Солдат лежал рядом со своим принцем почти до рассвета, наслаждаясь теплом и близостью. Но восток уже зарозовел, зазолотился, вот-вот взойдет солнце.
Пора было уходить.
Солдат очень надеялся, что Джек снова позовет его. И в то же время надеялся, что повода не будет, что никто больше не обидит его принца. Никто не сделает ему больно и ни к чему не принудит.
Но если такое снова случится, если Джек догадается сказать — Солдат придет и все исправит. Потому что он жив только для Джека. Только для него.
За мгновение до того, как над горизонтом показался краешек восходящего солнца, Солдат поцеловал Джека в лоб и ушел.
========== 2. ==========
Джек просыпался каждое утро бодрым, отдохнувшим, не чувствуя ни слабости, ни болезненной ломоты в членах от слишком мягкой перины. Всю ночь ему снился Он — его личный Солдат. Он приходил, садился у постели, гладил по волосам, шептал даже что-то, но Джек плыл в мягкой дрёме и не мог ни разобрать слов, ни подняться навстречу.
Солдат укладывался рядом, притягивал принца в свои объятия и согревал собой всю оставшуюся ночь, навевая приятные лёгкие сны. Чтобы утром раствориться в предрассветных сумерках, напоследок коснувшись горячими губами лба Джека. И после таких ночей принц был почти счастлив, хотя он бы предпочёл просыпаться не в одиночестве. Хотя тут он немного кривил душой. С ним был Солдат, хоть и игрушкой, он лежал рядом на подушке, равнодушно уставившись нарисованными глазами в потолок.
Многие заметили поразительную перемену в принце. Кто-то списывал это на случайный роман с кем-то из дворовых, кто-то грешил на волшебные зелья и перешедший-таки правнуку дар старого Абадона, но Джек лишь открещивался да смеялся над самыми занятными версиями.
Сайлас так же присматривался к сыну, дважды вызвав его в кабинет, пристально с минуту разглядывал Джека, чуть ли не принюхивался, и отослал, не спросив ни слова.
Зато активизировались дворцовые лизоблюды, накинулись стайкой голодных пираний, заворковали, принялись льстить и всячески задабривать непривычного к такому вниманию принца.
Поначалу Джек не понял, с чего вся эта активность, смеялся, рассказывая Солдату, как леди Коллет упорно падала ему в объятия, потираясь набитым ватой корсажем, томно вздыхала, закатывала глаза. Он-то грешным делом решил, что девушке действительно стало нехорошо. И рванув лиф её платье, чтобы легче дышалось, под завистливые вздохи товарок подхватил на руки и понёс к лекарю.
Припадочная прелестница тут же ожила, разрумянилась, залепетала что-то о собственной невинности, обвила тонкими руками шею принца, прижалась губами к его щеке и была крайне удивлена, оказавшись не в опочивальне принца, на его постели, а в сумраке каморки дворцового травника, на жёсткой кушетке с каким-то вонючим кустом под носом. Звонко расчихалась и, подхватив пышные юбки, умчалась в неизвестном направлении, обозвав Джека извращенцем.
Они потом долго залечивали со старым Диниром моральные травмы брусничной настойкой, после которой Джек нашёл свою комнату разве что на ощупь и вырубился поверх одеяла, объяснив Солдату, что он его, конечно, уважает, но… Что «но», договорить не смог, громогласно захрапев.
***
Солдат навестил фрейлину и отшлепал ее — не сильно, только чтобы сидеть не смогла несколько дней. Объяснил, за что, и вернулся к спящему Джеку.
Лег рядом, вытянувшись на широкой кровати, устроил взлохмаченную голову принца у себя на груди и гладил его по плечам, обтянутым батистовой рубахой, до самого утра. Принц спал, обнимая Солдата за пояс, и Солдату хотелось, чтобы утро не наступало как можно дольше. Чтобы сегодня была самая длинная ночь в году.
Но было лето, и солнце поднялось слишком рано. Едва первый его луч, пробившись сквозь занавеску, упал на дальнюю стену, Солдат почувствовал, что возвращается в ту форму, в которую был заперт старым мудрым колдуном королевских кровей.
Солдат не верил в чудеса, и все же надеялся на чудо. На то, что когда-нибудь принц догадается и сможет снять заклятие.
