- Посмотри правее, вниз, пожалуйста.
И когда, полуприкрытые веками, светло-малахитовые глаза посмотрели в указанном направлении, Коллинз защёлкал камерой. Джей почувствовал внезапно подступившее смущение, вдруг чётко представив, как должно быть смотрится через призму объектива, и потянулся правой рукой за простынёй, которую они использовали вместо одеяла в жаркую погоду. Не разворачивая, он поднёс её краешек к переносице и уже хотел за ней спрятаться, но в последний момент повернулся полубоком к камере и, мило розовея, произнёс:
- Перестань, Миш! Ну хватит уже...
Миша чувствовал: ВОТ ОНО! И пока Дженсен отворачивался обратно, он, задержав дыхание, боялся только одного: чтобы рука не дрогнула и вспотевший палец не соскользнул с придавленной намертво кнопки. Основной снимок получился и впрямь впечатляющий: улыбающийся, чуть застенчивый Эклз несмело обнажил свои ровные зубы, слегка отклонив назад голову и мягко зажмуриваясь. Будто нескончаемо длинным, светлым водопадом к его правому боку прильнула, свисающая со сжатых пальцев, простынь, край которой он держал на уровне лица. И, даже несмотря на наличие яркого отпечатка на ягодице и явно женского белья, Дженсен всё равно оставался самим собою, настоящим – таким, каким его знал только Миша и безумно любил за это! Именно ради такого снимка фотографу стоило и потерпеть. Дженс неторопливо опустился на спину, отбрасывая “одеяло” прочь, и поманил пальчиком своего сумасбродного любовника. Коллинз забрался на кровать и, встав на колени около согнутых ног Джея, направил на него объектив. Картина была просто обворожительна: расслабленный, зазывающий взгляд; уголки губ чуть изогнуты в ленивой полуулыбке; а ткань белых трусиков натянута до предела напряжённым членом.
- Такой...развратный, Дженсен... И безумно красивый! – с восторгом проговорил фотограф, делая серию фотографий.
- Ну, всё. Теперь точно хватит, Миш!
Щёлк. На заключительном снимке Эклз спрятал лицо в ладонях, но они всё равно не смогли скрыть его искренней, широкой улыбки, глядя на которую, можно было почти “услышать” его заливистый смех во время съёмки. Напряжённые кубики пресса, чётко выделяясь, делили твёрдый живот на несколько маленьких частей. А кожа около пупка влажно блестела, маня, прекратить эту эротическую фотосессию и дать, наконец, телу полную разрядку. Что, собственно, Коллинз и намеревался сделать.
Он уже откладывал камеру с бесценными кадрами в сторону, как внезапно услышал мягкую просьбу:
- Дай мне?
Вручив фотоаппарат Дженсену, он просунул, соединённые “лодочкой”, ладони между колен любовника и стал медленно разводить их в стороны. В этот самый момент был сделан первый снимок.
- Думаю, теперь мне не придётся тебя убивать, Миш, – лукаво улыбнулся Джей. – Потому что вскоре мы будем квиты. Хотя... Зная твой потенциал, могу предположить, что ты даже сможешь вогнать меня в долги!
- Так давай проверим твою теорию, – многообещающе пророкотал низкий голос.
- Давай, Миш! Покажи класс! – развеселился Эклз.
Придвинувшись ближе и поудобнее встав между ног партнёра, Коллинз взялся за пряжку своего кожаного ремня и отогнул в сторону его длинный кончик. Щёлк. Пронизывающий, покоряющий, властный Мишин взгляд исподлобья, привлечённый звуком закрывающегося затвора, тут же впился в объектив камеры. Волевой подбородок с маленькой ямочкой опущен вниз, скулы напряжены так, что видны желваки. Прямо-таки “генералиссимус небесного воинства” воплоти! Или грозный “Ангел” Кастиэль в немом противостоянии! Ууух! Дженсен закусил губу, почувствовал холодок, пробежавшийся вдоль позвоночника, и то, как заинтересовано отреагировал на ТАКОГО Мишу его собственный член. Он сделал пару снимков на всякий случай. Расстегнув ремень, Коллинз не стал сразу переходить к ширинке, а ухватился за холодную металлическую пряжку. Выжидающе приподняв бровь, чуть дёрнул головой, указывая Джею глазами на камеру, про которую тот, по всей видимости, успел забыть, поедая пристальным взглядом каждое движение любовника. Дженсен сдавленно охнул, предугадывая каким эффектным и эмоциональным получится будущий снимок. Быстро наведя объектив, зажал кнопку съёмки, дробя на доли секунд этот короткий, но офигенно возбуждающий момент. И тогда Миша хлёстко, одним уверенным рывком, выдернул ремень из шлёвок. “Горяч! Нечего сказать!” Потемневшие синие глаза устремлены прямо в камеру. Между бровей почти суровая складка. В ведущей руке чувствуется напряжение. Крепкие, текстурные, хоть и не столь массивные, в отличие