- А когда мы их под ноль сравняем, — объяснил разведчик. — Потому что Швеция — бывшая великая держава, колониальная и вообще с претензией. Мы их в своё время из великого статуса выбили, вот они нам простить-то и не могут.

- Затаили, значит, злобу, — сказал Семён Константинович. — Да... верно говорите, товарищ Судоплатов. С Польшей, кстати, в ту же линию история — а вы вспомните, сколько мы с ней намучились.

В тридцатых годах Польша и в самом деле активно готовилась к нападению на СССР — заодно ли с Германией, в частном ли порядке. К счастью, союзом со шляхтичами Гитлер побрезговал. При этом мобилизационный резерв республики оценивался в восемьдесят дивизий — огромная армия; договор от 23 августа 1939 года о ненападении между Германией и Советским Союзом позволил вычеркнуть эти дивизии из уравнения. Страшно представить, насколько тяжелее пришлось бы СССР, не сумей Молотов продемонстрировать шедевр дипломатического искусства.

- Ну вот. Не нужна им государственность, я считаю.

- Это как это — «не нужна»?

- Да вот так. Народ нехай будет, а государство придётся — до основанья, а затем кэ-эк...

- «Кэ-эк» отставить, — негромко сказал Сталин.

Спорщики затихли. Ввиду сложного положения на фронтах заседание проводилось в расширенном составе; все в кабинете прекрасно понимали, что Судоплатов балагурит не от нечего делать, просто новости по линии разведки шли настолько тревожные, что Павлу Анатольевичу явно хотелось хоть как-то разрядить атмосферу.

- Что у Вас? — так же спокойно спросил Иосиф Виссарионович, обращаясь к Молотову.

Вячеслав Михайлович поправил пенсне; манжета белоснежной рубашки выбилась из-под обшлага — Молотов нетерпеливым жестом вернул её на место.

- Шевеления у шведов большие, товарищ Сталин, — сказал наконец

Глава НКИДа. — Товарищ Коллонтай серьёзную обеспокоенность проявляет. Но  ничего конкретного пока нет.

Товарищ Сталин неприятно молчал.

- По крайней мере, угрозу со стороны Японии мы устранили, — подал голос Берия, — хотя бы временно. Можно будет перебросить части с Дальнего Востока. Товарищ Апанасенко утверждает, что справится. На другом конце стола откашлялся Шапошников. Маршал давно и тяжело болел; в августе и сентябре болезнь обострилась так, что на посту начальника Генштаба Бориса Михайловича собирались заменить Василевским. Но в последнее время Шапошников почувствовал себя намного бодрее, — помогло инопланетное чудо-лекарство, — и кашлял как-то задумчиво, словно не очень

- то ему и хотелось, да noblesse oblige.

- Мы рассматривали вопрос вступления Швеции в войну на стороне Германии, — без обиняков заявил Шапошников. — При нынешнем положении дел перебросить экспедиционный корпус в Прибалтику морем они не решатся: транспортные возможности близки к исчерпанию даже сейчас. Теоретически могут попробовать организовать зимний «мост» через Аландские острова, но в Карелии мы эту авантюру вполне парируем наличными силами ТВД. На зимнем этапе — совершенно точно. Вероятнее всего, Швеция будет расширять сотрудничество с Германией более в экономическом, политическом смыслах. Так что, полагаю, ради одной Швеции нам товарища Апанасенко разорять не стоит.

«"Одной" Швеции?», подумал Берия, «договаривай уж, старый хитрец.» Шапошников переглянулся с Судоплатовым.

«Турция», обречённо подумал Берия. Он вернулся в Москву совсем недавно и не успел войти в курс последних новостей — но прочих неприятных вариантов просто не оставалось.

- По сведениям разведки, — сказал Шапошников, — Турция сосредотачивает на нашей границе крупную группировку.

- Насколько крупную? — уточнил Сталин.

- По предварительным — восемьсот тысяч, — сказал Судоплатов.

- Это откуда это восемьсот? — вскинулся Тимошенко. — Когда мы весь их мобрезерв оценивали в... сколько ж там дивизий было?.. Короче, больше семисот выставить никак не могли.

- По сусекам поскребли... — проворчал Шапошников. — Сведений о чьих бы то ни было экспедиционных силах на территории Турции у Генерального штаба нет. Да и не скроешь подобное: далеко за пределы военной разведки дело выходит.

