========== 1. ==========
У Джека не было никого, кого бы он мог бы назвать своим, не было настоящих друзей, не подкупленных его родителями и положением самого Джека, не было любимого человека. Он был настолько одинок, насколько может быть принц, окружённый толпой придворных.
— Ваше высочество, — дамы в красивых пышных платьях, жеманно улыбались, прикрывая губы веерами, строили глазки в надежде этот рассвет встретить в спальне принца.
— Ваше высочество, — кавалеры в напудренных париках ухмылялись, представляя принца, распростёртого на их постелях.
Но у Джека не было никого.
В детстве, когда он был совсем маленьким, у него были мама и папа, не король с королевой, а именно родители. Они любили его, называли как-то очень ласково, обнимали и читали перед сном сказки. Джек и не понял, из-за чего всё переменилось, только помнил день, когда отец вдруг стал королём и для него, глянул с брезгливой холодностью и не протянул в ответ руки.
Джеку было семь, когда его мир пошатнулся.
Тот день рождения обещал стать особенным. Они впервые со старшей сестрой отмечали праздники в разных залах, с разными угощениями и приглашенными гостями. Джеку больше не надо было развлекать визгливых подружек сестры, есть отвратительный клубничный торт и искать свои подарки среди розово-золотистых свёртков для принцессы. А самое главное — приехал его прадед.
Об Абадоне ходили разные слухи. Кто-то называл его чёрным колдуном, кто-то считал старого короля чуть ли не драконом, живущим на груде золота в зачарованном замке, но доподлинно о нём никто ничего не знал. Для Джека он был любимым дедом, всегда радующим его какими-нибудь волшебными штуковинами, научившим простейшим фокусам и рассказывающим, почему это важно — быть настоящим человеком.
И дарил он Джеку всегда самые правильные и нужные подарки.
На семилетие правнука Абадон приехал только к самому концу праздника. Не сняв пыльного тяжёлого плаща и старой широкополой шляпы, присел рядом с Джеком, обнял его как-то по-особенному крепко и протянул игрушку — странного солдатика, лицо которого скрывала не менее странная маска. Тот не двигался, не играл на музыкальных инструментах, застыл по стойке смирно, прижав левый металлический кулак к груди.
Джек покрутил игрушку в руках, впервые не понимая и не особо радуясь подарку; ведь он совсем взрослый, вон, даже отец подарил собственного коня и меч, ещё тупой, тренировочный, но совсем уже как настоящий, тяжёлый, с красиво украшенными ножнами, а тут простая игрушка.
— Я дарю тебе твою судьбу, мальчик мой, — сказал тогда Абадон, закашлявшись. — И только тебе ведомо, как ею распорядиться.
Джек тогда ничего не понял, обиделся на прадеда за такую безделицу, закинув солдатика подальше в сундук, и не вспоминал о нём несколько месяцев, не понимая, отчего отец так холодно смотрит, мать не прижимает больше к пышному подолу юбки, не сажает на колени. Почему вся любовь и ласка теперь принадлежат Мишель, ведь они близнецы и оба заслужили родительское тепло?
Только через несколько лет конюх, с которым подружился юный принц, рассказал, что все ждали на его семилетие особенного подарка от умирающего мага, что он одарит любимого правнука, отдаст свой замок, богатства, знания, силу, наконец, но Абадон принёс игрушку.
Джек смотрел на солдатика и не мог, понять почему всё так. Ну игрушка, что тут такого? Разве это Джек виноват, что прадед не захотел делиться? Но Сайлас, видимо, считал как-то по-другому.
Игрушечный солдатик с тех пор поселился в постели принца. Ему Джек рассказывал обо всех своих маленьких победах и поражениях, ему жаловался на придворных лизоблюдов, старающихся урвать от немилости короля к сыну что-то своё, на задравшую нос сестру. Ему хотелось верить, что игрушка живая, ведь солдатик так внимательно слушал, смотря своими серьёзными серебристыми глазами прямо в душу.
