Карлос вышел из галереи художественной литературы и перешел к отделу живописи. С картинами были связаны другие воспоминания, не такие глубокие. На альбомы живописи Карлос мог смотреть без лишних эмоций. Он достал планшет и проверил новости.

Заголовки сайтов кричали о сенсационном преступлении в центре Будапешта. В знаменитом кафе выстрелом в голову убит официант. По предварительным данным это дело рук владельцев нелегальных тотализаторов. Молодой человек слишком много проиграл, залез в долги и не смог вовремя расплатиться. Делалось предположение, что убийство – показательная расправа, которая должна запугать должников. Конечно, не обошлось без русской мафии. На это намекали довольно прозрачно. Пресс-секретарь полиции сделал заявление, что следствие располагает сведениями о киллере, на его поимку брошены все силы.

Смерть тетушки Шандора заинтересовала куда меньше. Видимо, полиция полностью перекрыла доступ в дом, ни один журналистский нос не пронюхал, что там произошло. Только один не самый посещаемый сайт обратил внимание, что госпожа Эржибет Лакоци была вдовой видного члена правительства Яноша Кадора. В статье задавался вопрос: нет ли в этом преступлении политической подоплеки? Не связано ли оно с русской мафией и пропавшим золотом КПСС?

Об угнанной патрульной машине сообщений не было. Ни одна полиция в мире не станет признаваться в собственных ошибках. Портрета Карлоса или его описания не появилось. О чем он мысленно поблагодарил девушку с татуировкой маори.

Приближение того, с кем произойдет встреча, Карлос заметил издалека. Убрал планшет, нарочно повернулся, взял первый попавшийся альбом и стал листать тяжелые глянцевые страницы. Он старательно погрузился в живопись, как полагается консультанту по антиквариату. Гравюры Густава Доре были слишком натуралистичными. В них царили мощь и ужас.

– Простите, – тихо сказали у него за спиной.

Карлос чуть задержался, словно не мог сразу оторваться от очарования гравюр, оглянулся и старательно изобразил удивление.

– Какая неожиданность!

– Папа лично просил передать вам свои извинения, у него возникли неотложные дела. Простите его…

К деловой встрече девушка подготовилась старательно. Прическа, яркий макияж. Довольно открытая кофточка, короткая юбка и туфли на высоких каблуках. Вся одежда самых модных и дорогих брендов. Карлос не настолько разбирался в моде, чтобы помнить наизусть все значки. Один, крупный, золотой и вульгарный знал: пальцы девушки яростно дергали ручку сумочки от Gucci.

Он заметил, как под тональным кремом пробивается румянец. Дочь профессора Дьёрдя, Аранка, не могла совладать с волнением. Хорошая, воспитанная девочка. Насколько Карлос помнил, профессор один воспитывал ее с десяти лет, когда потерял жену. Аранка получила блестящее и бесполезное для современного мира образование. Она знала куда больше о героях живописи, чем о живых мужчинах. И не умела справляться с чувствами. Из-за родительского эгоизма профессор умудрился вырастить дочь, которой было бы уютно в мире лет сто пятьдесят назад. Карлосу было искренне жалко милую и беззащитную барышню. Не нужен аналитической ум, чтобы понять, что происходит в головке двадцатитрехлетнего ребенка. И что творится в девичьем сердечке.

– Аранка, – сказал он довольно строго. – Вам совершенно незачем извиняться. Занятость профессора известна. Перенесем встречу на завтра.

Она опустила глаза и покраснела гуще.

– Спасибо, господни Карлос… Что вы смотрите?

Он показал альбом.

– Доре… – проговорила Аранка с таким вздохом, как будто ожидала куда худшего. – Слишком прямолинеен. И довольно груб. Вам не кажется?

Она застенчиво взглянула на Карлоса.

– Современные художники не могут повторить эту грубость, – ответил Карлос. – Кажется, вы чем-то взволнованы.

Аранка прикусила губку в яркой помаде.

– Последние дни с папой что-то происходит…

Карлос проявил озабоченность:

– У профессора проблемы со здоровьем? Нужна помощь?

– Что-то происходит, а я не могу понять, что… Он ничего не говорит… – Аранка выполняла обязанности секретаря профессора и вела его деловой график, который состоял не только из лекций.

