Протерев руки спиртовой марлей, я распечатала второй бинт, сформировала из него повязку, немного увлажнила нижний слой раствором для дезинфекции и прижала к ране, накрепко перебинтовала торс третьим бинтом, уже не беспокоясь о грязи.
— Потрясающе, — выдохнул Эрих, пока я завязывала узелок у него на животе, — господи, ты просто подарок. Хочешь, подарю тебе кое-что незабываемое в ответ?
— Если у тебя есть на это силы, — невесело усмехнулась я, вытирая взмокший лоб рукавом.
Он с трудом сел, придерживаясь за мои плечи, а потом вдруг поцеловал меня. Мой первый поцелуй. Колючая щетина, холодная земля, оглушительный свист и взрывы вдалеке. Лёгкий запах спирта, дрожь от пережитого напряжения, крепкие плечи. И горячие, очень горячие губы.
— Ну как? — хрипло шепнул он, зарываясь лицом мне в шею. — Незабываемо?
— Да уж, поцелуев под обстрелом у меня точно больше не будет, — улыбнувшись, я перебрала его мягкие волосы. Судя по виду, это в них не грязь, а запекшаяся кровь, — особенно если учесть, что я помолвлена с обычным клерком.
— Ох и завидую я твоему жениху, — усмехнулся Эрих, отстраняясь и осторожно откидываясь на стену, устраиваясь полусидя, — когда жена не только женщина, но и боевой товарищ, это чудесная жена.
— Я скорее медсестра, чем боевой товарищ, — протянув ему флягу, я рассеянно заморгала, потому что мир вокруг внезапно потемнел.
Но это просто луна зашла за тучу, а может, за столб дыма от взрыва. Да и сами взрывы уже были только вдалеке.
— Ты безумно храбрая дуреха, — приподняв флягу, будто пил в мою честь, мужчина сделал маленький глоток, — как низко бомбить тылы, вот мрази. Но им до города дальности не хватило, это хорошо. Мы уже почти победили, ты знаешь?
Кивнув, я приняла флягу и вдруг поняла, как сильно хочу пить. Раз уж он столько знает, можно и спросить.
— Правда на нас напали? А то ходили слухи, что это мы начали войну, — Эрих нахмурился, потянулся к мешку.
— Обычно тот, кто нападает, сразу проникает на территорию врага, а потом его, в лучшем случае, вытесняют назад, как сейчас делаем мы, — достав кусок хлеба и колбасу, он тяжело вздохнул, — мы слишком многих потеряли в этой войне, чтобы за такие речи ветераны потом не выбивали зубы. Но мы побеждаем, это главное.
— А как же по дереву постучать? — напомнила я.
— И так голова болит, не буду я по ней стучать, — улыбнулся Эрих, протирая руки ещё влажной марлей, — ты все же заложила кольцо? За бинты?
— Мог бы быть благодарным, — столько было сожаления в его голосе, что я прикусила губу и отвернулась.
— Я благодарен, правда, — отложив еду, он повернул мое лицо к себе, — и лучшим проявлением благодарности будет то, что я найду его, выкуплю и верну. Где ты его оставила?
— В аптеке рядом с проулком, в котором ты сознание терял, — вздохнув, я потупилась.
Глупо поступила, конечно, никуда от этого не деться, но если ставить вопрос как «кольцо или жизнь», я выберу жизнь, пусть даже это жизнь нахального и вредного бездомного.
— Я в обоих сознание терял, — криво улыбнулся Эрих. Я запоздало сообразила, что то, что я приняла за пьяный говор, на самом деле речь человека на грани забытья. Но что уж теперь, не извиняться же, — знаешь, сейчас ты самая прекрасная девушка на свете. Чумазая, — он коснулся моей щеки, — вся в крови, в мужской одежде. Даже в этой блохастой шапке.
— Что-о?! — взвизгнула я, сдергивая с себя эту гадость.
Раненый зашелся в булькающем смехе, держась за пострадавший бок и с трудом уверяя, что просто пошутил. Раздражённо фыркнув, я ткнула его в плечо и обняла руками коленки.
— Не дуйся, фройляйн, — пытаясь отдышаться, он помахал ладонью перед лицом, будто отгоняя смешинку, — ладно, давай перекусим и спать. Уже завтра сдам тебя на руки брату. Жаль только, не смогу наблюдать, как он тебя отшлепает за твою выходку.
— Да, точно будет ругаться, — вздохнула я, принимая половину куска хлеба и колбасы.
