— А что именно там нормально? — подключилась Гермиона.

Здоровяк тяжело вздохнул.

— Ладно, пошли в дом.

Гриффиндорцы переглянулись и проследовали за полувеликаном. Как оказалось, дверь была незаперта, просто открыть её явно было не по силам двенадцатилетним детям. Да и двадцатилетним, наверное, тоже не особо…

От цепкого взгляда Харальда не укрылось, что от сброшенной с плеча двустволки лесничего отчётливо пахнет горелым порохом. А от взгляда Гермионы уже в свою очередь не ушло, что в доме Хагрида царил кошмарный беспорядок.

— Ладно, в общем так, — Хагрид присел на монументальный дубовый стул, который жалобно скрипнул, и блаженно вытянул ноги. — Может, так хоть всяких сорвиголов убережём. Запоминайте сами и прочим сорванцам передайте, вроде этих рыжих близнецов — в лес не соваться…

— Я не сорванец, — довольно вяло возразила Гермиона.

— А мы и так особо туда не ходим, — добавил Харальд.

— Думаю, и Дамблдор скоро всем об этом скажет, так что… В общем передайте, чтоб лишний раз по территории не болтались, а то…

— А то — что?

— Завелось что-то в Запретном лесу, — вздохнул лесничий. — Зверь какой-то — непонятный и большой.

— Единорог?..

— Померла. Не знаю даже, кто на такое злодейство способен-то… Единорог — он же зверь чистый и добрый, на него даже оборотень или дракон не покусятся. Его убить — грех большой совершить. А если крови выпить, то вообще навечно проклят останешься.

— Кровь единорога? — спросил Харальд.

— Единороги — одни из созданий, которые сильнее всего напитаны естественной магией, — произнесла Гермиона. — Их волосы идут на производство волшебных палочек, толчёный рог имеет огромное значение в алхимии. А кровь — это декокт невероятной чистоты. В древности многих смертельно больных поили кровью единорогов, что позволяло спасти даже смертельно раненых. Но взамен этого кровь начинала разрушать организм — человек на ней мог жить теоретически неограниченно долго, но страшно деградировал физически и морально…

— Кощунство это! — в сердцах грохнул кулаком по столу Хагрид. — Нельзя такие злодейства творить, никак нельзя!

— Значит, какой-то монстр убил единорога, — подытожил Харальд. — Кто бы это мог быть? Я не очень хорошо знаю магическую зоологию… Гермиона? Хагрид? У единорогов есть естественные враги?

— Человек, — ответила Грейнджер.

— А кроме? Человек даже сам себе — самый страшный враг.

— Нет таких, — мотнул головой лесничий. — Ну, или я о таких не знаю. И Сильванус… ну профессор Кетллберн — тоже. Но кто-то… что-то единорога всё-таки убило. Причём, ещё и…

Хагрида передёрнуло от отвращения.

— Ну… Как бы вам это сказать-то?.. Поели его, в общем.

— Сильно? — спокойно просила Грейнджер. — Отпечатки челюстей есть?

— Что-то большое и зубастое. Если б не знал, то сказал, что это кто-то побольше дракона. Может, какая-нибудь сотворённая образина ещё со времён войны с Сами-Знаете-С-Кем? Джагсона того же за его мерзости даже Мастером зверей звали… Обычный зверь, даже волшебный, на единорога никогда бы не напал.

— А если его заставили? — спросил Поттер.

— Это как?

— Ну, можно или нет так себе подчинить какого-нибудь хищника, чтобы натравить его даже на единорога?

— Ну ты и сказал, Харальд… Это ж какую силищу иметь-то надо? На какого-нибудь захудалого валлийского зелёного надо полдюжины неслабых волшебников, чтоб его успокоить. Или сонного зелья в него почти пинту влить…

— Ну, а всё-таки?

— Не знаю, — вздохнул здоровяк. — Я ж не шибко сильный маг, так что не знаю даже.

— Ситуация… — протянул Харальд, вороша волосы. — А можешь сказать, где ты нашёл мёртвого единорога? Чтобы точно знать куда не соваться.

— А ты точно туда не пойдёшь? — с подозрением в голосе осведомился лесничий.

— Да я ещё, как бы, пожить хочу. Я дурак, но не настолько.

— Полосу сухих деревьев знаешь в двух милях к северо-востоку?

— Там ещё валун такой здоровенный типа обелиска из земли торчит?

— Ага. Так вот от него и ещё пара миль вглубь леса.

— Не, я так далеко никогда не заходил…

— И правильно. Сегодня вот ещё сигнал кентаврам подал, чтобы, значит, встретиться и перетолковать — вдруг чего они знают?

