− Значит, ты хочешь признаться ему? — тихо спросил он, чувствуя, как все внутри наполняется злостью, смешанной со страхом за судьбу двух безумцев.

− Да! И вернуть, чего бы мне это не стоило, − с готовностью кивнул Данте.

Круто развернувшись, Хант ухватил его за лацканы фрака и с тихим рыком припёр к крошащейся кирпичной кладке старого дома, нависнув над ошеломлённым другом угрожающей тенью. От неожиданности итальянец охнул, едва не прикусив себе язык от грубого столкновения со стеной, и возмущённо воззрился на художника.

− Позволь узнать: что же последует за этим? — прошипел Хант ему в лицо и хорошенько тряхнул. — Ты, потерявший совесть, а теперь и разум, хоть на мгновение задумывался о последствиях? Подобная связь преступна! Это не игра, Габриэль! Ты подставляешь под удар не только свою и Тимоти репутацию, ты рискуешь… О, черт! — он в сердцах ударил кулаком по стене, заставив Габриэля испуганно втянуть голову в плечи. − Ты знаешь, что мы всегда переживали, но закрывали глаза на некоторые твои увлечения, потому что тебе невероятно везло! Ты отделывался лишь сплетнями — никаких доказательств! Что если этому везению настанет конец? Как бы вы не старались, вам не удастся вечно держать в тайне подобную связь, и все в одночасье рухнет!

− Нет, нет! Никто ни о чем не узнает, − поспешил заверить его Данте. — Нам же удавалось до сих пор все скрывать. Для всех мы — художник и его натурщик, ставшие добрыми друзьями. Что здесь необычного? Прошу тебя, успокойся! Обещаю, я приложу все усилия, чтобы уберечь мою любовь от позора и беды. Клянусь: если найду его и смогу вымолить прощение — ни одна живая душа никогда не заподозрит нас в преступной связи! Господи! В преступной − как же дико это звучит… Разве искренняя любовь может быть преступной?..

− Ты спятил! Опомнись, пока не поздно, друг! — взмолился Маньяк. − Ты погубишь вас обоих! Откажись! К тому же, сейчас самый подходящий момент для этого — вы поссорились и расстались. Возможно, само Провидение тем самым пытается образумить вас и уберечь от роковой ошибки!

− Прошу, не терзай мою душу дурными предположениями, она и без того истекает кровью! — простонал Габриэль. − Лучше подскажи, где искать его, ведь я совершенно не представляю, куда он мог отправиться. Вдруг с ним что-нибудь случилось? Лондон не место для прогулок в одиночестве в столь поздний час! Мой светлый, ранимый ангел — его так легко обидеть, пусть он и не признает этого, отчаянный храбрец!

− Не имею ни малейшего понятия, − покачал головой Маньяк и вздохнул. — Но почему-то мне кажется, что тебе следует пойти домой. Тимоти, светлая влюблённая душа, вряд ли станет долго сердиться на тебя и придёт. Впрочем, как все и всегда, мерзавец ты этакий… − он привлёк к себе итальянца и сжал в тисках объятий. − Ох, Габриэль, почему у тебя всё не как у нормальных людей? — немного помолчав, он снова тяжело вздохнул. − Надеюсь, любовь не затмила твой разум настолько, чтобы допустить трагедию. Будь осторожен, мой друг. Ты старше и именно ты несёшь ответственность. Ваши с мальчиком судьбы в твоих руках — не забывай об этом.

− Обещаю, − заверил Россетти, благодарно обнял его в ответ и с трепетом ощутил на своей щеке скупую мужскую слезу. — Обещаю, Маньяк… Думаешь, он ждёт меня? — робко спросил он у косматой бороды.

− Уверен, − нарочито мрачно проворчал Хант, − потому что он — такой же влюблённый безумец, как и ты.

***

Быстро распрощавшись с расчувствовавшимся другом, Габриэль последовал его совету и стремглав бросился в студию.

Он бежал по узким улочкам, пугая редких прохожих своим полусумасшедшим видом: взъерошенный, с горящими глазами и растрепавшимися кудрями, обрётшими полную свободу после того, как с них слетела шляпа. Но итальянец даже не заметил потери. Окрылённый надеждой, он бежал с улыбкой и именем Тимоти на устах.

