- Я…я в норме, Герми…она, – слабо отпихиваясь от её пощёчин, застонал Гарри. Всё ж таки рука у его подруги была довольно тяжёлой.

Он с усилием сел. От последнего удара о каменный пол голова страшно кружилась, но он сумел убедить подругу, что с ним всё будет в порядке. Кое-как встав, Гарри дезориентировано огляделся вокруг.

- Где она? – хрипло спросил он, видимо, всё ещё плохо соображая.

- Кто?

- Моя палочка, – даже не взглянув на подругу, Поттер, пошатываясь, добрался до стены и, побрёл в сторону нужного коридора.

Грейнджер не отставала, готовая в любую минуту его поддержать.

- Гарри, что ты задумал? – нагнала друга Грейнджер, намертво вцепившись в его рукав.

- Я должен… – запинаясь, твердил Поттер. Голова его кружилась до тошноты – видимо, всё-таки схлопотал сотрясение, – но он упрямо продолжал переставлять ноги.

Они вместе завернули за угол. Гарри посмотрел вперёд и всё внутри него болезненно сжалось. В разгромленном коридоре всё ещё было полно пыли, но битва уже, судя по всему, закончилась, и теперь некоторые из членов «Ордена Феникса» и ребята, помогавшие им в схватке, устало стояли кто где, пока преподаватели ждали подкрепления и решали, что делать дальше с оглушёнными и связанными Пожирателями Смерти. Гарри и Гермиона с ужасом смотрели на то, как Макгонагалл, приложив ко рту ладонь, склонилась над теми двумя окровавленными телами, о которые Гарри запнулся, торопясь нагнать Беллатрису. Крохотный профессор Флитвик стоял на страже задержанных Амикуса, Алекто и ещё нескольких, неизвестных Гарри, прислужников Волан-де-Морта. Профессора Слизнорт и Вектор левитировали раненых на носилки. Мадам Помфри промакивала раны на плече Рона смоченным в чём-то бинтом, а Джинни сокрушалась Тонкс, волосы которой сегодня оказались непривычно бардового цвета, о том, что, «если бы не её брат-придурок», то она бы уж точно сумела «достать» неожиданно очнувшегося Амикуса! На что Рон, шипя от щиплющего зелья, огрызался:

- Если бы не твой «брат-придурок», то завтра мама бы мне голову открутила за то, что тебя убили у меня под носом! Какого хр…

- Молодой человек! – целительница выразительно округлила на него глаза.

- Извините, – попробовал смягчить ситуацию Уизли, но тут же прошил младшую сестру недовольным взглядом и продолжил с того места, на котором его одёрнула мадам Помфри:

- Какого… – Рон на мгновение поджал губы, тактично пропуская рвущиеся из него ругательства, – ты вообще полезла в эту драку?! Почему не осталась в гостиной, как я говорил?

Дальше Гарри не прислушивался к их спору. Он завертел головой, пытаясь понять, куда зашвырнуло его волшебную палочку, но решительно ничего не мог разглядеть в царившем вокруг беспорядке. Морщась от пульсирующей боли в висках, он медленно пододошёл к Гермионе, чтобы с помощью её волшебной палочки призвать свою, и застал подругу за странным занятием. Подобрав с пола свою маленькую сумочку, которую потеряла, когда на неё напал оборотень, Грейнджер рассеянно пропускала сквозь пальцы края её порвавшегося ремешка и пустым взглядом смотрела в пол.

- Что-то не так? – тихо спросил её Гарри, и Гермиона, вздрогнув от неожиданности, нервно улыбнулась другу.

- Нет, нет, Гарри. Всё…нормально. Просто я…

Поттер приподнял бровь в ожидании продолжения её фразы, хотя даже этот крохотный жест довольно болезненным «эхом» отразился в его затылке.

- Ничего, – выдохнула Гермиона, предпринимая ещё одну попытку улыбнуться. – Просто испугалась, наверное.

Вернув свою палочку, Гарри подошёл к остальным, а Гермиона вдруг резко развернулась, будто вспомнив о чём-то, и зашагала в обратном направлении.

- Я сейчас! – крикнула она Гарри.

