Призраки в отличие от людей возвращаются туда, где были счастливы. Он обосновался в их загородном доме. Для того чтобы быть вместе, ему нужно было уйти за ней в течение двух лет, а узнал он об этом только здесь, потому что никто при жизни этого не знает. Он ушел через три мучительных года, и теперь вынужден в одиночестве наблюдать, как вечер в торжественном облачении провозглашает: “Ее Королевское Величество Ночь!” и почтительно предъявляет трепещущее озерцо света на закате – прощальный взмах платка Его Королевского Величества Дня своей недостижимой возлюбленной королеве. Два Величества правят миром по очереди, разделенные и разлученные непреодолимым временем, как он и она. Лунный диск обжег земную поясницу, и слабый желтый свет его отделил от горизонта мелкозубчатую дрожь далеких лесов. Влюбленный призрак ощутил дыхание черной бездны и неслышно вздохнул: какое это все же безысходно мучительное занятие – наблюдать чужую жизнь, не имея возможности исправить свою!
3
Только не говорите, что я жесток! Лучше вспомните судьбу Ницше – примата, провозгласившего примат воли. Вы сами, желая совместить одиночество с привязанностью, ставите себя в положение не ведающего равновесия маятника. Меня так и подмывает помочь вам его обрести. Но только не в данном случае. Клянусь.
Что до земного бытия, то принято горевать из-за его бренности, в то время как горевать следует по поводу его бессмысленности. Мысль не новая и усердно гонимая прочь из ваших плоских умов, как какой-нибудь антисемитизм, гомосексуализм или деспотизм. А между тем это шокирующее на первый взгляд признание как никакое другое способно примирить вас с враждебной вечностью. Признать, что несовершенен не ты, а мир, и что явившись на свет по чужой воле, ты не оробел и не смирился, а сделал все возможное, чтобы утереть ему нос – в этом и вызов, и мужество. Просто и достойно: пришел, увидел, всех победил и уходишь, разочарованный. Но уходишь не потому что вынужден, а потому что не желаешь быть шариком шулерской рулетки самовольного, самодовольного, самодержавного бытия. И тут уместен вопрос, в чем природа случайного.
Сразу замечу: мне нет нужды переливать пустую необходимость в порожнюю случайность и обратно. Раз и навсегда: мировой порядок также замешан на дрожжах случайности, как человеческая история – на крови. Мир фатально закономерен и необходимо случаен. Таковы орел и решка плоской медали мироздания. Бог не играет в кости. Еще как играет! Случайность панибратствует и фамильярничает даже с законами небесной механики. К примеру, ни одна планета не обращается вокруг своей звезды с математической точностью: их текущие орбиты отличаются от предыдущих в пределах допустимых отклонений. И в этом смысле они подобны образцовому семьянину, что отправляясь по утрам на работу, а вечером возвращаясь с нее, добирается туда и обратно одним и тем же, но всегда приблизительным путем. Предугадать норов случайности не дано никому. Даже я, потянув за ниточку пространственно-временной канвы, не вполне представляю, что за этим последует.
Что есть бытие, как не совокупная последовательность событий? Мою точку зрения на их генезис я называю азардизмом (от фр. hazard, случай). В основе развития любого события – феномен стечения обстоятельств. Безусловно, за каждым из них стоит непреложный закон, но их взаимодействие часто приводит к неожиданному итогу, который вы называете случаем. Именно неожиданность – визитная карточка нежданного гостя по имени случай. Вопреки расхожему мнению разрушительности в нем не больше, чем домовитости и плодовитости. Обладая творческим потенциалом, он способен сделать возможным невозможное. Однако случай – не стрелочник: он не направляет события по одному из возможных путей, а делая тайное явным, легализует уже назревшую тенденцию. Ход истории прямолинеен и безжалостен, как топор лесоруба. А потому оставьте сослагательность в покое и не бередите ваше и чужое воображение пустоцветами альтернативы.
