Ввалившись в комнату, принц прижал к груди Солдата, расхохотался.

— Представляешь, она отказалась! Да-да-да! Она передумала!

***

Ночью Солдат пришел к Джеку и долго гладил его по волосам живой рукой, сидя на краю кровати. Джек улыбался во сне, и Солдат очень не хотел его покидать, но ушел, едва забрезжила утренняя заря.

Но он вернется. Солдат знал, что он вернется. Джеку не надо даже просить об этом. Солдат придёт.

***

Дни тянулись за днями.

Джек всё чаще стал пропадать на конюшне. Очень уж ему нравился сильный улыбчивый конюх Василь, хоть и не был тот нисколько похож на Солдата, снящегося всё чаще и чаще. Но одними же снами жить не будешь, вот и тянулся принц к любому, кто пригреет да словом добрым приветит.

— Что, высочество, снова здесь? — рассмеялся Василь. — Так помоги, не стой столбом, или не привычен ручки утруждать?

Джек вспыхнул до корней волос, схватился за лопату, принялся вычищать денник своего коня.

Мало кто знал из дворовых, да и придворных, что король сына учиться отправлял в самую обычную военную академию, для простого люда, тех, кто в оруженосцы метит, и Джек привык вставать рано утром, наскоро обтираться холодной водой и выходить на разминку, чтобы не привыкнуть к сытости и лености.

Вычистив все денники до одного, Джек разогнул натруженную спину, утёр рубахой пот со лба. Василь, поначалу насмешливо наблюдавший за принцем, лишь головой покачал, достал откуда-то мазь, да тряпицу чистую, руки Джеку перевязать видимо, но как глянул и не нашёл кровавых мозолей, лишь присвистнул.

— Вон оно как, высочество, век живи, век учись, — и подмигнул. — Пойдёшь коней купать, высочество?

Джек, обмирая, седлал Бурана, стараясь не коситься на Василя. Он прекрасно понимал, что зовут его не купаться, не на прогулку, может, проверить хотят, а может…

Сглотнув, он вскочил в седло, ударил коня в бока пятками, как только они выехали за ворота, и помчал, аж ветер в ушах засвистел. Устал он быть правильным, шарахаться от простых людей, ходить, гордо вскинув подбородок, когда спину к земле бременем гнёт, когда и забыл он уже, каково это — быть в чужих объятиях, не отвечать ни за что, ни за себя, ни за завтра, быть кому-то нужным.

На берегу Джек скинул сапоги, штаны, рубаху, оставшись лишь в исподнем, расседлал коня и пустил пастись вольно. Широкая ладонь Василя обожгла кожу меж лопаток.

— Смотрю на тебя, высочество, и пригож ты, и ладен, жаль не девка.

Сильные руки сжали, скрутили запястья.

Джек рванулся, забился. Но конюх был и сильнее, и тяжелее в разы.

— Ну-ну, высочество, не дёргайся ты так. Чай, не впервой любиться будешь. Вон как глазками сверкал да заголялся, или ты так, поиграться хотел? — Василь расплылся в похабной ухмылке и саданул со всей силы под рёбра Джеку, выбивая дух.

Джек не скулил, не вырывался, пока мозолистые руки блуждали по его груди, лишь скрипел зубами и взгляд отводил. Противно ему было, что всё так, он же ничего не потребовал бы, сам бы ластился, но Василь решил силой взять, сноровисто развязывая шнуровку исподнего, чтобы не порвать, не испортить и принц потом пожаловаться не смог. Да и все знали во дворце, что самого Джека и обвинят в чём бы дело ни было.

— Что же ты, высочество, не хочешь совсем ничего? — усмехнулся конюх, сжав лапищей мягкий, безучастный ко всему член принца.

Джек рванулся изо всех сил, въехал коленом как раз по причинному месту Василя, вывернулся из его хватки и, подхватив одежду, ломанулся в лес, свистнув Бурана.

Во дворец вернулся только поздней ночью, успокоившись и кое-как приведя себя в порядок. Не ожидал он такого от конюха, которого знал не один год, не был готов, расслабился совсем, вот и поплатился за доверчивость, желание быть хоть кому-то нужным. И не сказать, что Василь не был в своём праве, Джек сам подставился.