Дойдя до нужного окна, она остановилась у одного из подоконников, об угол которого Лестрейндж ударилась головой, и присмотрелась к тому месту, где теперь виднелись пятна крови. Затем быстро что-то сняла с края выщербины и сунула это в заранее приготовленный пакетик, который извлекла из своей «бездонной», расширенной заклинанием, сумочки. А подумав, не спеша, подошла к одному из оглушённых Пожирателей Смерти и, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, но всё же без всякого зазрения совести, выдрала у него клок волос. Затем присела около второго и сделала то же самое. Спрятав и эту свою «добычу» в починенную сумочку, Грейнджер оглянулась на друзей и с этого ракурса картина, представшая перед её глазами, выглядела просто ужасающе... Лужи крови…обрывки каких-то одежд…разбитые камни…обвалившиеся потолочные балки…накрытые простынями тела убитых школьников, которые ещё вчера улыбались, сидя вместе с ней в Большом зале… Как Пожиратели Смерти смогли проникнуть в замок? И как Снегг мог так поступить с ними? Неужели Гарри был прав все эти годы, и Снегг действительно настолько ненавидит всех учеников Хогвартса, что позволил этим извергам убивать ни в чём неповинных детей?!

- Гермиона!

Грейнджер чуть не подпрыгнула, когда Рон встревоженно окликнул её. Спеша к нему и пробираясь через завалы, она увидела, что Рон с Джинни поддерживают Гарри под руки, а мадам Помфри спешно роется в своей медицинской переносной сумке, пытаясь что-то найти.

- О, Господи, Гарри! – Грейнджер уже неслась к ним со всех ног. – Рон, что с ним такое?!

- Поднимите ему голову! – услышала Гермиона профессионально собранный голос целительницы, а когда Уизли задрал голову Гарри за подборок, то чуть не задохнулась от страха.

Глаза Гарри закатывались, а вся нижняя половина лица и грудь были залиты кровью, что двумя багровыми ручейками вытекала из его носа, но он продолжал настойчиво отмахиваться от чужой помощи.

- В норме, я в норме… – как в бреду, продолжал твердить Гарри, хлюпая носом.

- Мистер Поттер, вы принимаете лекарство профессора Снегга? – строго спросила его целительница, и глаза Поттера неожиданно распахнулись, а взгляд стал пугающе жёстким.

- Да я лучше сдохну! – зло выплюнул он прямо в лицо опешившей мадам Помфри и грубо скинул с себя руки Рона и Джинни.

- Мистер Поттер! – стала было возмущённо причитать мадам Помфри, но Гарри уже от неё отвернулся и нетвёрдой походкой пошёл прочь.

Уже завернув за угол, он вдруг вспомнил о зелье, которое успел передать ему Дамблдор и поспешно сунул руку в задний карман джинс. Вынув чудом уцелевший пузырёк, Гарри поднёс его к ближайшему факелу и на мгновение залюбовался его рубиновыми отблесками. «...Я очень надеюсь, мой мальчик, что оно сможет помочь тебе выжить, когда придёт назначенный час, – эхом зазвучал в его голове ласковый голос директора Дамблдора, – а мне… Выполнить некогда данное тебе обещание, Гарри, и, возможно, даже когда-нибудь заслужить твоё прощение!»

- Моё прощение... – горько проговорил Поттер, стискивая в пальцах ценный пузырёк, и, утерев запястьем кровь с губ, прибавил шаг.

====== Глава 28. «пл. Гриммо, 12» ======

- Это не нормально, Гарри! Тебе нужно отдохнуть! – отчитывала друга Грейнджер, сидя рядом с ним на кровати в бывшей комнате Сириуса на пл. Гриммо. – Разве ты не понимаешь, что ты себя изводишь?! И именно это позволяет Волан-де-Морту хозяйничать в твоей голове! Вот скажи: когда ты съедал в последний раз что-то серьёзнее двух сэндвичей, м? – Она с вызовом вздёрнула одну бровь и скрестила на груди руки.

- Да, дружище, Гермиона права, – активно закивал головой Уизли, сидевший от Гарри по другую сторону постели и, как раз таки, доедавший один из тех сэндвичей, от которых тот отказался. – А они, кстати, очень вкусные!

Но Гермиона не унималась. Смерив Рона грозным взглядом, так что тот чуть не подавился, она вырвала у него поднос с оставшейся едой и грубовато поставила его на колени Поттеру.

– Гарри, послушай… Неужели же ты столько тренировался, чтобы вот так просто всё испортить? Разве этого хотел для тебя Дамблдор?!