— Нет, ты представляешь? — Джек подтянул колени к груди. — Графиня Антуанетта Труйе. Мерзкая богатая старуха. Ты бы только её видел. «Ах, мальчик мой, как же вы юны и прекрасны!» — Джек приложил ладонь к груди, хлопая ресницами и вытягивая губы трубочкой. — Да рядом с ней даже отец юноша цветущий. И главное, мне даже жениться на ней не надо, так, составить приятной даме компанию на пару ночей за хорошее вознаграждение короне. Мерзость. Как отец так может? Продавать собственного сына как постельную девку…
Джек вздохнул, погладил единственного слушателя по немного выцветшему мундиру, коснулся пальцем сжатой в кулак ладони, на мгновение почувствовав тепло, отдёрнул руку и вновь коснулся. Железный кулак был холодным, как лёд.
***
Он пришел к Антуанетте Труйе, когда та спала, и наклонился над старухой, похрапывавшей на пышной перине. Надавил ладонью на горло, а когда она вскинулась, задыхаясь, сказал скрипучим и хриплым от долгого молчания голосом:
— Ты забудешь о своих притязаниях на принца Джонатана. Забудешь навсегда. Иначе я приду к тебе во сне и задушу тебя. Ты будешь умирать долго и мучительно. Очень долго. Очень мучительно.
Старуха закивала, выпучив от страха глаза и лишившись голоса.
— Завтра ты скажешь королю, что отзываешь свое предложение. И больше никогда не подойдешь к принцу ближе, чем на пять шагов. Иначе…
Он снова надавил ей на горло. Старуха хрипела, царапала накрашенными ногтями металлическую руку, а потом обмякла, провалившись в глубокий обморок.
Он посмотрел на нее, кивнул сам себе. Она послушается.
***
Джек встрепенулся, садясь в постели, схватился рукой за горло. Дышалось с трудом, сердце заходилось, будто бы он стал свидетелем чего-то очень важного, личного, не предназначенного для его глаза. Но как бы он хотел, чтобы этот сон был правдой, чтобы нашёлся хоть кто-то, способный постоять за него, решить хоть часть проблем, даже таким радикальным методом.
Скосив взгляд на подушку рядом, принц глянул на Солдата. Тот так же лежал, укрытый одеялом, как Джек и уложил его вечером перед сном. Тяжело вздохнув, Джек лёг рядом на бок, лицом к своему неожиданному защитнику.
— Ты всё время рядом, — прошептал принц, коснулся ладонью чёрного нездешнего мундира. — Хотел бы и я стать по-настоящему игрушечным, стоять рядом с тобой на полке, а не передаваться из рук в руки, как особо ценный трофей. Спасибо, что слушаешь и спасаешь, пусть и во сне.
Утром, умывшись и надев парадный костюм, Джек остановился у двери в кабинет отца. Сегодня должен прибыть гонец от графини Труйе с договором «купли-продажи». Скрипнув зубами, принц расправил плечи. Он никогда не был марионеткой, никогда не боялся трудностей, прошёл не одну военную компанию от обычного оруженосца до рыцаря, сам, без помощи имени и отца, которому было наплевать, что станет с его сыном. А уж со старой перечницей он как-нибудь справится.
Отец был зол. Джек это понял с одного взгляда. Тонкие губы плотно сжаты, на щеках лихорадочный румянец, взгляд мечет молнии.
— Отец. — Джек подошёл, встал напротив широкого стола, коснулся дубовой столешницы, держась за неё как за последнюю преграду.
— Что ты сделал, поганец? — рыкнул Сайлас.
— Я не понимаю вас, отец.
Он и правда не понимал, чем вызвал такую ярость. Вроде правила соблюдал, в трапезной не показывался, принимая пищу либо у себя, либо со слугами на кухне, бывал в церкви, продолжал гонять солдат по плацу.
— Графиня отказалась от тебя, — зашипел король, едва не плюясь ядом.
— Почему? — вопрос сорвался с языка раньше, чем Джек успел обрадоваться такому желанному избавлению.
— Это я у тебя спросить хотел. Ещё вчера леди Труйе мечтала о тебе, а сегодня отказ! Знаете ли, ей пора о душе подумать, а не о плотских удовольствиях! И вообще в монастырь собирается, к богу поближе! Что за ересь? Что ты наговорил графине?
Сайлас вскочил, ударил ладонями по столешнице.
— Но… отец, как я мог? — Джек отступил к двери.
— Убирайся! Видеть тебя не желаю.
Джек летел к себе, сияя от радости. Пусть это и было скорее всего совпадением, но он снова свободен, хоть и весьма номинально, хоть всего лишь от Антуанетты.
