всяком случае, он надеялся, что это его мать, Сара, а не Джеки, другая ее половинка.

Сколько Ян себя помнил, мама всегда отличалась перепадами настроений. Ей ничего не стоило забыть, что она делала вчера, а то и минутой раньше. Яну приходилось все время напоминать ей. В такие моменты она ошеломленно смотрела на сына широко распахнутыми глазами, как это делают несмышленые дети.

Лишь год назад отец попытался объяснить Яну странное, а то и вовсе причудливое поведение мамы. Она где-то пропадала два дня и вернулась домой с резаной раной на щеке и подбитым глазом. Одежда была грязная и порванная. При этом мама совершенно не помнила, что она делала в эти сорок восемь часов. Ей хотелось только одного – принять горячий душ и рухнуть в постель, но отец настоял на том, чтобы отвезти ее в больницу. Домой ее выписали через три дня, со швами на щеке и диагнозом. Синдром множественной личности.

Ян не очень-то понял, что это такое и почему мама заболела. Он лишь уяснил, что внутри мамы жили другие люди. Доктор говорил об одной такой личности, Джеки. Но он предупредил, что могут быть и другие. Ян пока не замечал их присутствия, зато о Джеки они с отцом знали очень даже хорошо. Она начала появляться еще с рождения Яна.

Доктор направил маму к психиатру и выписал ей таблетки – антидепрессанты и стабилизаторы настроения. Но мама сразу заявила отцу, что не желает принимать их. Ей не нравилось, что ее пытаются контролировать. У психиатра она тоже бывала редко, а отец так часто отлучался из дома, что не мог настоять на этих визитах.

Муха опустилась Яну на локоть. Стряхнув назойливое насекомое, Ян открыл почтовый ящик и достал стопку счетов с надписью ЗАДОЛЖЕННОСТЬ. Здесь же лежали каталоги вышивок. Сунув все это в свой рюкзак, он медленно побрел к дому. Теплый ветер взъерошил его волосы, растрепал челку. Ян тряхнул головой и скрестил пальцы на обеих руках.

Пусть это будет мама. Пожалуйста, пусть это будет мама.

Ему задали на дом столько уроков, что просто нет времени беспокоиться из-за Джеки. А ведь ей ничего не стоит втянуть маму в неприятности. Три месяца назад она опустошила их банковский счет, совсем не оставив денег на оплату счетов. И теперь им приходится разбираться с задолженностью.

Ян вошел в дом и замер у порога. Дверь за ним захлопнуло порывом ветра. Мама, сидевшая в гостиной за швейной машинкой, подняла голову и улыбнулась. Ян просиял в ответ, чувствуя, как падает с плеч невыносимая тяжесть. Только у Сары могла быть такая располагающая улыбка.

Воздух в доме был спертым и душным. Ян вдохнул поглубже, и в носу защекотало. Он бросил взгляд на окна. Закрыты, да еще и задернуты занавесками. На столе – груда одежды. Спортивные костюмы и шорты. Здесь же громоздятся грязные чашки и тарелки.

– Как прошла твоя фотоэкспедиция? – спросила Сара.

Великолепно. Но это было вчера.

– Хорошо, – сказал вслух Ян.

Вчера было воскресенье. Все утро он бродил по полям, фотографируя птиц и муравьев той камерой, которую нашел в кабинете отца. Она оказалась гораздо лучше его старенького фотоаппарата. Когда он вернулся к обеду, мамы дома не было. Ужинать ему тоже пришлось одному. Ян доел холодные спагетти, оставшиеся со вчерашнего вечера, потом уселся смотреть футбол. Он долго не ложился в надежде дождаться маму. И только в три ночи, услышав на лестнице цоканье каблуков, Ян наконец погрузился в сон. Правда, это была не совсем его мама. Сара не носила туфель на высоком каблуке. Зато Джеки их обожала.