− Что расстроило?! Что?! − не сдержавшись, закричал Тимоти, яростно засверкав глазами. − Скажи, кто дал тебе право распоряжаться тем, что тебе не принадлежит?!

− Прости, но я не понимаю твоего гнева!

− Я не просил о публикации! Мне это не нужно! Это подло!

Габриэль недоуменно захлопал ресницами, искренне не понимая, в чем его вина.

− Подло? Черт возьми, это замечательный перевод! Достойный того, чтобы его прочли! Неужели в тебе нет ни капли тщеславия? — возмутился он.

− Тщеславия?! Нет, Габриэль. Это чувство мне не присуще. Мне не нужна слава! Это только моё! Понимаешь? Моё! Так я выражал свои чувства, которые не касаются никого, кроме… — юноша сокрушённо покачал головой, глядя в карие глаза. — Ты не имел права так поступать! Тем более, после того, как мы обсудили эту тему! Ты не послушал, проигнорировал меня! Тебе наплевать на других, на их желания! Ты слышишь только себя!

− Что ты такое говоришь? Нет! — замотал головой Габриэль. — Господи, Тимоти, я отдал твой перевод Фрэду ещё до нашего разговора. Я не подозревал, что ты так болезненно это воспримешь.

− Тогда почему не попросил Фрэда вернуть его? Зачем позволил напечатать?

− Не успел…

Тимоти зло рассмеялся.

− Зачем ты лжёшь? Ты и не собирался его ни о чем просить!

− Да, не собирался! Потому что хотел, как лучше! Ради тебя! — взорвался Данте. — Хотел, чтобы не только я, но и другие могли познакомиться с твоим неоспоримым талантом и восхититься им! Хотел, в конце концов, сделать тебе сюрприз!

− Тебе удалось, − горько усмехнувшись, кивнул Тимоти и дёрнулся, попытавшись высвободиться. — Отпусти меня…

− Нет, не отпущу, − прошипел Габриэль, сильнее сжимая его плечи. — Твой дядя прав − ты, действительно, ведёшь себя порой как мальчишка!

− Лучше вести себя как мальчишка, чем быть… − юноша запнулся, не договорив, и опустил глаза.

− Кем? — выдохнул Данте, прищурившись. — Самовлюблённым, самоуверенным индюком, как я? Ты это хотел сказать? Так скажи! Что молчишь? — он тряхнул юношу. — Скажи, что я снова разочаровал тебя!

− Оставь меня в покое… − едва сдерживая слезы, выдавил Тимоти, пытаясь отцепить его руки. — Возвращайся к своей новой музе! Она ведь уже дала своё согласие, не так ли? А несчастный одураченный Уильям Моррис — это же такой пустяк! Вдвоём вы легко уговорите его!

− Что ты несёшь?! Какая муза?! — закричал Габриэль, встряхивая его, словно куклу.

− Я слышал, что ты говорил ей! Слышал каждое твоё слово! Ты — лжец, Данте! Лжец и притворщик! Оставь меня!

Зарычав маленьким разъярённым зверьком, Тимоти утроил попытки высвободиться из сильных рук, отчаянно выворачиваясь и изо всех сил пытаясь не разреветься, словно юная леди.

− Да оставь же меня, в конце концов! Отстань от…

Удивительно, но звонкая пощёчина, оборвавшая его на полуслове, мгновенно осушила слезы, кипящие в голубых глазах.

Он был трепетным романтиком и всегда старался избегать драк, предпочитая отвечать обидчику словом или вовсе не отвечать, если была такая возможность. Однако, как и любому мальчишке, ему не раз приходилось участвовать в школьных потасовках, с некоторой гордостью демонстрируя потом полученные синяки и ссадины верному Сэму. Он не любил драк, но, если уж дело доходило до физической расправы − не страшился ответить ударом на удар. Хоть это и претило его нежной душе.

И он ответил.

От неожиданности Габриэль выпустил его и, ошарашенно заморгав, прижал ладонь к скуле.

− Оставить тебя?.. — прорычал он и, криво усмехнувшись, отступил в сторону. — Что ж, ты свободен. Иди! Я не собираюсь удерживать тебя, а тем более оправдываться. Потому что не в чем! Но ты, видимо, слишком глуп, чтобы понять это. Убирайся!

Сжав дрожащие губы, Тимоти сорвал с шеи художественно повязанный шарф, швырнул его под ноги Данте и быстрым шагом направился к выходу из галереи.

Послав испепеляющий взгляд в спину стремительно удаляющегося юноши, Габриэль тряхнул смоляными кудрями.