Сорвав с себя одежду, с омерзением откинул её в сторону. В купальню идти не хотелось, банщик ещё, чего доброго, отцу доложит, что принц ведёт себя странно, дёргается, а потому отмылся кое-как в тазу для умывания, растёр запястья, зная, что завтра утром придётся рубаху с кружевом на манжетах надеть, скрывая синяки.

— Вот так вот, — горько усмехнулся Джек. Сел напротив лежащего на подушке Солдата, вздохнул тяжело. — Лучше бы я не вернулся с войны. Я ведь к Василю ходил, думал, хоть он во мне человека видит, — он потёр запястья, улёгся, прижав Солдата к груди, чувствуя, как по телу разливается сонное тепло. — Только тебе я и нужен.

***

Солдат вломился в комнатушку конюха над конюшней и пинком сбросил его с лежанки. Зажал рот, чтобы тот не орал, и долго избивал, ломая кости. А потом сдернул с измолоченного, как сноп на гумне, тела штаны и железной рукой оторвал ему срамной уд вместе с мудями. Засунул в рот как можно глубже и долго стоял над конюхом, глядя, как тот корчится, умирая.

Солдат был в ярости. Никто не смеет покушаться на его принца. Никто!

Когда небо за маленьким окошком начало сереть, Солдат ушел, оставив в вонючей каморке остывающий труп.

Вымыть руки он уже не успевал. Но, может, принц не заметит.

***

Джек всю ночь метался, будто в бреду. Снился ему Василь с чёрными, без светлой полоски радужки, глазами, тянул к нему свои руки, скалился, плевался кровавой пеной, скулил то ли от похоти, то ли от боли, и всё вокруг было красным от крови.

За окном раздался истошный визг. Джек потёр занывшие виски, поднялся, натянул на себя чистое, распахнул окно, высунувшись наружу, стараясь продышаться. Ему было определённым образом было всё равно, что творилось внизу. Больше он не пойдет в конюшни, нечего там и до этого было делать, не королевское это занятие — лопатой махать и за лошадьми ухаживать.

Завтрак он попросил Клару принести в комнаты. Василь часто завтракал со всеми, и видеть его было выше сил Джека.

Дождавшись, пока горничная заправит постель да приберётся по-быстрому, Джек поел и занялся разбором дел. Хоть отец и не любил его, как мог только, отстранил от дел государственных, но армия почти полностью была вверена принцу. Никто, кроме него, был не способен разобраться с поставками провианта в срок, укреплением крепостей. Солдаты любили Джека, чувствуя в нём одного из них, разговаривали открыто, не скрывая проблемы, делились дельными подчас предложениями, усовершенствованиями. И каждого он выслушивал, записывал, обещая подумать, и ни одну идею не выбрасывал, посчитав негодной, всё точно не рассчитав и не попробовав применить.

Когда подошло время обеда, в кабинет, постучавшись, бочком вошла заплаканная Клара, поставила на низкий столик большой поднос, уставленный яствами.

— Что случилось у тебя? — спросил Джек, не поднимая взгляда от бумаг.

— Всё хорошо, Ваше высочество, — шмыгнула носом Клара, шумно высморкалась.

— Рассказывай.

Он отложил подписанный документ в сторону.

— Василя сегодня ночью убили, — обмирая, прошептала Клара и перекрестилась. — Да так страшно, что лекарь лишь руками развёл и колдуна звать отсоветовал. Не поможет тут никто. Тут злой дух над ним куражился, откусил ему всё.

— Что, всё?

— Ну, то самое… — Клара зарумянилась и, извинившись, выскочила за дверь.

Джек откинулся на спинку стула, потёр лоб. Он был отчасти рад, что с конюхом беда приключилась, поделом, но он даже представить себе не мог, кто же так сильно ненавидел Василя, чтобы причинное место с корнем выдрать. Надо бы к лекарю заглянуть и узнать, что и как там было на самом деле, а то бабские разговоры послушать, так там нечистый резвился. Но не сейчас. Кошмары так и не дали нормально выспаться.

Джек, не раздеваясь, упал на постель, едва солнце начало клониться к закату, притянул к себе Солдата, мельком осмотрел и замер, приглядываясь. Что-то с его игрушкой было явно не так. Вся левая ладонь Солдата была красной, будто бы от крови.

***

И снова Солдат ерошил правою, живою рукой волосы спящего Джека, а потом вытянулся рядом с ним поверх одеяла и обнял, как смог. Джек, сопя, устроил голову на живом плече Солдата.