Поттер резко вскинул голову и сурово уставился на подругу. А Гермиона, хоть и понимала, что с последним аргументом, возможно, несколько переборщила, но слова сорвались с её губ прежде, чем она сумела совладать с собственным возмущением и перестать злиться на этих глупых мальчишек за их упрямство и несерьёзное отношение к делу. Гарри промолчал, вынужденно соглашаясь с тем, что участившиеся в последнее время приступы, его самого тоже не особо радуют. А так как к «волшебным» зельям Снегга он теперь решительно не собирался даже прикасаться, то всё же вынужден был последовать настоятельным рекомендациям подруги и действительно попробовать съесть хотя бы что-нибудь «серьёзное». Но Гарри, хоть и взял в руки ложку и даже стал возить ею по дну тарелки с каким-то супом, однако, упоминание умершего профессора Дамблдора не прибавило ему ни оптимизма, ни аппетита. Даже Рон, всухомятку протолкнув в горло недожёванный кусок сэндвича, притих и потупил взгляд. В их памяти всё ещё слишком отчётливо и болезненно всплывала трагическая картина прощания с бывшим директором Хогвартса… После того, как Гарри одним из первых покинул место недавней битвы с Пожирателями Смерти, его всё равно довольно быстро нагнали, неравнодушные к его состоянию, друзья, и они уже все вместе стали спускаться по движущимся лестницам. Ни Рон, ни Гермиона больше не заговаривали о том, что только что произошло наверху. Даже Джинни, понуро шагающая за их спинами, не проронила за всю дорогу ни слова, только изредка бросала в сторону Поттера короткие, тревожные взгляды. Потому как, даже не будучи посвящённой во все тонкости истории с крестражами и связанные с ними трудности, она прекрасно понимала, что Дамблдор означал для Гарри. И хотя это была их общая – для всего Волшебного сообщества – утрата и трагедия, в глубине души каждый из них переживал её, как глубоко личную. Но только самые близкие друзья Поттера признавали, что, пожалуй, именно Гарри это событие могла потрясти и подкосить больше, чем кого-либо другого. Столь внезапная кончина Дамблдора означала не только ухудшение общей ситуации в Магическом мире, но и привела к тому, что большинство воспитанников и профессоров Хогвартса в одночасье почувствовали себя осиротевшими, потеряв не просто могущественного волшебника или директора, а, своего рода, отца… Потому что большинство обитателей школы «Чародейства и Волшебства» уже давно считали Хогвартс своим вторым домом, а для некоторых – как, например, для Сивиллы Трелони, – даже единственным. Для Гарри же, вместе с трагическим уходом Дамблдора, неожиданно отмерла в душе некая часть надежды и веры в победу, которую внушали ему мудрые советы, наставления и даже само присутствие старого, но по прежнему Великого, волшебника! Да и вряд ли те немногие, посвящённые в их тесные взаимоотношения, решились бы отрицать, что и сам Гарри для Дамблдора означал ничуть не меньше, а, возможно, даже больше, чем сам он осознавал… Стоило ребятам ступить на верхнюю площадку движущихся лестниц, как они увидели десятки учеников, тоже торопившихся попасть в холл. Уже подходя к нижним уровням, Гарри свесился с перил и увидел, что, начиная с последних ступеней лестницы, даже «яблоку было негде упасть» – видимо, в холле уже творилось настоящее столпотворение. По сути, так оно и было. Двери замка были распахнуты настежь, но этого всё равно оказалось недостаточно. Гарри, Рону и Гермионе пришлось некоторое время подождать, пока толпа рассосётся, пропуская к выходу, в первую очередь, преподавателей, которые не последовали вместе с мадам Помфри в Больничное крыло, и авроров, прибывших по срочному вызову – наверх, разбираться с задержанными Пожирателями Смерти. Притеснённый к стене, Поттер смотрел застывшим и ничего не выражающим взглядом на рассыпавшиеся по полу и поблёскивающие от колышущихся огней факелов рубины Гриффиндора, что, точно алые капли крови, продолжали медленно высыпаться из огромных разбитых «песочных часов», служивших для подсчёта очков «львиного» факультета. Вместо гомона десятков голосов, в ушах Гарри звучал какой-то монотонный звон, а всё вокруг казалось каким-то нереальным. Он вдруг почувствовал себя оглушённым и в какой-то момент будто бы даже не мог понять: откуда и куда так суетливо передвигаются все эти люди. Пока Гермиона не взяла его крепко за руку и не вовлекла в общий поток учеников, стремящихся к выходу из замка. В итоге, к подножию башни они прибыли в числе последних. И все уже находившиеся там ученики, как один, не сводили с Поттера