— Ладно, ну мы тогда, наверное, пойдём… Да, Гермиона?

— Угу.

В Гостиной Гриффиндора сейчас находилось лишь двое студентов, что ещё не расползлись по спальным расположениям.

— …неверно считать василисков змеями — на самом деле они являются куда более древним семейством, — монотонно бубнила себе под нос Гермиона, уткнувшись в книгу. — Наряду с крокодилами и ныне вымершими птерозаврами и динозаврами, они являются представителями архозавров. В качестве ключевого отличия василисков от змей можно назвать строение их челюстей, которые не являются раздвижными и усеяны десятками зубов, достигающих четырёх дюймов в длину… О, Боже!..

Грейнджер закатила глаза, вытянулась в кресле и надела раскрытую книгу себе на голову.

— Сейчас помру, — выдавила девочка.

— Рано нам ещё с тобой помирать, кузина, — философски заметил Харальд, что-то вырисовывая на листе бумаги. — Нам с тобой нужно ещё спасти весь этот мир… тьфу. Ну, в нашем случае — всего лишь магическую школу.

Гермиона не соизволила отреагировать даже на крайне раздражающую её «кузину».

— Одиночная особь столь крупного вида никак не могла прожить тысячу лет, — буркнула девочка из-под книги. — А более-менее крупную популяцию уже давно бы заметили.

— Скажи это фанатам Нэсси, — хмыкнул Поттер.

— Не люблю иметь дела с фанатиками. Кстати, ты как раз — фанатик, поэтому я и не люблю иметь с тобой дел.

— Но ведь имеешь?

— Так приходится же…

Книга съехала с головы девочки и плюхнулась к ней на колени.

— Может, пойдём к МакГонагалл? — тоскливо предложила Грейнджер. — Или сразу к Дамблдору?

— Ну, и что бы ты сделала на их месте, когда к тебе бы прибежала пара второкурсников и начала рассказывать о том, что школе угрожает монстр?

— Баллы бы сняла.

— Во-во.

— Мрак.

Гермиона устало потёрла глаза.

— Кстати, что за темномагический артефакт?

— Дневник, типа твоего, — ответил Харальд. — Чёрная кожаная обложка, пергамент внутри, имя «Том М. Реддл» — снаружи.

— Том Реддл… Подожди, подожди! Ты хочешь сказать…

— Тссс! — громко зашипел Поттер. — Не так громко. Давай называть его… Ну, допустим, Тор.

— А чего не цилиндр? — съехидничала Грейнджер.

— А Луна бы вспомнила не фигуру, а скандинавское божество, — заметил Харальд.

— Я — не Луна, — насупилась Гермиона. — Тор — потому что Том Реддл?

— Ага. Здорово, правда?

— Гениально, — кисло произнесла девочка. — Обожаю анаграммы. Но каким образом…

— Просто примем за данность, что, возможно, ещё с момента своей учёбы в школе Тор оставил кое-что мерзкое в этих стенах. И я говорю вовсе не о забытых в спальне старых носках.

— Как можно вычислить местонахождение этого артефакта?

— Он потребует носителя. Установит связь и начнёт высасывать жизненную силу. Чем сильнее будет становиться, тем больше возможностей получит. В итоге сначала начнёт время от времени подчинять своей воле носителя, а затем выпьет все силы и воплотиться в виде материального существа.

— Очень надеюсь, что ты это всё прямо сейчас придумал. Ну, или перед ужином.

— Потому что в противном случае это будет слишком опасно?

— Потому что в противном случае это будет звучать, как сценарий к дешёвому фильму ужасов, — отрезала Грейнджер.

— Ох уж этот мне скептицизм… — рассмеялся Харальд.

— Тем и выживаю. Ладно, будем считать, что это просто что-то вроде Кольца Всевластья — мощное, страшное, опасное и непонятное. Получается, он у Наследника Слизерина?

— Согласно моей теории, у кого он — тот и Наследник Слизерина.

— Поясни, — нахмурилась Гермиона.

— Ну, смотри… — начал объяснять Харальд. — Есть информация, что самым настоящим, но в то же время и самым последним потомком великого и ужасного Салазара Слизерина был именно Вол… Тор. Поэтому он и был Наследником Слизерина, который полвека назад нашёл и открыл Комнату Тайн. Но! Насколько мы знаем, у Тора детей или прочих кровных родственников не было. Так что теоретически род Слизерина должен был оборваться именно на нём. Но не оборвался. Поэтому я считаю версию о Кольце Всевластья очень верной — за неимением настоящего хозяина, кольцо пытается вылепить нового из подручного материала.