от Эклза, мышцы хорошо прослеживаются в момент, когда ремень был практически наполовину вынут. Расправленные плечи, венчающие подтянутый торс, кажутся ещё шире, а талия уже из-за ракурса снизу-вверх. Да и весь внешний вид Коллинза буквально кричал о скрытой силе, статности и особой “породе”. Но, в то же время, он не выглядел разозлённым или жестоким на снимке. Жёстким? Властным? Вполне возможно! Джей не понаслышке знал, что, запечатлённый сейчас образ на снимке, это только первое впечатление. Очередная роль, маска. И вся эта суровость, испепеляющая на месте, напускная. Миша никогда не был предсказуем, но Эклз всё же старался научиться его “читать” и даже преуспел в этом, различая его настроение по малейшему изменению оттенка бездонных глаз. Коллинз умел одновременно удивлять, поражать, может зачастую и шокировать, острить, ставить на место и применять “крепкое словцо”, если кто-то его выводил из себя. Но мог быть и отличным другом, способным всегда прийти на помощь не только словом, но и делом. У него оказалось огромное, доброе Сердце, которое делало его небезразличным к проблемам всех людей в Мире, любящим отцом и... любовником. Именно потому, что Дженс знал Его разным, будто состоял в “глубокой связи” с целым гаремом непохожих друг на друга, сумевших уместиться в одном-единственном Дмитрии Типпенсе Крашнике, людей, именно он сейчас видел всю “подноготную” этого снимка в истинном свете. Пикантности фотографии придавало ещё и то, что фигура Коллинза возвышалась между раскинувшихся ног фотографа. И тот, в свою очередь, очень кстати приподнял бёдра, “обнимаемые” лёгким кружевом, не вмещающим мокрую головку, и будто “просил” модель прикоснуться к нему. “Очень! Прям, очень...” Снова беспрерывная съёмка. На снимках Миша медленно тянет собачку молнии вниз и стаскивает брюки вместе с бельём. Тяжёлый, возбуждённый член Коллинза, высвободившийся из белья, красиво пульсировал, сдерживая потоки возбуждения, и блестел от обилия смазки. На лице Миши тут же отразилось дикое облегчение и он, сильно зажмурившись, резко выдохнул. “Отлично! С такой-то фигурой... Узкими бёдрами и стройными ногами... И вот зря он так редко снимается хотя бы полуобнажённым!” – лицезрея раздетого любовника, Дженсен пришёл к выводу, что надо бы исправить столь досадное упущение или вообще ввести в привычку! У Эклза уже не оставалось сомнений, что снимки будут просто сногсшибательны! Подкладывая подушку под поясницу любовника и оставляя его ягодицы на весу, всё внимание Коллинза было сосредоточено на любовании своего прекрасного Дженни. Казалось, что он даже забывал периодически для чего всё это сам же и затеял. Зато Эклз прекрасно помнил почему, как прикованный, отслеживал каждое Мишино движение с, занесённым над кнопкой, указательным пальцем. Длинные ресницы опущены. Ухоженные руки с точёными пальцами, нежно касаясь, поглаживают тазовые косточки фотографа. Камера оживает, выхватывая ускользающий момент. Дженсу стало труднее продолжать съёмку, когда Миша, плотно прижавшись к паху столь соблазнительного для него тела, начал неистово тереться об него своим. Руки предательски задрожали, а веки непослушно опускались от накатывающих ощущений. Но он не хотел так быстро сдаваться и дать партнёру повод усомниться в своей выдержке. В глазах Коллинза всё больше разгорались ехидные искорки. Ему, засранцу, было прекрасно известно, что это были лишь “цветочки”! А вот когда он стал склоняться вниз, сильно прогибая спину, и мягко прильнул губами к самой сочной “ягодке”, прижатой кружевным шёлком... Вот ТОГДА-ТО всё и началось по-настоящему! Джей стонал в голос и старательно приподнимал бёдра ещё выше, но это никак не влияло на ускорение процесса. Миша неторопливо водил по стволу кончиком носа, вдыхая чуть терпкий, любимый аромат; зацеловывал, медленно перемещая губы по всей длине, жестоко, лишь вскользь мазнув языком по набухшей головке; покусывал и посасывал тонкую кожу через ткань. В общем, очень искусно издевался над бедолагой, как хотел! Собрав волю в кулак и стараясь смотреть на всё лишь через объектив, Эклз проклинал любовника за чрезмерную медлительность и одновременно выстанывал поощряющие слова. Стаскивая с Дженсена трусики, Миша нежно прижался к его лодыжке влажным ртом и легонько прикусил кожу. С первым же прикосновением горячих губ к выпуклому и гладковыбритому лобку, Джея выгнуло дугой на постели, разрывая тишину пронзительным вскриком, и ему только лишь каким-то чудом удалось не выронить фотоаппарат.
