За свою жизнь Степ слышал множество аналогичных рассказов. Рассказчик обычно очень информированный человек, зачастую видел свою аудиторию первый раз в жизни или был с ней едва знаком. Но это не мешало ему начинать ,,посвящение в тайну" со слов : ,, Правда сурова, и не каждому по силам нести груз ее знания, но Вам, как особо стойким, можно доверить любые секреты ".
Вообще-то, в жизни правда говорилась не часто, но где-то в столице, в потайном месте, неутомимо бил источник истины. Хлебнув из него, служители родника доверительно делились сведениями с лучшими из лучших.
Когда они начинали говорить, то посвящали слушателей в такие тайны, что, открыв рты, те переставали даже дышать. После такой лекции особо доверенные торопились поделиться секретами с своими друзьями и знакомыми, естественно, при этом, приврав кое-что и от себя. Из таких легенд и складывался народный эпос - простая правда трудового народа Ханурии. Чья-то умная голова постоянно заботилась о том, чтобы подобной информацией оказалось охвачено все население.
Конечно, газеты и телевидение тоже не отличались особой правдивостью, но им все же приходилось держать себя в определенных рамках.
Получение информации из внешних источников оказалось предельно ограничено. Житель Ханурии, не боявшийся, что кто-нибудь из домашних донесет об этом госбезопасности, мог попытаться прослушать чужие радиоголоса. Но их диапазоны так забивались помехами, что было трудно разобрать даже слово. Так министерство информации заботилось о том, чтобы всякие отбросы не отравляли жизнь его подопечным своей грязной клеветой.
Святой отец все не появялся, вероятно худшие опасения оправдались. Командир полка уже долго поглядывал на часы, наконец, нервы его не выдержали, и он отослал с поручением одного из штабных офицеров.
Генеральская болтовня благотворно подействовала на собравшихся. Несмотря на солидный возраст, Консивер продолжал радовать солдат своим беззаветным и самозабвенным враньем. Все они были молоды и никто из них не знал первоначальной трактовки давних событий.
От гордости за свою принадлежность к великой армии и прошлым победам заметно повеселели хмурые солдатские лица. Степу тоже пришлось изобразить на своей физиономии смесь гордости и счастья. Представлялось рискованным стоять с кислым лицом среди всеобщего просветления. Тогда у начальства, в его отношении, могли возникнуть самые худшие подозрения.
Только хмурых бензовозчиков ничто не могло развеселить. На бензовозы сажали по большой провинности, на определенный срок - три или шесть месяцев. Больше, чем на шесть не сажали, так как это уже походило на смертный приговор. Случалось, что за несколько рейсов удавалось не потерять ни одного бензовоза, хотя тридцатитонная цистерна была очень хорошей мишенью. Но иногда, за один рейс мятежники поджигали до десятка машин.
В этот раз колонне предстояло преодолеть три перегона - шестьсот километров, которые отделяли их от тринадцатой базы. В среднем, за такой рейс, потери составляли две целых, три десятых бензовоза и одну целую, семь десятых водителя на каждые двадцать машин. Среднестатистически это означало, что одной целой, семи десятым бензовозчикам не пережить ближайшие три дня. Потери среди водителей могли быть немного меньше, но им строго предписывалось уводить с дороги подожженые машины.
Из всех эскортных командиров Степ пользовался особым уважением у бензовозчиков, и не только потому, что при нем возрастал шанс остаться в живых. Под его руководством колонна обычно выходила с базы по холодку, еще до рассвета. Хотя после долгих дебатов на броневиках все же установили кондиционеры, бронированные кабины бензовозов продолжали по-старинке охлаждаться встречным потоком воздуха через люки на крыше. На большой скорости это срабатывало, но зачастую ,,охлаждающий поток" представлял из себя вялотекущую смесь пыли и горячего воздуха, поэтому водители особенно ценили утреннюю прохладу. В это утро ожидания на ранний выезд не оправдались, и на их скучных лицах легко читалось дополнительное разочарование. За границей контрольной зоны отряд ждали неизвестность и пустыня, погубившая многих, некогда мечтавших о счастливом финале.
