А, с Маркой все равно уж больше не дружить: наловит стрекоз, купит ей за это тетушка велосипед, и укатит она на нем неизвестно куда. Тетушка за ней не следит, как бабушка за мной. Скорей бы вырасти и ходить куда вздумается. Если б меня одну выпускали за калитку, разве стала бы я подлизываться к Марке? В школе ее терпеть не могут, потому что она вредная. Одна я ее терплю.

Играем в школу – она ставит мне одни двойки, а соседке Рафиге пятерки, хотя я пишу настоящие буквы, а Рафига – волнистые линии. В балет играем – Марка всегда учительница. Рафигу хвалит, а на меня кричит: «Не та нога, не та рука!» – нарочно меня путает. А потом подойдет и как даст пинка!

На мультфильмы мы с ней ходим в кинотеатр «Вэтэн». Экрана не видно, и я прошусь на колени.

– Встань и стой, – говорит Марка.

– Тогда идем домой, – говорю я. – Это моя мама покупала билеты! Не могу я полтора часа в темноте стоять!

А она мне на это:

– Отвяжись! Чтоб я еще раз в жизни согласилась взять тебя с собой!

И я отвязываюсь. Вдруг и вправду не возьмет!

В городе родители на выходные отправляют меня к бабушке. Как-то раз я уговорила Марку пойти со мной обедать. Ее только едой и заманишь. Поела она и говорит:

– Ну и скука здесь! – Подошла к зарешеченному окну и спрашивает: – Куда это выход?

– Это не выход, – отвечаю я, – выход там, где мы входили.

– До чего же ты порядочная, – говорит она, а сама просовывает голову в решетку, – скука берет от твоей порядочности. – Марка вытягивает руки, подбирает под себя ноги и, отталкиваясь, вылетает в чужой двор. – Адьё! Компот пей сама!

На прощание она состроила мне такую рожу, что, сумей я пролезть через решетку, ей бы точно не поздоровилось.

– Кушай за двоих, пузо на колесах! – дразнит она меня, пользуясь тем, что я не могу до нее дотронуться.

За выходные я так извожу бабушку, что ей приходится отдыхать от меня целую неделю. Что бы она ни делала, я талдычу свое: «Вот бы мы с Марой пошли на бульвар, прокатились по два раза на водных и три – на простых, знаешь, как хорошо на каруселях кататься!» На самом деле ни на каких каруселях мы с Маркой не катаемся. И бабушка не виновата, что меня к ней «подкидывают». А то пристану с книгой – почитай да почитай, – хотя прекрасно знаю, что бабушка неграмотная. «Оставили бы меня дома, мы бы с Маркой в зоомагазин пошли!» – капаю я бабушке на мозги. «Эта Марка тебя только портит, – говорит бабушка. – Даром что сирота».

И тут я принимаюсь Марку расхваливать! Каких доблестей я ей ни приписываю: и добрая, и честная, и умная, – и все подтверждаю «правдивыми» историями. «Ой, Ленка, – недоверчиво смотрит на меня бабушка. – Дай бог, чтоб это было так! Жизнь покажет!»

Вот жизнь и показывает: сижу я одна в лесу, Марки нет как нет. Вдруг слышу – треск. Оборачиваюсь, а это Толик на мопеде. А с ним Марка безо всякого ведра.

– Вываливай раков в воду, – командует она, – будем реку на мопеде форсировать!

Пока я сидела одна в лесу с дурацким сачком, Марка выряжалась. На ней брюки, голубая куртка на молнии и черные резиновые сапоги по щиколотку. Брюки тетушка подарила Марке в прошлом году, но они с нее падают. Может, она их веревкой привязала?

– Сама и вываливай, – бросаю небрежно – нарочно так при Толике разговариваю, чтоб не зазнавалась.

Толик берет у меня тяжелый сачок, опускает его в воду и переворачивает вверх дном.

– Гуляйте, пока я добрый, – говорит он вслед уползающим ракам, – и больше под руку не попадайтесь, не то я вас в два счета в красных превращу. Этих ловить? – спрашивает он Марку, тыча пальцем в голубокрылых стрекоз. – Вас я подвезу к дереву, а там уж сами глядите. – Толик обращается к Марке на «вы»! – Держитесь крепче, – предупреждает он ее, берется за руль и вопит не своим голосом: – Задавлю!

И они с Маркой въезжают в реку. Колеса мопеда с треском перекатываются по камням, от такого шума все стрекозы взлетают в воздух.

– Ой-ой, – взвизгивает Марка, – останови!

И тут, как по команде, мотор заглох.

