Как-то не хочется в это верить, уж очень жалким и мстительным выглядит Джейк при таком раскладе, но кто знает? Возможно, именно такими и становятся все брошенные. Но в одном Айзек прав: Джейк действительно очень сильный. Кроме того, он мечтал стать хирургом и прилежно изучал медицину. Его знаний анатомии вполне хватило бы, чтобы вырезать человеку сердце.

От одной мысли, что это может быть Джейк, у меня сжимается горло. Я чувствую себя настолько виноватой, что вот еще немного, и задохнусь. Неужели все произошло из-за меня? Мой отказ привел к тому, что Джейк потерял друга, и это его добило…

Нет. Ерунда. Для убийства этого недостаточно, ведь правда?

– Давай представим. – Шарлотта делает глубокий вдох. – Джейк потерял девушку, которая ему нравилась, затем потерял друзей и вылетел из университета. Да, после того поцелуя прошел целый год, но, может быть, именно этот момент стал для него переломным, и после у него вся жизнь пошла под откос. Вдруг это… ну не знаю, надломило его?

Больше не могу их слушать. Они не хотят обвинять меня, но на самом деле именно это они и делают. Но я не виновата в том, что Сонни мертв!

Я встряхиваю головой:

– Пойду к себе. Мне нужно лечь.

– Лайла, не уходи, – просит Чейс.

– Со мной все в порядке. Я всего на минутку.

Вряд ли мне удастся вздремнуть после всех этих ужасов, но сейчас я хочу оказаться как можно дальше от людей, пусть даже они – мои друзья. На лестнице я слышу, как Сиенна опять начинает рыдать и как все остальные принимаются ее утешать.

Вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. В тишине и одиночестве мои мысли звучат все громче и отчетливее. А сколько вопросов! Вдруг в жизни Сонни происходило что-то серьезное, чем он не захотел делиться с нами? Насколько личным было это «что-то»? Ну а если не личное, тогда что же? Сколько времени и усилий понадобилось убийце, чтобы сотворить с ним такое? Нет, тут явно кроется что-то еще, о чем мы не знаем. Чтобы пойти на такой шаг, убийца должен был по-настоящему ненавидеть Сонни.

Я чувствую, как внутри меня закипает беспокойство; еще чуть-чуть – и взорвется. Если я не возьму себя в руки, то опять провалюсь в пропасть, к которой поклялась себе никогда не приближаться. Несмотря на помощь психолога и таблетки, а также поддержку Райли, я тогда была уверена, что уже никогда не выберусь из этой пропасти, не верну свою жизнь в старое русло. И сейчас не уверена, что мне хватит сил проделать все по новой.

Я подхожу к окну, чтобы задернуть шторы, и бросаю короткий взгляд на улицу.

Это еще что?

Перед нашим домом клубится огромная толпа людей. Много соседей. Как будто пришли на всенощную. Вокруг разбросаны лепестки роз. Целое море лепестков. Похоже, это они сами их разбросали.

Когда они успели? Мы пришли домой совсем недавно, и тогда улица была совершенно пустой. Неужели новости разлетаются так быстро? Я вижу, как Айзек и Чейс выходят из дома. Останавливаются у ворот и беседуют с кем-то. Я не вижу, с кем именно.

Большинство людей стоят на противоположной стороне улицы, словно подчеркивая, что пришли посочувствовать, но не хотят навязываться. Я начинаю разглядывать собравшихся и вдруг ахаю: рядом с группкой девушек стоит парень в черной толстовке. Я готова поклясться, тот самый, на которого я наткнулась вчера. Он стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на наш дом.

Я резко задергиваю шторы. Сердце колотится. А может, я просто накрутила себя? Сейчас зима, многие утепляются, ходят в толстовках. Скорее всего, парень притащился вместе с девушками просто от скуки.

А если все-таки это он делал фото, слал нам жутковатые письма, а теперь стоит, прячась под капюшоном, и радуется делу своих рук?

Позвонить в полицию? Но они наверняка решат, что я себя накрутила, вот мне и мерещится. Ведь сейчас каждый второй носит свитер, толстовку или пальто. Скорее всего, одежда совершенно ничего не значит. Я тру лоб и глубоко вздыхаю. Обязательно нужно поспать, после этого станет лучше.

