Это была первая ночь, когда я ощутил одиночество рядом с Грэмом. Даже в постели, пока мы трахались под звездами, ярко сверкающими сквозь окна, у меня было чувство, что я сам по себе.
- Ты какой-то рассеянный сегодня, - в какой-то момент сказал Грэм.
Я потянулся к нему, поддразнив:
- Эй, такого допускать нельзя.
В постели он был нежен и изобретателен. Страстный – да, но единственный раз, когда он утратил над собой контроль, была та первая наша ночь. Меня все устраивало. Когда целый день проводишь среди бурлящих гормонами подростков, то не возражаешь против некоторой сдержанности. Грэм был, наверное, самым ласковым парнем, который у меня был, чего я совсем не ожидал от любителя пешего туризма. Не особо сильный и молчаливый, но… лаконичный. Скрытный.
Я бы сказал, это не совсем мой тип мужчины. До того, как встретил его. До того, как влюбился.
Это не походило на то, будто я искал, хотел и в результате выбрал предоплаченный просмотр мыльной гей-оперы в высоком разрешении. Все, что мне было нужно – обычные отношения с хорошим парнем. С парнем, с которым я могу разделить свою жизнь. Радости. Горести. Может, даже кредитные платежи. С парнем, который поладит с моими друзьями и у которого есть собственные друзья. Может, даже с парнем, которого я могу привезти к родителям на праздники. Не знаю. В любом случае, что бы я там не выдумывал, приятные фантазии были невероятно далеки от трепещущей и мучительной реальности с Грэмом.
И сейчас, когда у меня есть Грэм – или у меня его нет – все эти размытые мечты казались просто чьими-то воспоминаниями. Осознание того, что Грэм не собирается становиться частью моего будущего, что уже стремится уйти из моей жизни, ранило настолько сильно, что даже думать об этом было тяжело.
От одной только мысли о его мягких сонных губах, ищущих мои в мерцающем утреннем свете, мне захотелось бросить рюкзак и сесть на землю, обхватив себя руками, будто мне нанесен сокрушительный удар. Смертельный удар.
Как люди справляются с этим?
Но как-то ведь справляются. Ежедневно кто-то влюбляется не в того человека, вынужденно собирает все свои хрупкие обманутые надежды и невостребованные привязанности и уходит к следующему столику для пикника.
Сколько раз мне самому приходилось вежливо – а иногда и не очень – перенаправлять от себя чью-то заинтересованность?
Расплата оказалась суровой.
Нет, никаких драм. Сердца разбиваются каждый день. И никто от этого не умер. Но как будто гаснет солнечный свет, и тускнеют краски дня.
А ночами… Ночами еще долго будут жить ощущения.
Мысль, что все эти ночи были на самом деле, заставила меня вдруг резко втянуть воздух.
Грэм оглянулся.
Я показал ему поднятый вверх большой палец. Только, может, чересчур энергично.
Он снова поспешно отвернулся.
А я снова задумался. Конечно же, какое-то время ночи будут ужасны. Но потом я справлюсь и двинусь дальше, или даже в итоге найду того, кто оценит меня по достоинству, кто захочет, чтобы мы были вместе каждую минуту, и я, расправив плечи и просветлев ликом, смогу ехать на мотоцикле, слушать Бонни Райт и обожать ночевки на природе так же, как и Грэм.
Эта мысль должна была меня утешить, но этого не произошло. Стало только больнее. Сердце сжалось и разбилось, подпрыгнуло камешком и, клацая, покатилось вниз, в глубокую, пустую дорожную выбоину.
Почему это обязательно должен был оказаться Грэм? Почему это не мог быть хороший нормальный обычный парень, который не меньше меня устал от клубов, шумных вечеринок, организованных усилиями соцсетей, и прочего дуракаваляния? Почему это должен быть Грэм с его идеальным домом на холмах и трагической смертью его половинки?
Нет, серьезно.
И зачем чертов Грэм втянул меня во все это?
Почему он не мог просто запереть свое покалеченное сердце в доме с огромным количеством окон? Зачем притворялся, что готов идти вперед и полюбить снова, хотя сам все еще оплакивает призрака? Все еще скорбит у гробницы.
Это нечестно. Это не правильно.