– Держитесь! – кричит Толик, плюхаясь в воду. А за ним Марка. Упала в воду и давай голосить – рак ей в ногу вцепился. А вот когда мне вцепился, я терпела молча. Толик отцепляет рака от Маркиной ноги и помогает ей подняться.

– А вы сачок забыли, – говорю я. На самом деле я это сразу заметила.

– Да на кой он нам, – отвечает Марка, вскарабкиваясь на дерево и подавая руку Толику.

Знала бы тетушка, что Марка водится с типом, который каждое утро проносится мимо нас на мопеде, да еще с какими-то неприличными, по ее мнению, песнями.

«Не хватало, чтобы они влюбились», – думаю я. А они сидят себе верхом на изогнутом стволе, до меня им и дела нет. Вот она, настоящая угроза дружбе!

Голубокрылая стрекоза спикировала на ивовый листок в нескольких метрах от Марки. Она это заметила и начала было ползти по стволу, но Толик схватил ее за резиновый сапог и не пускает.

– Погодите, – шепчет он, – эта стрекоза – разведчик. Следом за ней все слетятся!

Сидит Марка на дереве с хулиганом Толиком, с обоих вода течет, а над ними кружатся стрекозы. Голубокрылая красавица делает несколько витков вокруг Маркиной головы и садится рядышком на ветку. Марка складывает ладонь совком и заносит над стрекозой. Та ни с места. Марка опускает руку ниже, еще ниже и ка-ак хлопнет по дереву.

– Поймала! Поймала! – кричит она и ладонь ладонью накрывает. – Ура!

– За крылья не хватайте, иначе упустите, – советует Толик.

– Смотри, – кричит она мне и машет в воздухе пойманной стрекозой. – Чудо-инсект, велосипедное колесо!

И тут чудо-инсект как вырвется из Маркиных рук, одно крыло на ладони осталось. Марка ринулась было вдогонку, но оступилась и рухнула с дерева в воду.

– О-о-о! К черту все! Велосипед проклятый! – ревет Марка.

Толик еле вытащил ее из воды. Коленки у нее сбиты в кровь, на лбу – ссадина, и брючина разорвана.

Мы с Толиком ведем покалеченную Марку домой. То есть Толик ведет ее за руку, а я плетусь рядом. Мне она руки не дает.

– Йоду, скорей йоду! – восклицает тетушка. – Завтра же куплю велосипед, не надо мне никаких голубокрылых! Если б я знала, какой опасности я тебя подвергаю…

– Ку-у-упишь, – стонет Марка, – теперь мне костыли нужны, а не велосипед.

– Перелом! – восклицает тетушка, ощупывая Маркину ногу.

– О-о-о! – кричит Марка на весь двор.

На крик прибегает хозяин, за ним – бабушка.

– Чего собрались, – стонет Марка, – не видите, я умираю!

– Врача, – говорит бабушка, – тут нужен специалист!

– Не хочу врача, – заявляет Марка, – катитесь все отсюда.

– Значит, здорова, – заключает хозяин. – До свадьбы заживет.

Тетушка склонилась над Маркой и в растерянности водит ладонями по своей зелено-коричневой переливающейся юбке. Материал был куплен в уцененном магазине. Маркина куртка и брюки тоже оттуда. По словам тетушки, в этом специализированном магазине можно одеться с головы до ног. Ткань, предназначавшаяся на подкладку, шуршит при каждом движении, подает Марке сигнал: тетушка поблизости.

– Не скреби, – велит Марка, и тетушка покорно опускает руки по швам.

– Надо ей воды дать, – спохватывается бабушка и семенит на кухню.

Я – за ней, чтобы взять у нее стакан и поднести Марке. Пусть знает, что я ее настоящий друг на всю жизнь.

– Как это произошло? – строго спрашивает бабушка.

– Очень просто. Марка взобралась на дерево, хотела поймать стрекозу, но промахнулась и упала.

– Но почему же она вся мокрая?

– Потому что дерево было в речке.

– Ты ходишь на речку?! Ты купаешься?! – Стоит бабушке повысить на меня голос – жаба тут как тут, она надавливает ей на горло, и бабушка начинает сипеть. – Ты заболеешь! Если уже не заболела. Поди сюда! – Она прикасается губами к моему лбу. – В постель, безо всяких разговоров!

– Но я же не падала с дерева в реку!

– Ничего не знаю. Вылежишь три дня, пока не нормализируется температура.

Бабушка временами становится невыносимой. Стукнет ей в голову, что я больна, – и все тут. А не ляжешь – нажалуется. Нажалуется – мама с папой не разрешат ходить с Маркой в лес. Все упирается в разлуку с Маркой.