Случай соотносится с вашим существованием, как белый лист с замыслом, как банный лист с телом. Имея дело со случайностями, вы изначально несвободны выбирать их, а потому стремитесь к обстоятельствам, минимизирующим риски вашего существования. Если вас постигла неудача, вы вполне разумно полагаете, что следует покинуть то место, куда обстоятельства стекаются, и переместиться туда, откуда они стекают. Но достаточно ли этого? Если принять к сведению, что хаос – покровитель случая, то нет динамической системы хаотичнее, чем человек. К примеру, хаотично несутся по замкнутому руслу красные кровяные тельца, хаотично рождаются и умирают импульсы головного мозга, ваши цели и планы – кладезь хаоса, и ваше сокрушенное “если бы” – верное тому подтверждение. Известно, что при переходе от макро к микромиру состояние неопределенности населяющих его объектов растет. Не удивительно, что отдельный человек – эта элементарная и нерасщепляемая частица общества – обречен вести себя непредсказуемым, то есть, случайным образом (волнолюбивая частица – вольнолюбивый человек). Вы противопоставляете себя природе – она отвечает вам шрапнелью случайностей. Беспорядочно перемещаясь в пространстве, вы прямо-таки глумитесь над зыбким равновесием Хаоса. По сути, все ваши действия и поступки случайны – даже те, которыми вы поддерживаете свою жизнедеятельность. Несмотря на то, что вы встроены в нервную систему Вселенной и повязаны необходимостью по рукам и ногам, непредвиденное и непредсказуемое поджидает вас на каждом шагу. Их неуемная совокупность способна породить турбулентность, которую вы, смеясь над ней, называете комедией ошибок. Никогда мыслящему человеку не постичь мудрости Создателя, ограничившего самодержавный причинно-следственный произвол игристым своеволием дофина-случая!
При царящем у вас культе мер и весов не удивляюсь вашему мечтательному стремлению измерить дисгармонию хаоса. Вы создали теорию вероятностей и тщитесь приобщить ее к научной парадигме. Только какой научный и практический прок в утверждении, что некое событие может произойти с вероятностью столько-то десятых? Вам ведь единицу подавай! Как уверяет нас некий Себастьян Найт: единственное действительное число – единица, прочие суть простые повторы. Так вот знайте: случай – это феномен, перед которым разум и наука бессильны. Вам, однако, мало абстрактных методов, и вы прибегаете к хитросплетению слов, полагая его магическим. Взять хотя бы того же Себастьяна Найта, который пишет роман, нацеливая все волшебство и силу своего искусства на выяснение точного (!) способа, которым удалось заставить сойтись две линии жизни. Вернее говоря, которые он сам же, желая стать мудрее кофейной гущи, и свел. Не находя детерминизма во внешних обстоятельствах, он объявляет их ложными, причинной важности не имеющими. Его влечет исследование этиологической тайны случайных событий. Отпрянь, человек! Ты можешь диагностировать случай, но не его этиологическую тайну! Игра причинных связей так и останется игрой, какими бы уравнениями вы ее не описывали! Единственное здесь достижение – удачно примененное, но бессильное в этом случае слово “этиология”.
Случай участвует в формировании того, что вы называете судьбой и обогащает ее. Осторожных он пугает, одержимым дает надежду. Если вы, вконец запутавшись в моей родословной, захотите для простоты картины наделить меня полномочиями казуса, я откажусь от такой чести и повторю еще раз: я – не случайность, я – необходимость, вооруженная случаем. Закон подобен гулящей женщине и в отличие от меня готов отдаться всякому, кто им овладеет. Вы можете выведать его у природы и поставить себе на службу, можете заставить моих коллег из родственных департаментов трудиться вам во благо, но вы всегда будете вынуждены терпеть мое надругательство. Это обо мне говорил ваш Заратустра: “Над всеми вещами стоит небо-случай, небо-невинность, небо-неожиданность, небо-задор”. Вы догадываетесь обо мне, говоря: внезапно, вдруг, нечаянно, нежданно-негаданно, помимо воли, врасплох, как снег на голову, и так далее. Вы признаёте меня, когда говорите – я сделал это, сам не знаю почему. Вы вовсю пользуетесь мной (например, в Монте-Карло и Монако), но при этом утверждаете, что ваши браки заключаются на небесах. Помилуйте – случайнее, чем брак события не бывает, как и не бывает события случайнее, чем брак! То, что для отдельного человека есть случай, для мироздания – железная поступь необходимого.