//

//* Два оборота. Тишина в пустой квартире сдавила уши и перекрыла доступ кислорода. Дженсен сполз спиной по стене, прямо возле входной двери в прихожей, и дал, наконец, волю слезам.

//

Спустя примерно час, прихожую незаметно наполнил знакомый аромат дорогого парфюма, и, уже в следующую минуту, кто-то, сбросив с себя на пол куртку, бесшумно присел там же, у стены, рядом с Дженсеном, требовательно притянув его в свои тёплые объятья. Коллинз бережно, но крепко, прижимал к своей груди, словно младенца, заплаканное лицо Дженсена. Нежно смахивал изящными пальцами остатки солёных ручейков с самого родного на свете и дорогого его сердцу лица.

- Миша… Ты вернулся… – Дженсен отчаянно цеплялся за него, словно за спасательный круг. – Прости… Прости меня, слышишь! – целовал без разбора алыми, распухшими от слёз, губами всё, до чего только мог дотянуться.

- Дженсен, – целуя его в висок, ласковым шёпотом позвал его Миша и зарылся пальцами в короткий русый ёжик волос, – пойдём в душ.

Эклз только отрицательно что-то промычал и настойчиво потянулся своим приоткрытым, влажным и горячим ртом к розовым и полным губам Миши. Тот ответил на поцелуй, двигаясь очень трепетно и спокойно, будто хотел внушить это состояние, пребывающему, явно в растрёпанных чувствах, Дженсену. Но вскоре, не выдержав его напористых и призывных стонов, Коллинз начал сам страстно стискивать, сжимать до синяков и мять пальцами такое податливое, дрожащее в его руках, сильное тело. Жадно и глубоко проникал в сладкий рот острым языком, безжалостно царапая кожу своей щетиной. Стараясь не прерывать мокрых поцелуев, Дженсен зашевелился в руках Коллинза и, вставая, увлекал его за собой в сторону спальни. Прямо на ходу, нетерпеливыми пальцами они расстёгивали невпопад пуговицы рубашек, пряжки ремней и молнии штанов. Они всё время останавливались, сталкиваясь то с диваном, то с журнальным столиком в гостиной, вжимаясь и потираясь со всей силы бёдрами, роняя друг друга на любую, подвернувшуюся на пути, поверхность. Добравшись, наконец, до заветной комнаты, они перекатились спинами за угол, к свободной от мебели стене, так и не найдя в себе сил разомкнуть, истосковавшихся друг по другу, тел, рук и губ. Миша неистово потирался о ногу Дженсена своим стояком, сведя от напряжения тёмные брови, и сдавленно стонал ему в рот от нетерпения – так неудобно и тесно уже было в собственных, даже расстёгнутых, брюках. Сделав шаг назад, он потянул за собой Дженсена к постели, но тот резко схватился одной рукой за его ремень, останавливая, а другой стал поглаживать и сжимать в ладони твёрдый член через влажную ткань трусов.

- Нет! – Эклз быстро сдёрнул брюки, слегка растерявшегося Миши, вместе с плавками вниз, оголяя красивые, узкие бёдра. А затем упал перед Коллинзом на колени, полностью освобождая его стройные ноги от белья, и без промедления, обхватил тяжёлый Мишин член горячими губами.

Коллинз гортанно взвыл от такого неожиданного напора, но причину знал наверняка: Дженсен просил у него прощения всеми доступными ему сейчас способами!

Впиваясь с силой в упругие Мишины ягодицы, Дженсен неутомимо насаживался ртом на всю длину, обводил, дразнил кончиком языка головку, мягко слизывая выступающую смазку. Он мял и перекатывал в ладони подтянутые яички, зацеловывал, раскрасневшимися ещё больше, губами каждую напряжённую венку.

- Стой! Подожди, Дженс… – Миша больно ухватил его за волосы, оттаскивая от себя такие потрясающие и ненасытные губы. – Остановись! Я… Я слишком долго тебя не видел, – усмиряя бешенное сердцебиение, Коллинз пытался вернуть самообладание и мягко улыбнулся, словно оправдываясь.