глаз… Гарри примерно представлял, что они могли увидеть: перемазанный с ног до головы пылью, со свалявшимися комками грязи в волосах и окровавленной грудью и подбородком – у него, наверняка, был тот ещё видок. Но ему было плевать! И дело заключалось не в том, что подобные взгляды сопровождали его большую часть жизни в Волшебном мире, и даже не в том, что в глазах учеников Хогвартса он, как обычно, был тем, кто «сто процентов замешан в очередном скандале»… А в том, что, чем ближе Гарри подходил к тому месту, вокруг которого все столпились, тем больше его ноги становились ватными и непослушными, а сам он – всё более отрешённым. Как будто от той боли, что раздирала его изнутри чувством скорби и неверия в эту ужасную трагедию, страдал кто-то другой, шагающий с ним рядом. По-настоящему реальным было лишь страшное стеснение в его груди… Словно во сне, передвигались они с Роном, Гермионой и Джинни через невнятно бормочущую толпу и, наконец, добрались до самого её края. Туда, где, онемевшие от горя ученики и преподаватели, оставили немного свободного места. Каким-то краешком своего опустошённого Сознания, Гарри уловил тот момент, когда, появившийся с другого края у подножия башни, Хагрид застонал от горя и потрясения, но не остановился, заставляя себя двигаться дальше и приблизиться к месту трагедии. Полувеликан тоже медленно шёл вперёд, будто выплывая из расступающейся перед его могучим телом толпы учеников, пока не достиг тела Дамблдора и не осел, как подкошенный, перед ним на заснеженную землю. Глотая крупные, как фасолины, слёзы, что без конца струились по его небритым щекам и, огибая кустистые усы, терялись где-то в густой, взъерошенной бороде, Хагрид вскоре не выдержал и, разрыдавшись в голос так громко, что в Запретном лесу с верхушек голых деревьев вспорхнули спавшие до этого, невидимые птицы, спрятал лицо в своих огромных ладонях. Не обращая внимания на его стенания, Гарри опустился на колени возле безжизненного, изломанного тела Дамблдора по другую сторону. Он даже не почувствовал, что его кроссовки уже были насквозь мокрыми от набившегося в них и постепенно тающего снега, а ноги сводило от холода, мгновенно пробравшегося под грубую ткань его грязных джинсов. Гарри казалось невероятным, чтобы этот Великий волшебник мог вот так запросто позволить сегодня себя убить… Позволить, чтобы Волан-де-Морт праздновал сегодня свою небольшую победу, чтобы мог потешаться вместе со своими Пожирателями над тем, «как, должно быть, забавно чудаковатый старец сейчас развалился на виду у всех с неестественно выгнутыми в разные стороны конечностями»… Как Дамблдор мог пригреть на своей груди эту «змею» и, позабыв об осмотрительности, дать Снеггу возможность подобраться к себе настолько близко?! Гарри сгрёб пальцами пригоршни снега и это его немного отрезвило. В любом случае, после всего случившегося, у него уже просто не осталось сил на то, чтобы злиться. Сильно ссутулившись над искалеченным телом Дамблдора и задушено дыша ртом, он словно плыл на крошечном плоту по течению бесконечной реки своего собственного горя и безвольно уносился всё дальше и дальше… Туда, где больше не было боли, не было неразделённых чувств, горечи предательства, не было разлук и бездонной печали в отрешённо смотрящих на него серых глазах… И даже сейчас, глядя на расслабленное, усеянное мелкими снежинками и такое необычайно умиротворённое лицо Дамблдора, его морщинистые веки, застывшие, как бы в полуулыбке, приоткрытые губы и, всё ещё с надеждой «смотрящие в светлое будущее», неподвижные и потускневшие голубые глаза, Гарри казалось, что Дамблдор вовсе не свалился с огромной высоты. Он не умер. Нет. Просто… Если на секунду притвориться и поверить, что всего этого кошмара не было, и не обращать внимание на странные углы, под которыми отходили от тела директора руки и ноги, то можно было даже представить, будто старый шутник-Дамблдор, для своего очередного чудаковатого развлечения, по собственному желанию, вдруг пришёл да и улёгся сам у подножия Астрономической башни, распластавшись в этом глубоком снегу, как на взбитой перине, в своей уютной, воображаемой спальне, окружив себя тишиной и покоем морозной ночи… Просто прилёг ненадолго отдохнуть от мирской суеты и полюбоваться на звёзды… Хотя бы на секундочку бы представить… Но, даже после смерти, состарившийся и изборожденный глубокими морщинами облик Альбуса Дамблдора хранил в себе ту последнюю, нерастраченную частичку былого величия и скрытого могущества, что всегда покоряли в нём Поттера…