Я только покачал головой.

– Пока что, думаю, мне лучше помолчать.

Извинившись, я ушел к себе в кабинет. Мне требовалось время, чтобы разобраться во всем. Так, по крайней мере, я сказал себе. Я должен был убедиться, что Эйми действительно любит меня и не хочет уйти к другому. На самом деле мне не требовалось никаких доказательств. Я знал, что Эйми меня любит, как знал и то, что она никогда не бросит меня. Что касается прощения, то я давно уже простил ее. Еще до того, как Джеймс вернулся в город. Вот как сильно я любил ее. И все же мне было больно. Очень больно.

На следующий день мы снова говорили о случившемся. И потом тоже. Постепенно нам удалось вернуться в привычный ритм жизни. Мы пережили возвращение Джеймса. Мы смогли сохранить свой брак. По крайней мере, я так думал.

– Я еду к тебе. Скажи Эйми, пусть подождет меня.

Что бы там Джеймс ни сказал ей, что бы он с ней ни сделал, мне важно было узнать о случившемся прямо сейчас. Не через пару часов. Не ночью. И уж тем более не утром. Потому что в прошлый раз, когда Джеймс был в городе, он поцеловал мою жену.

К черту. Это был не просто поцелуй. Это были страстные объятия, которые запросто могли вылиться в нечто большее, если бы только Эйми это допустила. Если бы сказала ему да.

Но она не сказала.

Слава богу, Эйми к нему не вернулась. Слава богу, Джеймс уехал на Гавайи.

Тогда почему он снова здесь? И что ему нужно от Эйми?

От моей жены.

Мысль эта крутится в моем сознании, пока я заканчиваю говорить с Надей и хватаю ключи от машины. Мысль о том, что могло случиться между Эйми и Джеймсом, не позволяет мне расслабиться, пока я мчусь к дому Нади, который находится в пригороде Сан-Хосе.

Я набираю код подземного гаража и ставлю машину на гостевое место. Минута, и я уже стучу в дверь. Надя открывает сразу, словно ждала меня по другую сторону. Она улыбается и покачивает головой. Такое чувство, будто она мысленно желает мне удачи. Сердце бешено колотится у меня в груди.

Любой мужчина, какой бы ориентации он ни был, ни за что не остался бы равнодушным при виде Нади с ее огненно-рыжими волосами, нефритовыми глазами и удивительной лепкой лица. Именно эту красоту я и попытался отобразить в серии фотографий, которые сделал пару лет назад. Я подчеркнул зелень глаз и рыжеватый оттенок волос, и теперь эти портреты украшают дальнюю стену ее гостиной.

Но сейчас я не замечаю эти яркие пятна на стене, как не замечаю ничего вокруг. Мой взор прикован к Эйми, которая стоит у окна. Крепко обняв себя обеими руками, она смотрит на улицу, будто пытаясь разглядеть там что-то важное. Свет, падающий из окна, озаряет влажные полоски на ее щеках.

По моему телу пробегает волна облегчения. Эйми здесь, она жива и здорова. Я чувствую непреодолимое желание подойти к ней, обнять. Ощутить, что она по-прежнему моя.

Надя прикрывает за мной входную дверь.

– Давно она здесь? – спрашиваю я.

– Пришла минут за десять до твоего звонка. Я только-только вернулась с работы.

Не так уж давно. Стало быть, в обществе Джеймса Эйми провела полтора часа. Все то время, что я пытался дозвониться до нее.

Я сглатываю. Многое может произойти за девяносто минут.

– Она тебе что-нибудь сказала?

– Ничего. Обронила лишь, что хочет прийти в себя, прежде чем ехать к родителям за Кэти. Я так думаю, ей не хочется возвращаться домой в таком состоянии.

В таком состоянии? Неужели она поняла, что все еще любит Джеймса, и теперь боится сказать мне об этом?

К горлу подкатывает тошнота.

Что такого сказал ей Джеймс? Что он с ней сделал? Я встречался с этим парнем пару раз, когда он был Карлосом, но Джеймса я не знаю. Не знаю, на что он способен.

Надя щелкает выключателем, отчего сумерки растекаются по углам. Эйми мигает от яркого света и отирает щеки тыльной стороной ладони. Ей известно, что я здесь. Наверняка она слышала, как я стучал в дверь. Но она не спешит ко мне. Продолжает молча смотреть в окно.

Надя ободряюще касается моего плеча.

– Я буду на кухне.