На что Дженсен молча поднялся и, не отводя своих потемневших малахитовых глаз от чуть рассеянной синевы взгляда напротив, облизал свои сочные губы. Они смотрели друг на друга, высвобождаясь из остатков одежды, обжигающе и одновременно ласково. Ощупывали взглядом каждый изгиб их тел, заново открывая и наслаждаясь этой «картиной», как самым восхитительным шедевром искусства. Может быть, они теперь знали друг друга намного лучше, но, скорее всего, просто научились расшифровывать все действия и мысли другого без лишних слов и пояснений. Поэтому Миша, позволяя Эклзу командовать, безошибочно понял: к чему именно склоняли его мускулистые, слегка дрожащие от волнения и предвкушения, руки и резковатые движения Дженсена. Обводя горящим взглядом обнажённое тело, Дженсен, лишь невесомо касаясь кончиками пальцев, водил ими по гладкой, вздымающейся груди, острым ключицам и изящным плечам. Спускался мягкими прикосновениями к впалому животу. Прижимая широкие ладони, гладил бока и бёдра, с немного выпирающими соблазнительными косточками. Он будто не мог до конца поверить, что это действительно Его-Настоящий-Ангел-Миша, который был ещё прекраснее, будучи голым, сейчас стоит перед ним и никуда не исчезнет снова! Насладившись зрелищем, Эклз развернулся к нему задом, низко прогибая спину, с аппетитными ямочками на пояснице. Широко расставляя ноги, он выставил «напоказ» свои крепкие ягодицы, словно приглашая Коллинза в самый первый ряд на спектакль, поставленный и разыгранный для одного-единственного благодарного зрителя, под названием: «Знакомьтесь! Такой открытый и сексуально-раскрепощённый Дженсен Эклз!». Затаив дыхание, Миша нервно кусал губу, пока его глаза, ошалело распахнувшись, открывались от этого зрелища всё шире и шире. Он больше не мог медлить, отметая прочь вспышки предупреждающих мыслей: «давно не было», «слишком узкий», «нежнее», «ему будет Очень больно» и безнадёжное «ОСТАНОВИСЬ!». Ни одну из них он не озвучил вслух, прижимаясь к податливому телу сзади, потому что глаза застилало пульсирующей пеленой необузданного, дикого желания с красным грифом: «ТОЛЬКО МОЙ!». Они оба осознавали, что после такого долгого перерыва в сексе, им нужно было всё начинать заново. И Коллинза это жутко напрягало, потому что остервенело хотелось трахнуть эту выпяченную задницу. Сделать это без подготовки, резко, сильно, аж до судорог жёстко и глубоко засадить своему ненаглядному неженке за всё, что он тогда наговорил! Обильно смочив сразу три пальца и прислонив их к, до одури, желанной дырочке, Коллинз шумно выдохнул, пытаясь всё же набраться терпения. Но его кисть тут же была сбита рукой Дженсена.

- Не растягивай меня! – срываясь на шёпот, быстро сказал он и просяще потёрся о Мишин горячий пах. – Трахни меня на сухую!

- Ты с ума сошёл, Дженсен!? – тут же зашипел Коллинз, сквозь, сводимые желанием поддаться такой откровенной просьбе, зубы. – Ты хоть представляешь, как это… – тяжело дыша, он зажал свой ноющий член в ложбинке между круглых ягодиц, сдавливая и их, и себя одновременно.

- Мне это нужно, Миша!!! – взмолился Дженсен, чуть ли не плача. – Хочу, чтобы ты трахал меня ТАК! Но не в наказание… Хочу, чтобы вернул мне Веру, что Ты здесь… со мной. Что Ты никуда не уйдёшь!

И Коллинз верил каждому его слову, потому что сам чувствовал то же самое.

- Ну куда я от тебя денусь, Дженни?! – Миша ласково огладил напряжённое тело любовника и прикусил мочку его уха.

- Прошу тебя, Миш! – Эклз не хотел больше медлить.

Но Коллинз всё же, незаметно, увлажнил себя хотя бы слюной и наскоро мазнул влажными пальцами сжатый вход. Прижался к нему блестящей головкой, придерживая и направляя свой внушительный член вглубь жаркого тела. Дженсен пытался расслабить мышцы, чтобы скорее впустить Коллинза внутрь. Но упрямое колечко никак не хотело поддаваться на медленное, весьма ощутимое и болезненное давление.

- Ми-ша! Сделай это! – упираясь щекой в стену, Эклз сам широко раздвинул половинки своей задницы.

Отпустив разум на волю и прислушиваясь к конкретным требованиям любовника, Миша грубо и сильно толкнулся вперёд, вырывая громкий крик из груди Дженсена. И он моментально почувствовал, как его тут же обожгло пламенем, таившимся в глубине шёлковых и нежных стеночек. Коллинз со свистом втянул воздух, сквозь оскал белоснежных зубов, и уже без остановки стал входить в него всё глубже. Суховатое, жаркое трение, на пару с исключительной узостью, поначалу доставляло едва ощутимый дискомфорт и одновременно сносило крышу – так нереально туго, тесно и просто дьявольски долгожданно Дженсен сжимался вокруг его члена! Слышно было, как Эклз шипит, борясь со своими инстинктами, которые требовали более «тактичных» действий, но он не позволял себе, извиваясь, случайно увернуться от разрывающей боли. Она была ему жизненно необходима на каком-то физическом или даже животном, уровне, как воздух. Только так, думал он, Миша сумеет выбить из него угнетающую пустоту в груди, вновь возвращая смысл жизни. Но тело Дженсена, словно имея собственное мнение, неизменно чутко среагировало на близость «Хозяина». Уже на третьем толчке, оба ощутили, как легко Коллинз заскользил внутри, будто по маслу. И в то же мгновение, нескончаемые потоки удовольствия, расплавляя вены, понеслись по их телам, подгоняемые бешеным ритмом истосковавшихся сердец. Напряжённые морщинки в уголках крепко зажмуренных глаз, постепенно разглаживались с каждым рваным вдохом-выдохом. Мокрые ладони Дженсена сжимались и разжимались от переизбытка эмоций. Лишённые возможности оставлять длинные, яркие полосы на жилистой Мишиной спине, его короткие ногти царапали обои.