Оказавшись у дверей своего дома, Данте остановился, чтобы немного перевести дух и успокоить заходящееся от бега и волнения сердце. Отдышаться ему удалось, но с пульсирующим в груди огненным комком справиться оказалось нелегко. Прикрыв глаза, он несколько раз глубоко вдохнул, пригладил дрожащими руками растрёпанные волосы и, сняв с крючка один из двух тусклых фонарей, освещавших вход в дом, решительно шагнул внутрь.

Быстро поднявшись по скрипучей лестнице, ведущей к студии, Габриэль застыл на последней ступеньке — кто-то сидел на полу у двери. Он приподнял фонарь, чтобы рассмотреть позднего гостя и не удержал вздоха радости и облегчения, узнав в темной, съёжившейся фигуре своё сбежавшее Вдохновение. Маньяк оказался прав.

Тимоти шмыгнул носом, бросил на него быстрый взгляд и опустил голову, скрыв лицо под спутанной чёлкой.

Молча отворив дверь, итальянец склонился к нему, взял за руку и удивлённо охнул — пальцы юноши оказались ледяными. Заставив его подняться, Россетти с недоумением оглядел спутанные, потемневшие от воды кудри. Убеждаться в том, что одежда Тимоти также мокра насквозь не было необходимости — Габриэль тихо присвистнул, взглянув на оставшуюся после юноши лужу, растёкшуюся по полу. Ни слова не говоря, он провёл стучащего зубами Тимоти в студию, стянул с него сюртук и подтолкнул ближе к очагу. Чиркнув длинной спичкой, Габриэль быстро развёл огонь, подвесил над ним чайник и озабоченно посмотрел на понуро ссутулившуюся фигуру.

− Снимай одежду, − приказал он и сдёрнул с кровати одеяло. — Тебе нужно согреться. Не хватало только воспаления лёгких.

Тимоти чихнул, поёжился и, немного поколебавшись, разделся, оставив промокшие кальсоны.

− Все снимай, − покачал головой Габриэль, принял из холодных рук мокрую одежду и развесил на спинке кровати.

Тимоти не отреагировал. Обняв себя за плечи, безуспешно пытаясь унять крупную дрожь, он молча уставился в сторону. Художник раздражённо фыркнул.

− Снимай все, Тимоти. Можно подумать, что я чего-то не видел.

Юноша в очередной раз шмыгнул носом и ярко вспыхнул, бросив на итальянца мрачный взгляд. Но повиновался.

Данте быстро обернул его одеялом и усадил в кресло, вплотную придвинутое к камину. Скинув с плеч фрак и расстегнув взмокшую от бега рубаху, он закатал рукава и занялся приготовлением грога — единственного проверенного средства от простуды, которое было ему знакомо. Он достал из буфета графин с ромом, мимолётом усмехнувшись мысли о том, что не притрагивался к нему с того самого дня, когда Тимоти впервые остался у него ночевать, щедро плеснул в кружку и добавил пару ломтиков лимона. Пока он проделывал нехитрые манипуляции, вода в чайнике нагрелась. Немного разбавив ею ром, художник опустился перед Тимоти на колени.

− Залпом и не протестуя, − строго наказал он.

Юноша недоверчиво покосился, но принял предложенное питьё и, зажмурившись, выпил в несколько больших глотков. Грог раскалённой лавой прошёлся по пищеводу и взорвался огненным шаром в желудке. Скривившись, Тимоти замотал головой, пытаясь укротить опалившую нутро стихию и вдохнуть немного воздуха. Габриэль грустно улыбнулся, осторожно сжал его колени и вздохнул.

− Где ты так промок? Дождя не было, насколько я заметил. Тем более такого сильного.

− В Сент Джеймс, − хрипло ответил Тимоти, моргая заслезившимися глазами и плотнее кутаясь в одеяло. — Весь вечер просидел под нашей… − он сглотнул и горько усмехнулся, − под ивой.

− Господи… − прошептал итальянец, − в Сент Джеймс?..

Он отвёл взгляд, ясно ощущая, как заливается краской стыда. В отличие от него Тимоти не стал помышлять об утешении в чужих объятиях, не бросился на поиски жилетки, в которую мог бы поплакаться, а предпочёл отправиться в место, где все напоминало о чудесных беззаботных мгновениях, наполненных простым счастьем — быть рядом с тем, кто дорог. В место, где они оба были счастливы.

Чувство вины яростно сдавило начавшее успокаиваться сердце.

− Я искал тебя в пабе, о парке даже не помыслил, − прошептал Габриэль.

Немного помолчав и кое-как справившись с приступом стыда, он взглянул в лицо юноши и грустно усмехнулся.