Или все просто – Грэм-то был готов, но я оказался неподходящим парнем? Да, скорее всего так и есть. Нужен кто-то более… Да кто угодно, кто ослабит мертвую хватку прошлого. Кто-то больше похожий на Джейса. Или кто-то не такой как я.
Грэм остановился и откупорил свою фляжку. Предложил мне глоток, что выглядело мирным жестом, учитывая, что у меня нет своей. Но я взял и глотнул, запрокинув голову. Вода была теплой и сладкой.
- Ты молчишь, - сказал он.
Я протянул ему фляжку. Вытер рот.
- Думаю.
- Ясно.
Краткость - сестра таланта, Грэм.
Я пытался удержать спокойное выражение на лице, но наткнулся на его взгляд. Я почти видел в его глазах отражение моей горечи. Увидел, как он изменился в лице. Увидел, что он не представляет, что с этим можно поделать. Что ему жаль.
Моя злость испарилась. Это плохо, потому что она придавала мне энергии и силы воли, но истина в том, что Грэм не виноват, что я в него влюбился. И даже больше того – это моя вина, что я влюбился в него.
Я глубоко вздохнул.
- Дело в том, что ты прав.
Он прищурился.
- Я? Ты о чем?
- Не о том, что я трачу время, потому как думаю, что быть с тобой – это не пустая трата времени. Мне нравится проводить время с тобой. Мне приятна твоя компания. И однажды мне бы понравилось быть тебе другом. Но.
Мне пришлось прерваться, чтобы не выглядело, будто мне трудно продолжать, но я уже почти закончил.
- Но? – спросил он, когда я замолчал.
- Но, наверное, будет лучше, если я не буду видеть тебя некоторое время.
Смена эмоций на его лице была достойна изучения. Там промелькнуло все, от ярости до облегчения, пока он впитывал мои слова.
- Если ты этого хочешь.
Кажется, мое душевное равновесие рухнуло, потому что нечто страшное вскипело у меня внутри.
Если я этого хочу? Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, чего я хочу!
Разум восторжествовал… У Грэма тоже. Прежде чем я проглотил пылкие слова, он сказал:
- Конечно, Уайетт. Конечно же.
Голос его звучал глухо. Он с преувеличенным вниманием закручивал фляжку.
- Просто…
Я закрыл глаза. Не говори этого.
- Я буду по тебе скучать.
Я открыл глаза.
- Я тоже буду скучать, - подождал, когда он отвернется. Он этого не сделал, и я прошел мимо него.
И еще долгое время никто из нас не произнес ни слова. Единственными звуками были только глухой топот наших ботинок по рыхлой земле, гул пьяных от нектара пчел, далекий грохот грома. Облака кружились, температура падала, но мы пока еще были далеко от грозы. Нам надо было добраться до машины, пока не начался дождь.
- Я не ощущаю, что прошло три года, - неожиданно сказал Грэм рядом со мной. – Со смерти Джейса.
- Нет. Наверное, нет.
- Иногда я чувствую, что он ушел навсегда. Как будто это случилось с кем-то другим. Будто нашу жизнь прожил кто-то другой.
- Мне жаль, - я не впервые говорил это, но что еще можно сказать? Я подумал, что понимаю это так же, как и любой другой посторонний человек.
- Тебе не стоит сожалеть, Уайетт. Я знаю, что поступил с тобой нечестно.
И хотя недавно сам я подумал именно об этом, сейчас мне было немного совестно слышать от него такое признание.
- Ты был честен. А я подумал, может быть…
- Я так долго был в ярости. Злился на Джейса. Злился на… жизнь. Зачем давать людям столько счастья, если все равно собираешься его забрать?
- Не знаю.
- Я больше не верю в Бога. И если он… Оно… Существует, то я его ненавижу.
Так и есть. Я практически слышал скрытую ярость, по-прежнему вибрирующую в его голосе. Я начал отчетливо понимать, насколько жестко он держал себя в руках.
Я остановился и повернулся к нему лицом.
- Знаю, это не помогает, но у некоторых людей никогда не бывает такого. Того, что было у вас с Джейсом. Просто не бывает и все. Они оглядываются на прожитую ими жизнь и ничего не находят.
Глаза у Грэма были злыми и яркими.