«Да», подумал Берия, «всё-таки Борис Михайлович — это голова. В самый корень зрит.»

- А что «Палач» говорит?

- Да ничего не говорит. Радарный массив, который вёл Закавказье, вышел из строя. А перенацеливать уже нечего: весь резерв обслуживает Белоруссию и Ростов.

 - Однако, — сказал Молотов, поправляя пенсне. — Выходит, не надо переоценивать возможности разведки. Любые возможности ограничены, и разведка наша замечательная тут вовсе не исключение. На другом конце стола вежливо зашевелился Колмогоров. Его впервые допустили на заседание такого уровня: подчёркнуто гражданский академик плохо вписывался в реалии командного процесса. Однако значение разработанной им методики для военной разведки сделалось уже настолько велико, что проще оказалось отнести Андрея Николаевича к категории технических специалистов, без которых современная война всяко немыслима.

- Что касается возможностей разведки... — сказал математик. — Да. Вот мы с участием товарища Прокси подготовили ряд таблиц, иллюстрирующих... смотрите... да, иллюстрирующих. Смотрите.

Поскрёбышев выключил часть ламп; небольшой проекционный аппарат, мягко разбухая розовым светом, вывалил на стену... сложно сказать что именно — видимо, и в самом деле ряд таблиц.

Присутствующие заинтересованно смотрели.

- Ну, здесь очевидно... — пробормотал Колмогоров, быстро листая светящиеся плакаты клавишами, — это уже завершающие серии... и вот, собственно, выводы.

Таблица выводов ровным счётом ничем не отличалась ото всех предшествующих таблиц. Колмогоров однако принял недоумение за недоверие.

- Сложно спорить, товарищи, — признал он весьма охотно. — Методика своеобычная. При интерпретации таких таблиц надо ещё думать о значимости различий между коэффициентами корреляции. Я сильно опасаюсь, что значимых различий в нашей дополненной таблице почти не окажется. Если в среднем наши коэффициенты корреляции лежат около 0,50, то не окажется ли появление среди 21-го коэффициента трёх, превышающих 0,60, в пределах естественных случайных колебаний при условной гипотезе, что все истинные коэффициенты корреляции равны 0,50? Впрочем, дальше я вернусь к серии XII в содержательной критике...

- Отставить, — наконец среагировал Берия. — На критику времени у нас нет. Особенно — на содержательную.

Сталин беззвучно рассмеялся, откидываясь в кресле.

- Тогда у меня, пожалуй, всё, — сказал Андрей Николаевич. — Основные выводы по космической, скажем так, разведке, полагаю, очевидны. В зале повисла вежливая тишина, которую Колмогоров, естественно, интерпретировал в духе «всё пропало».

- Ну что вы, товарищи, — улыбнулся он своей фирменной смущённой улыбкой, — волноваться, безусловно, самое время. Однако для паники оснований... точнее, я бы это даже иначе сформулировал. Колмогоров ухватил карандаш и принялся точными широкими движениями черкать прямо поверх одной из бумажных карт.

- Вот такая своеобычная система. А дело в том, что геометрическая  интерпретация решения этой системы ставит в соответствие этому решению кривую K в ( n+1)-мерном пространстве переменных t, x 1, …, x n, определяемую системой уравнений... вот как раз этой системой, видите? Лаврентий Палыч огорчился, что сидит слишком далеко и красоту системы уравнений оценить не может.

- Здесь t является одной из координат в пространстве R, — пояснил Колмогоров, ласково заглядывая в глаза Тимошенко; Тимошенко сидел близко, увернуться не успел и кивал сосредоточенно. — Переход к интерпретации в n

- мерном фазовом пространстве S переменных x 1, …, x n заключается в том, что мы просто-напросто перестаём считать величину t координатной точки, а считаем её... параметром! Таким образом, фазовая траектория L получается из кривой K в результате проектирования пространства R на пространство S в направлении оси t.

Берия покосился на Сталина: тот изложению не препятствовал. Иосиф Виссарионович сейчас вообще был какой-то странный — не то чтоб несобранный, а словно всматривался куда-то вглубь себя самого, будто именно там искал ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего остального; искал с неким радостным, но всё же недоумением.