– Финансовые проблемы?

Девушка покачала головой.

– Папа стал скрытен, ему звонят, он звонит, какие-то непонятные разговоры и намеки… Мне кажется, он чего-то боится…

– У вас есть предположения, чего именно?

– Не знаю… Кажется, пропала какая-то вещь, которую усиленно ищут.

– Кража из коллекции?

– Я не знаю, господин Карлос! – Аранка смотрела так, будто ждала, что прекрасный рыцарь спасет и защитит ее от неведомого дракона.

– Профессор всегда может рассчитывать на мою помощь, – сказал Карлос. – Вам не о чем беспокоиться… Кстати, господин Дьёрдь не упоминал в последних разговорах Службу древностей Египта?

Дочь профессора уверенно мотнула головой, отчего прическа немного сбилась, видимо, сама делала, в спешке.

– Нет. Он не имеет дела с этим египетским министерством. Вы же знаете, что Египет не входит в круг его научных интересов.

Карлос это прекрасно знал. Как и то, что не сможет помочь застенчивой девушке. Нельзя даже похлопать дружески ее по плечу. Будет только хуже.

Аранка к чему-то готовилась и наконец решилась.

– Господин Карлос, можно задать вам вопрос…

Ему не оставили выбора. Он знал, что будет, и не мог сказать напрямик: милая, ты мне в дочери годишься. Найди себе ровесника, закрути с ним роман, убеги с ним, соверши безумства, какие надо совершать до тридцати лет, папа посердится, но простит любимую дочь, куда ему деваться. Забудь про всяких стариков, вроде господина Карлоса. К тому же ты дочь одного из самых важных клиентов. А бизнес нельзя смешивать с чувствами. Тем более детскими. Вот только сказать это вслух он не мог.

И Карлос утвердительно кивнул.

– У меня тут… – стесняясь, заговорила Аранка. – Я тут… Оказалось так, что у меня получился лишний билет в оперетту… Может быть… вы… со мной… пойдете…

Ребенок смотрел на Карлоса чистыми и любящими глазами. Придется сделать ей больно. Иначе нельзя. Карлос умел делать больно не задумываясь. В этот раз будет чуть труднее.

– Дорогая Аранка… Я не люблю оперетту… – выдавил он. – Благодарю за приглашение.

– А может быть… Может быть… в оперу?

– И оперу я не люблю…

– Тогда… Тогда… хотите, я приглашу вас в ресторан… – Аранка кинулась головой в пекло.

Карлосу было гадко и противно, как будто он отнимает у ребенка конфету. Он положил альбом и нагнал строгости.

– Благодарю вас, мисс Дьёрдь. Мне было чрезвычайно вежливо узнать ваши приглашения… К сожалению, не могу их использовать. Прошу вас больше не утруждать себя… – латиноамериканец, ну, или испанец имеет право не соблюдать венгерский этикет. – Прошу передать профессору: жду сообщения о месте и времени встречи завтра.

Карлос быстро двинулся к выходу. Он знал, что не имеет права оглянуться. Нет ничего хуже, чем оглянуться и утереть девушке слезы. Женские слезы были слишком опасным оружием. Он не подпускал их близко к себе. Консультанты по антиквариату – расчетливые гадины, не знают любви и жалости.

Так ей будет легче.

9 мая, понедельник

Будапешт, район Мариамакк

19.13 (GMT)

Голова была как свинцовая гиря. Катарина еле сдержалась, чтобы не проглотить горсть таблеток. Мало того, что бездарно пропустила событие, внутри которого оказалась, о котором уже пишут все, кроме нее. Так еще напилась виски, а ведь терпеть не может этот кислый запах и вкус.

Она с трудом помнила, как оказалась в корпункте: свой стол Катарина считала настоящим корпунктом. Кажется, бармен посадил ее в такси. Какой хороший человек. Не то что этот испанец. Он, конечно, спас ей жизнь, и все такое. Но как можно бросить девушку за стаканом виски? О чем он вообще думал?

Катарина повернула голову – и сильно об этом пожалела. К тяжести добавились раскаленные угли. Все-таки придется пить анальгетики. От этих таблеток она впадала в апатию на полдня, а то и больше. Худшее из зол для журналиста. Но деваться некуда.