Услышав мотор приближающегося джипа, генерал плавно перешел к концовке своего выступления. Он напомнил присутствующим о традиционном превосходстве лучшего в галактике отечественного супероружия и ханурийского солдата, основанного на твердом фундаменте его беззаветного героизма, осознанной правоты своего дела и верного служения идеалам высокого гуманизма, свободы и демократии. Он чуть не сказал ,, собственного дела ", но вовремя поправился. Генерал точно рассчитал концовку по времени и, пока вылезший из джипа святой отец поправлял бороду, провозгласил: ,, Да воссияет над миром свет и слава Ханурии ! "
Их преосвяществом был мужчина средних лет, с маленькими свинными глазками на толстой, заросшей волосами морде и большим, выпирающим из просторной рясы, животом. Он начал свою речь с традиционной проповеди нищеты и смирения. Как всегда с притчи о том, что нужно собирать сокровища не земные, но небесные, и том, что легче слону пройти в игольное ушко, чем богатому войти в царство божие. Покончив с проповедью смирения, святой отец напомнил аудитории, что хануряне - народ богоносец, избранный Господом нести миру пример не развратной сытости толстого, набитого брюха, но светлый образец святого служения Создателю. В его словах солдаты Ханурии предстали, как апостолы света, одетые в доспехи истины и несущие варварам сияние живоносного креста.
,, Вообще-то, - подумал Ник, - насчет развратности сытого брюха... это бы больше подошло метрополии... здесь, на Тагирии, солдат кормят в основном досыта..." Несмотря на то, что снабжение контингента продуктами осуществляла компания, принадлежащая родственникам президента, от положенного по норме усиленного пайка кое-что оставалось, и солдатам в принципе хватало.
Речь преосвященства вначале текла тихо и плавно, но под воздействием винных паров святой отец разгорячился, и его понесло. Он подробно остановился на отрицательной характеристике местного населения, щедро пересыпая тагов и их подлые качества самой отборной матерщиной. Почувствовав недовысказанность, святой отец предал проклятиям их поганую религию, злостное неприятие Святой Благомудрой Веры и господа бога Бваны. На основании сказанного, он легко пришел к выводу, что таги - вообще не люди. Батюшка уже забыл о сути напутствия и, распаляясь все больше, вовсю благословлял солдат на большую зачистку.
,, Нет, - подумал Ник, - шутите, святой отец, таги - люди, не гуманоиды, а именно люди. Люди, и это признано Галактической Конвенцией. Мало того, у нас с ними общие предки. Да и какая тут к черту братская помощь, если таги нам вообще не родня ? " Но глупо говорить об этом преосвященству, как на трезвую, так и на пьяную голову. Умение слушать особенно важно для младшего офицера. Хотя Ник не смог изобразить восхищения на своем лице, то и особого сарказма на нем вроде не отразилось.
В этот день, как обычно, они выезжали с заряженным оружием, но не собирались никого убивать. Это был обычный мирный рейс. Только потом, после очередной заправки, закрутятся гусеницы танков, винты боевых вертолетов, и армия продолжит свою надоевшую обыденную работу. В этот день они не собирались никого убивать, но по сути их службы для напутствия больше бы подошел не святой отец, а служитель альтернативного направления. Конечно, помощник дьявола мог благословить их прямо в ад, но, возможно, это уже выполнил слуга господа, только более приятными и красивыми словами.
Заканчивая очередную фразу : ,, и разодрать их вонючие задницы ! " святой отец трижды запнулся на слове разодрать и, наконец заметив, что язык перестает его слушаться, поспешил завершить речь : ,, Да бла - бла благословит Вас... господь ! "
,,Ну и слава Всевышнему - подумал Ник, - а то сколько бы он еще молол языком !" По тону и содержанию напутствия, со стороны Степа представлялся уместным ответный выкрик : ,, Мы разобьем их собачьи головы ! " Но капитан поостерегся, так как начальство могло подумать, что он тоже пьян, а до выхода колонны это считалось совершенно недопустимым. Степ с тоской посмотрел на восходящее солнце. Теперь его очередь. Сейчас он будет ставить боевую задачу, отняв у себя и людей еще около пяти минут.