− Всё к черту… Всё…

Он не вернулся в выставочную залу, предоставив высоколобым надутым критикам замечательную возможность вдоволь потешиться за его спиной. И не услышал речи пришедшего позже Рёскина, всецело направленной на защиту его и Братства, так же как и обещания покровителя написать хвалебную статью в «Таймс».

Габриэлю стало не до этого. Неожиданно ему стало совершенно наплевать и на карьеру, и на Рёскина, и на Братство…

***

Джин нисколько не помогал забыться. Злость, обида и непонимание терзали художника с остервенением своры голодных собак, рвущих на части несчастную жертву. Царящее вокруг развратное веселье больше раздражало, чем помогало отвлечься от тяжких дум, но он продолжал упорно сидеть под пологом яркого шатра, без особой заинтересованности рассматривая размалеванных, громко хохочущих девиц и их кавалеров. Раздражало абсолютно всё, однако Габриэль твердо решил — этот вечер, а, возможно, и ночь, он проведёт, пустившись во все тяжкие, напьётся и поимеет кого угодно, но выбросит из головы все до единой мысли о маленьком белокуром чудовище. Решение было до безобразия простым, но вот с его реализацией дело не ладилось…

− Не эти ли два сердца бились в лад,

Плащ на двоих деля, и звёздный сад

Внимал обетам? Что же впереди?

Я знаю только, что его настиг;

Но он дрожит и подавляет крик:

«Оставь − тебя не знаю − уходи!»*

Пробормотав себе под нос сложившиеся строки, Габриэль мрачно посмотрел на почти опустевший бокал и в сердцах выплеснул остатки джина на землю. Запустить ни в чем не повинную ёмкость в сторону ему помешала рука, опустившаяся на плечо и тихий приятный голос, прозвучавший у самого уха:

− Давно тебя нигде не было видно. Ушёл с головой в работу?

Данте повернулся. Лицо молодого человека, склонившегося над ним, показалось знакомым, но ни сил, ни тем более желания вспоминать его имя не было. Итальянца хватило только на то, чтобы вопросительно приподнять брови.

− Райли, − подсказал молодой человек и, не спрашивая разрешения, уселся напротив. — Я позировал тебе для одной из картин, — он накрутил на палец волнистую каштановую прядь, выбившуюся из нарочито небрежно завязанного хвоста, и кокетливо улыбнулся. − И не только позировал…

− Райли, − кивнул Габриэль. − Да, помню. Что ты тут делаешь?

− То же, что и все эти милые дамы — томлюсь в ожидании клиента.

Итальянец удивлённо хмыкнул.

− Здесь?

Он немного подался вперёд, с любопытством заглянув в светло-карие глаза собеседника — одного из представителей элиты лондонских «мальчиков», которая, Данте прекрасно знал, в Садах практически не появлялась и уж точно в них не работала.

— Насколько я помню, ты предпочитал более тихие и комфортные места. Что-то вроде борделя мадам Жозефины.

Райли тихо фыркнул и кивнул.

− Так и есть, − он огляделся и, откинувшись на спинку дивана, улыбнулся. − Но, к сожалению, бордель прикрыли. Вернее, он процветает, как и прежде, но нам туда ходу нет − полиция сделала своё дело. До сих пор с ужасом вспоминаю, как уносил ноги… − Райли передёрнул плечами. − Удивительно, что никого из наших не сцапали − был явный донос. Вообще, полицейские рейды в бордели участились, так что Сады сейчас для нас самое безопасное место, поверь. К тому же, мы не занимаемся этим в кустах, ни в коем случае. Здесь мы только знакомимся, а все остальное… − он понизил голос, − Ты слышал о таверне «Белый лебедь»? — Данте кивнул. — Хозяин заведения тайно предоставляет нам чудесные комнаты на втором этаже. За определённую плату или услугу, сам понимаешь. Ох, он та ещё сволочь − своего не упустит, но в любом случае так спокойней. Никому не хочется оказаться у позорного столба, на каторге или… − Райли снова передёрнул плечами и невесело усмехнулся.

− Господи, − Данте поморщился, − неужели у полиции других дел нет, кроме как выслеживать мальчиков?

− Ну… никто не отменял законов, − ответил молодой человек. − Иногда складывается впечатление, что мы так и застряли в старом добром средневековье вместе с его «охотой на ведьм», − он тяжело вздохнул. — Доблестные блюстители нравственности и правопорядка озверели в последнее время. Рыщут сами, нанимают сыщиков, и ты прав: будто им больше нечем заняться, будто вовсе не существует других преступлений… Страшно.