− Ты не кажешься очень уж напуганным, − улыбнулся Габриэль, изучая лицо молодого человека.

− Жить-то на что-то надо, − Райли вздохнул и легко коснулся его руки. — Ну, а как поживаешь ты? Слышал, ты выставил новую картину.

− О, неужели ты интересуешься моим творчеством? — усмехнулся итальянец.

− Что тебя так удивляет? Мы же работали вместе, − промурлыкал Райли, хитро улыбаясь. − И я был бы счастлив вновь… поработать с тобой, − тихо произнёс он и провёл кончиком языка по губам, окинув художника томным взглядом.

Габриэль хмыкнул и, отведя глаза в сторону, пробормотал:

− Да, новая картина была выставлена сегодня в Академии. «Благовещение»… − он нахмурился и нервно взъерошил кудри.

Образ разъярённого Тимоти, его сверкающие гневом и ревностью глаза, едва не брошенное в бездумной ярости оскорбление, поджатые в обиде нежные розовые губы, худые плечи, которые с силой сжимали его руки, ответная оплеуха, шарф, ненужной тряпицей упавший у его ног — все это упорно не желало покидать мысли художника. Резко выдохнув, Данте потёр грудь и поморщился, вытащив из-за пазухи яркий аксессуар, немногим ранее украшавший шею Тимоти.

Сдавленно зарычав, итальянец смял в руке пёструю ткань.

− Ты в порядке? — поинтересовался Райли, с тревогой глядя на окончательно помрачневшего художника.

Габриэль откинул с лица блестящие черные кудри и посмотрел на него долгим оценивающим взглядом. Конечно, о сравнении с Тимоти не могло быть и речи — с невинно-соблазнительной красотой мальчишки решительно никто не мог сравниться, он уже смирился с этим фактом, но и Райли вовсе не был уродцем. Очень даже привлекательный молодой человек. И явно намекающий на продолжение беседы. Что же, он не против продолжить. Ведь ради этого он и пришёл сюда, не так ли? Чтобы отвлечься, расслабиться и, в конце концов, забыться. Кто поможет ему в этом — мужчина или женщина — значения не имело.

Через силу улыбнувшись, Данте накрыл изящной ладонью руку молодого человека.

− В полном, − склонив голову набок, он игриво приподнял бровь. — Не переживай, я в полном порядке и… ты же познакомишь меня поближе с «Белым лебедем»?

− С большим удовольствием, Данте.

Заплатив по счёту, Россетти поднялся.

Скомканный яркий шарф так и остался сиротливо лежать на столе.

Уже на выходе из Садов художника окликнул звонкий голосок. Узнав его, он ускорил шаг, потянув за собой притормозившего Райли, не желая никаких объяснений.

− Габриэль! Постой!

Недовольно скривившись, Габриэль остановился, обречённо вздохнул и повернулся к подоспевшей Розалии.

− О, дорогая, я думал, ты все ещё продолжаешь сверкать рядом с моей картиной, затмевая этот сомнительный шедевр своей красотой, − язвительным тоном произнёс он. — Но, как вижу, ты уже освободилась от тяжкого бремени славы и вернулась к более насущным делам. Не смею тебя задерживать — этим вечером в Садах весьма оживлённо, а предлагаемые услуги необычайно многообразны, − он подмигнул Райли, − так что тебе стоит поспешить.

Девушка пропустила мимо ушей откровенное хамство и, подозрительно покосившись на Райли, спросила:

− Тимоти не с тобой? Я думала, что вы ушли вместе.

− Как видишь — нет, − развёл руками итальянец. — После весьма занимательного разговора мы расстались.

Розалия облегчённо выдохнула.

− Слава Богу, значит, ты все-таки поговорил с ним. Бедный мальчик, он был так расстроен. Надеюсь, ты утешил его, ведь он совершенно не заслужил всех этих нападок. Но где же он сейчас?

− Почём мне знать? — фыркнул Габриэль, абсолютно не понимая, о каких нападках идёт речь, но закипающее с каждым мгновением раздражение не позволило заострить на этом внимание. − Вероятно в пабе у дядюшки, где самое место его стеснительной и глупой персоне. Впрочем, ты можешь сама проверить, а заодно утешить этого до смешного ранимого мальчишку, — он пожал плечами и отвернулся, не желая продолжать разговор.