Хлеб был немного чёрствым, колбаса — жирной и невкусной, но после долгого дня и многих переживаний я проглотила нехитрый ужин и даже не подумала жаловаться. Уже безумно хочется вернуться домой, воспитанно потрапезничать с семьёй, подняться в свою спальню и в чистой ночной рубашке забраться в большую мягкую постель с хрустящими простынями. Пока что из роскоши у меня только объятия Эриха, теплого и жёсткого, с горячим неровным дыханием куда-то в шею. И спала я спокойно, как никогда в жизни.
Утром ему явно было лучше. Дыхание выровнялось, прошли хрипы, походка стала твёрже. Конечно, ему нужна помощь врача, но первую помощь я явно оказала достойно. На завтрак у нас был ещё один кусок хлеба и остаток воды в несчастной фляге. Мы съели его на ходу, неторопливо переговариваясь.
Вскоре мы свернули на восток, как он и говорил, ещё до полудня показалось поселение. Насколько мне известно, это военный городок, построенный рядом с ангаром дирижаблей и штабом для поддержания их работы. И где-то там мой ненаглядный Вилберт.
— Ну что ж, иди, маленькая глупая фройляйн, — Эрих вдруг остановился посреди дороги, вручил мне мешок, — там нет особой строгости пропускного режима, если что, скажешь, что посыльный для брата. Если уж будут спрашивать ещё, скажи, что от Бернхарда фон Айхенвальда, его там знают.
— А ты? — закинув лямку на плечо, я прикусила губу.
— А мне на фронт, — мягко улыбнувшись, он коснулся моей щеки, — будь умницей и не попадай в передряги, я тебя прошу.
— Постараюсь, — улыбнувшись, я потерлась скулой о его грубую ладонь.
— Удачи, — притянув меня к себе и чмокнув куда-то в шапку, Эрих пошел на север, ровно перпендикулярно линии фронта, махнул на прощание.
Сдерживая желание оглянуться на него, я зашагала по дороге. Так странно, за всего-то половину дня он стал мне так дорог и близок. Какой-то оборванец, ещё и раненый, быть может, дезертир… Который украл мой первый поцелуй и подарил незабываемые впечатления. Сказал, что завидует моему жениху. Скоро я с ним познакомлюсь, мне сказали, он весьма хорош собой. И я буду счастлива в законном браке! Без всяких бездомных!
Зло вытерев слезу, я невоспитанно шмыгнула носом. Уже совсем близко, надо взять себя в руки.
— К кому? — лаконично спросили меня на проходной.
— Посыльный к Вилберту фон Хауфманну, — ответила я, позабыв, что у меня высокий голос.
— Проходи.
Вот так просто? И это военный городок? Да так любой шпион зайти может и все дирижабли испортить! Наверное…
Мне легко указали, где найти брата. Постучав в дверь его кабинета, я услышала позволение войти и с замиранием сердца повернула ручку.
— Посыльный? — хмуро поинтересовался Вилберт, поднимая на меня уставший взгляд от бумаг. Не найдя слов, я просто стянула шапку с головы. — Марго? — воскликнул брат, вскакивая. — Ты как… Что ты тут делаешь?
— Я не знаю, — всхлипнула я, обнимая любимого человека, — боже мой, Вил, я такая дура…
На вокзал меня отвезли на паровом автомобиле. Вилберт поехал со мной, купил мне платье, посадил в поезд. Было стыдно рассказывать ему о кольце и Эрихе, так что я решила просто утаить это. Никогда никому не рассказывать. И никогда, никогда не забывать.
Дома меня ждал грандиозный скандал. Отец так сердился, что у него прихватило сердце, пришлось отпаивать лекарствами. И я, конечно, понимала, что просто не могла совершить более глупого поступка, чем это путешествие. Меня уложили спать в моей спальне, в моей кровати, на мягкие подушки, а для сохранности заперли на ключ. Но я уже, естественно, никуда не собираюсь. Выйду замуж, буду примерной женой и матерью. Только почему это насмешливое «фройляйн» всплывает в памяти раз за разом? И горячие, горячие мягкие губы.
— Послушай, Марго, — явно нервничая, отец отложил приборы и промокнул свои пышные усы салфеткой, — ты, наверное, уже смирилась, что выйдешь за фон Майера, — я кивнула, прикусив губу. Неужели он узнал о моем проступке и отказался от помолвки? После такого на мне вообще вряд ли кто-то женится, — но мы подыскали тебе куда более выгодную партию. Вернее… — всегда уверенный в себе и строгий папа вдруг замялся, как ученик, не выучивший свой урок. — Он сам тебя нашел и попросил у меня твоей руки. Это кажется мне странным и навязчивым, так что, если завтра во время вашего знакомства тебе покажется, что этот человек странный или просто тебе не нравится, мы отклоним его предложение. Мы не дадим тебя в обиду, дорогая.