Я киваю и направляюсь к Эйми. Та оборачивается при звуке моих шагов и поднимает руку, словно умоляя не подходить ближе. У меня по спине пробегает холодок. Я замираю рядом с кофейным столиком. Он завален книгами и журналами, между которыми примостились горшочки с кактусами. Возле столика – корзина с чистым бельем. В этой изысканной гостиной она выглядит как-то неуместно.

– Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. Я здорово поволновался.

Эйми бросает взгляд в сторону кухни, куда только что ушла Надя.

– Не хочу говорить об этом здесь.

Я протягиваю руку.

– Идем, я отвезу тебя домой.

Мне не хочется выпускать ее из вида ни на минуту.

Но Эйми лишь качает головой.

– Я пока не готова. Ты поезжай. Встретимся дома.

– Я не уеду, пока не узнаю, что случилось, – вырывается у меня. – После того, что произошло этим летом, я имею право…

– Ян, прошу тебя. – В отчаянии она хватает из корзины клубок, в который свернуты носки. Такое чувство, что она вот-вот швырнет им в меня. Но плечи у нее поникают, клубок падает из рук. Она выглядит такой печальной, что у меня переворачивается сердце.

– Поговорим позже, – качает головой Эйми. – Пока что… мне надо все осмыслить.

Что осмыслить?

– Эйми…

Меня убивает эта неопределенность. «Только не говори мне, что ты все еще любишь его».

По ее щеке стекает слезинка. Забыв всякую осторожность, я шагаю вперед и прижимаю Эйми к груди. Она каменеет, еще больше замыкается в себе. Но я продолжаю обнимать ее, продолжаю нашептывать, как я сильно люблю ее, и вот уже она сама прижимается ко мне… и плачет, не таясь.

Я легонько покачиваю ее в своих объятиях.

– Детка, ты должна помочь мне. Я не смогу справиться с проблемой, пока не пойму, что не так.

Эйми крепко обнимает меня за талию. Лицо она прячет у меня на груди, и я не могу понять, что она сейчас чувствует.

– Скажи мне, почему ты так расстроилась?

– Я не расстроена. Я зла. По крайней мере, злилась до прихода сюда.

– Ты сердишься на меня?

– Нет, на себя. Ненавижу себя всей душой. – Эйми высвобождается из моих объятий и вновь поворачивается к окну.

– Детка. – Я встаю рядом и разглядываю ее профиль. На носу у Эйми россыпь еле заметных веснушек. Они как крошки шоколада на пенистом латте. Я легонько провожу пальцем по ее волосам.

– Почему ты сердишься на себя? – спрашиваю я, стараясь сдерживать эмоции.

Эйми смахивает с лица слезы. Мне очень хочется обнять ее. Не люблю, когда она вот так замыкается в себе. Плечи опущены, будто на нее давит какой-то груз.

Вообще-то мы стараемся не утаивать ничего друг от друга, и у нас на это веские причины. Достаточно вспомнить мое беспокойное детство и те проблемы, в которые вляпалась Эйми благодаря семейке Донато. Мы сразу договорились, что будем обсуждать больные темы, какими бы неприятными они ни казались. Это касается и отношений Эйми с Джеймсом, как бы мне ни хотелось выкинуть этого парня из головы. Сам я не видел от Джеймса ничего плохого, но меня трясет от злости, стоит вспомнить о том, как он обращался с Эйми. Я уже не говорю про ту психологическую ловушку, в которую она угодила благодаря брату Джеймса, Томасу Донато.

Вот и толкуй тут о незадавшихся семейных отношениях. Я-то думал, это мои родители утонули в проблемах. Испортили, так сказать, наш семейный пирог. Джеймс и его братцы заняли целую булочную в супермаркете облажавшихся семей.

Эйми переводит дыхание.

– Все было в порядке, пока мы с ним разговаривали. Мы просто говорили, и все. Джеймс рассказывал мне про своих сыновей, про то, как им живется на Кауаи. Я знаю, как сильно я задела тебя… нас обоих… той встречей с Джеймсом. И я поклялась себе, что ни за что не стану больше встречаться с ним. Но он позвонил мне. Джеймс пытается разгрести свое прошлое, чтобы хоть как-то привести в порядок то, что осталось от его жизни. И он решил, что должен извиниться передо мной. Он сказал, что я заслужила извинений после всего, во что он меня втянул. И я встретилась с ним. Все было хорошо, пока мы говорили. А вот потом… Я снова распсиховалась, разнервничалась и в конце концов разозлилась на себя. Мне-то казалось, я давно покончила с этой темой… после всех сеансов у психотерапевта. – Наконец-то она смотрит на меня и виновато улыбается.