***
Проснувшись, едва солнце вызолотило зубцы замковых башен, Джек поднялся, потянулся, удивлённо покрутил головой, совершенно не чувствуя привычного после таких посиделок похмелья. Сделал для себя пометку почаще забредать на огонёк к травнику, а то совсем старик загрустил после того, как Роза увлеклась кровопусканиями и почти отказалась от его травок и притираний.
— Ваше высочество, — Клара мышкой проскользнула в покои принца, протянула свежую рубаху. — Вы сегодня раньше обычного. Неужто к балу-маскараду готовиться будете? Почтите своим сиятельным присутствием?
— А я и забыл как-то, — без особого интереса ответил Джек, перебирая оставленные для него письма солдатни, которые король никогда не удостоит своим вниманием. — Чем на этот раз решила обрядиться королевская чета?
— Луиза и Соломон, — мечтательно сложила руки на груди Клара.
— Не слышал о таких.
— Что вы, ваше высочество, это же из любимого романа Её Величества, — горничная приложила ладони к пылающим щекам. — Такая красивая история и очень модная в этом сезоне, про дворянку Луизу Марию Контье, плывшую на корабле на собственную свадьбу. Она не хотела замуж и всегда мечтала о свободе. А-ах! Но на корабль напали пираты. Разграбили, всех убили, а женщин, вы только представьте, решили продать на невольничий рынок. Но капитан влюбился в гордую Луизу.
— И они, послав к морскому дьяволу все людские и божьи законы, бороздили моря вдвоём и грабили других неудачников? — закончил за неё Джек, насмешливо глянул на удивлённо хлопающую ресницами Клару.
— Вы тоже поклонник этой книги, ваше высочество?
— Нет, дорогая, — отмахнулся принц. — Просто все эти книги написаны на один манер. И не удивлюсь, если половина дам и где-то треть кавалеров на нынешнем балу будут именно Луизой и Соломоном.
— Вот ужас-то! — всплеснула руками Клара и выскочила за дверь, но тут же сунулась обратно, заинтересованно окинув принца взглядом. — А вы кем будете, Ваше высочество?
— Собой я буду, собой, но в маске.
Чёрная простая маска уже давно лежала в верхнем ящике комода. Джек и не посещал обычно балы, уезжая на воинские смотры или сказываясь больным, чтобы не смотреть на пьяные холёные морды придворных, не слушать льстивые заверения в дружбе, не танцевать с дамами, задыхаясь смрадом их чересчур сладких духов. Но в этом году он-таки решил принять участие в празднествах. Не век же бегать, ещё сочтут трусом.
Праздник не задался с самого начала.
Стоило Джеку ступить в зал, как его окружила галдящая толпа, здороваясь, хлопая по спине, как старого друга, хотя он совершенно не представлял, кто все эти люди.
Как и предсказывал Джек, не у одного него вечер пошёл насмарку. Если Сайлас довольно сверкал глазами, увидев, сколько в зале Соломонов и поняв, что ни один он сегодня щеголяет в аляповатом костюме пирата с чучелом попугая на плече, то Роза была мрачнее грозовой тучи. Как это так, кто-то ещё посмел одеться Луизой? Но менять что-то было поздно.
Усмехнувшись, Джек поискал глазами сестру и чуть было не подавился глотком вина.
Он, конечно, знал, что Мишель очень оригинальная девушка, но то, что она умудрится найти такого же, мягко говоря, оригинального молодого человека, мог только догадываться и немного посочувствовать.
Давида Шепарда он знал хорошо и, скажем так, недолюбливал. Шепард был выбившимся каким-то невероятным везением из самых низов рыцарем, но совершенно не знавшим «берегов» и когда следует остановиться. Джек хмыкнул. Что же, милой сестричке он был под стать. Но их костюмы были верхом идиотизма.
Если Мишель, одетую как селянку-пастушку, он ещё мог воспринимать с долей юмора, то на здорового плечистого барана Шепарда спокойно смотреть было невозможно, тут же пробирало на смех и нездоровые ассоциации.
— Ваше высочество.
К Джеку подплыла одна из «Луиз», кокетливо улыбнулась напомаженными губами.
— Миледи.
— Сегодня такой прекрасный вечер, но здесь так душно, — она тяжело задышала, в ладонях задрожал веер.