На следующее утро я чувствую, что мне просто необходимо выйти из дома. Из уважения к случившемуся преподаватель отодвинул срок сдачи моего проекта, но я уже сама хочу погрузиться в работу, чтобы не думать постоянно об окровавленном, распростертом на полу теле Сонни. Мне нужно занять чем-то голову.

Чейс согласился составить мне компанию. Может, ему тоже нужно отвлечься, а может, не хотел отпускать меня в одиночестве. Но монтажные все еще оцеплены полицейскими лентами, и мы отправляемся в библиотеку. Она расположена в другой части студгородка, и поблизости от нее ни одной монтажной, но мне все равно не хочется идти одной. Желая наверняка уговорить Чейса, я предлагаю по пути заглянуть в студенческую столовую, взять кофе и чего-нибудь пожевать.

– Ты неплохо держишься после вчерашнего, – замечает он, поглядывая на меня, когда мы идем в библиотеку.

Вчера всю оставшуюся часть дня я пряталась в своей комнате, разрываясь между страхом, горем и чувством вины, и просто не могла заставить себя посмотреть друзьям в глаза. Я плакала, пыталась отвлечься, закапывалась в социальные сети. Но когда мою ленту заполнили новости и слухи о случившемся, я засунула телефон под подушку и принялась один за другим смотреть фильмы на ноутбуке. Пялилась в экран, пока не забылась тяжелым сном без сновидений. Какое счастье, что я никогда не запоминаю сны, даже если они снятся.

– Ага, неплохо. Сплошной кошмар. А Айзек еще добил меня, когда приплел Джейка к тому, что случилось с Сонни. Мне страшно.

– Никто тебя не винит, Лайла, – твердо говорит Чейс. – Но мы все же позвонили детективу Лине и рассказали ей о мыслях Айзека. Она обещала заняться этим и связаться с Джейком хотя бы для того, чтобы вычеркнуть его из списка подозреваемых.

– Э-э… – Я растерянно моргаю. Они позвонили ей без меня. А я и не знала ничего. – Ясно. И что она сказала?

– Только то, что займется этим. Наверное, свяжется с Джейком, вызовет в участок. Не знаю… посмотрим.

Чейс внезапно замолкает и хмурится, глядя куда-то в сторону. У доски объявлений возле главного входа в столовую толпится куча народу. Мы тоже подходим, и Чейс придвигается ко мне.

– Что тут происходит?

Я привстаю на цыпочки, чтобы понять, что привлекло всеобщее внимание. Окружающие пихают друг друга локтями, кивают в нашу сторону и откровенно на нас пялятся. Как будто мы – жертва чьего-то розыгрыша или сплетни.

Я чувствую, как у меня обрывается сердце. Чейс, словно почувствовав это, обнимает меня за талию и притягивает к себе. Я не жалуюсь, но хорошо бы он обнимал меня не только для того, чтобы защитить, но и потому, что любит.

Но что же случилось?

– На что все смотрят? – спрашиваю я у девушки, которую, кажется, пару раз видела в кампусе.

Она таращит на меня прозрачные глаза:

– Там что-то ножом прибили к доске. То ли кусок тела, то ли кусок мяса. Везде кровища. Все перетрусили, думают, это человеческое сердце, но понятно же, что нет.

Толпа слегка расступается, и у меня подкашиваются колени: пробковая доска сплошь утыкана случайными листовками, приглашениями на открытые вечеринки, объявлениями об учебных кружках и меню навынос. А в самом центре всего этого красуется орган. Человеческий орган. Красно-коричневый рваный комок, похожий на кусок говядины.

Только это не говядина. Кровь залила все листовки, под доской объявлений уже скопилась лужица.

Это сердце. Сердце Сонни. Сомнений быть не может.

– Чейс, – шепчу я и дергаю его за руку.

Он тут же тащит меня прочь, подальше от толпы.

– Спокойно, Лайла. Я уверен, это муляж. Розыгрыш на День святого Валентина.

Как бы не так. Сердце, прибитое ножом к доске объявлений, – это не розыгрыш.

– Перестань! Мы оба знаем, что это такое. – Я указываю на сердце. – Убийца специально выставил его на всеобщее обозрение, чтобы похвастаться, или запугать нас, или…