− До смешного ранимого?! — Розалия не поверила своим ушам. − Как ты можешь такое говорить, Габриэль? — она ухватила его за руку и настойчиво развернула к себе. — Тимоти прилюдно оскорбили и высмеяли, и твой язык поворачивается назвать его после этого до смешного ранимым?! Да ты ничуть не лучше всех этих чванливых индюков! Ты просто невыносим! А я-то поверила, что ты изменился, поверила в то, что ты полюбил. По-настоящему. Но, видимо, я ошиблась: ты не способен любить никого, кроме себя! Тебе плевать на чувства других! Ты только и делаешь, что пользуешься ими, влюбляя в себя красивыми и пустыми словами, а когда тебе наскучивает — бросаешь! В тебе нет ни капли морали! Ты — предатель и это, − девушка ткнула пальцем в замершего Райли, − лучшее тому доказательство!

− Нет, вы только послушайте, кто тут запел о морали — обычная шлюха! − рассмеялся Габриэль, кладя руку на плечи молодого человека.

Вторая за вечер увесистая оплеуха не заставила себя долго ждать. Отшатнувшись от разъярённой девушки, итальянец зацепился за собственные ноги и если бы не Райли, вовремя подхвативший его — позорно растянулся бы на земле.

− Кто как не шлюха может говорить о морали?! — воскликнула Розалия, сверкая гневным взглядом и сжимая кулачки. — Кто как не она лучше других видит бессердечие и всю грязь человеческой души? Твоя душа черна как ночь, Данте, а сердце — холодный камень! Я очень надеюсь, что теперь Тимоти поймёт, с кем его угораздило связаться! Поймёт и ужаснётся! И, знаешь, что я тебе скажу? Может, это и к лучшему! Потому что ты − жестокий, бессердечный эгоист − не заслуживаешь и мизинца Тимоти! Не заслуживаешь бескорыстной любви этого чистого, прекрасного мальчика! — девушка в сердцах ударила его кулачком по груди.

− Хватит! — прорычал Габриэль, оттолкнув её и едва удержавшись от ответного рукоприкладства. — С меня хватит! Думайте, что хотите! Оба! Мне плевать!

Схватив за руку ошарашенного Райли, он потащил его к выходу. Молодой человек обернулся и, прежде чем скрыться за ажурной оградой Садов, успел заметить горькие слезы, хлынувшие из глаз хрупкой девушки.

***

Мерцающий свет нескольких свечей изо всех сил пытался развеять мрак в небольшой уютной комнатке, расположенной на втором этаже таверны и, возможно, ему бы это удалось, если бы не художник, напоминающий своим видом грозовую тучу.

Оказавшись в «Белом лебеде», Габриэль первым делом потребовал выпивки, чтобы успокоить взвинченные до предела нервы. Но, видимо, ему было не суждено обрести душевное спокойствие — обвинения Розалии не переставали звучать в его голове, больно раня своей несправедливостью, а влитый в отчаянной попытке забыться джин вовсе не пьянил, ещё больше усугубляя его мрачное настроение.

Пройдясь по комнате и пнув подвернувшийся на пути стул, он опустился на вычурно пёстрое покрывало широкой кровати, отхлебнул из горлышка и глухо застонал, положив голову на руки.

− Вот скажи мне, неужели я так ужасен? Что преступного я сделал, сказав пару льстивых слов даме, которую хочу заполучить в качестве модели? Модели — не больше! Я не виноват, что мои слова расценили по-своему, приревновав меня на пустом месте. Глупый мальчишка… А перевод? Ведь я не желал ничего дурного, руководствуясь самыми благими намерениями. Но вместо благодарности получил поток оскорблений и парочку оплеух!

− Самые благие намерения обычно и оборачиваются трагедией, − мягко улыбнулся Райли, выслушав сбивчивый и непонятный ему монолог, забрал из нервно подрагивающих пальцев бутылку и отставил её в сторону. — Нет, ты вовсе не ужасен, Данте. Просто не каждый может понять тонкую душу художника, его способ выражения чувств…

− А ты понимаешь? — горько усмехнулся итальянец и покачал головой.

− Я хочу так думать, − прошептал молодой человек. Присев рядом с художником, он запустил пальцы в его буйные кудри и привлёк к себе. — А ещё я хочу помочь тебе забыться… если ты не передумал, конечно.

− Мне это необходимо, − согласился Габриэль, − полное забвение…