Брок, черный пёс, восемьдесят килограммов ярости и преданности, бросился на Белиала — и поймал пулю в плечо. Он успел прокусить держащую пистолет руку, но вот на выщербленный асфальт упал не пёс — упал человек. Голый мужик с ошейником на жилистой шее.

— Блядь, я когда-нибудь добегаюсь.

Где-то рядом молился и крестился Шепард, и Джек повернулся и коротко ударил его в лицо, чтоб заткнулся. А потом бросился к Броку и Джеймсу.

Кое-как отцепив бионические пальцы от капота автомобиля, Барнс покачнулся. Он видел Джека, кинувшегося к шипящему и ругающемуся на трёх языках Броку, живому, снова человеческого вида, мать его, Броку, видел зажимающего кровящий нос Шепарда… и чувствовал, что скапливавшееся всё это время напряжение достигло максимума, переливаясь волной через край, накрывая.

В два шага оказавшись рядом с самыми необходимыми ему людьми во всём мире, он упал на колени, сграбастывая их обоих в объятия, ткнулся сухими губами сначала в губы одного, потом второго и захохотал.

— Вот хули ржёшь-то, а? — в ответ оскалился Брок.

— Брок… — выдавил Джек. — Брок, как?.. Почему? Ты… ты не…

— Я — не, высочество, что бы ты этим ни хотел сказать. Так, малышня, — Брок сел голой задницей на асфальт, поёжился и схватился за плечо. — Мы с Барнсом в кусты и домой своим ходом, — быстро прикинул он, оглядевшись, — а ты, высочество, встречай кавалерию, как и положено принцу.

Барнс без разговоров одним движением поднялся на ноги, подхватил раненого Брока, на миг уткнувшись носом ему в волосы на затылке.

— Отставить, сладкий, поминки по моей чёрной шкуре дома устраивать будешь. Ходу, ходу отсюда.

Джек обласкал взглядом статную поджарую фигуру бывшего пса, тряхнул головой и принялся выкрикивать распоряжения.

***

Домой Джек добрался только к вечеру следующего дня, злой как черт от навязанного «братства» с Шепардом. Ему хотелось в душ… и напиться. А ещё — обнять Джеймса и выслушать историю Брока: всю, целиком, от начала и до конца.

Он скинул Джеймсу короткую smsку: «Возвращаюсь», и всю дорогу до дома думал, что, наверное, теперь-то уж никого не застанет в пентхаусе. Может, Джеймс и Брок ему только померещились? Не бывает же, чтобы собаки превращались в людей!

В пентхаусе было тихо и накурено. Брок, развалившись на диване и поставив пепельницу себе прямо на голый живот, выпускал струйки дыма в высокий потолок. Когда открылась дверь, он даже не дёрнулся, лишь рассеянно улыбнулся и приветственно помахал рукой.

Джек почти физически почувствовал, как с плеч спадает тяжесть. Но тут он увидел повязку на левом плече Брока, и сердце сжалось.

— Брок, ты сильно ранен? — спросил он. — Где Джеймс? Как вы добрались до дома?

Брок сел по-турецки, облокотился на колени, не выпуская изо рта сигарету, глянул с прищуром.

— Да ты садись, высочество. Вижу, тебя ещё и выебали напоследок, — он покачал головой. — Барнс умёлся за продуктами, а плечо заживёт, и не такое бывало. Давай так, мы сейчас поговорим, ты задашь все свои вопросы, пока сладенького нет, и мы решим, что и как дальше будет. Лады?

— Ну давай. — Джек прошёлся до бара, налил бурбона себе и Броку, поставил перед ним стакан. — Как… Ты оборотень?

— Нет, — усмехнулся в ответ Брок. — Ты бы в сказки не верил бы, хоть и принц. Я банально не до конца прочёл условия контракта и вместо вечного покоя обрёл четыре лапы, хвост и триста фунтов дополнительной нервотрёпки.

— Не понял, — качнул головой Джек и сделал глоток, и кубики льда застучали, сталкиваясь друг с другом. — Что за контракт? С кем?

Брок в два глотка прикончил бурбон.

— Барнс тебе рассказывал, как мы сбежали? Сам-то мало что помнит, — он откинулся на спину дивана, — только после разморозки, вместо мозга кусок льда, но его снова должны были обнулить. Поверь, тебе не надо знать, что это такое и какой после этого дерьма Барнс. Сами бы мы уйти не смогли. Гидра — не та организация, из которой можно уволиться и уйти через проходную, зажав подмышкой суперкомпьютер. Я много лет искал выход и нашёл. — Брок почесал заросший чёрной густой щетиной подбородок. — Не тот я человек, чтобы верить во всякую магию-шмагию, высочество, но за время службы всякого навидался. Да и что мы теряли? У Барнса и так мозгов к тому моменту почти не осталось, и мы доверились этой старухе. Гата обещала вывести Барнса и укрыть от слежки за мою жизнь. И я согласился.

— Гата? — нахмурился Джек, вспоминая. — Такая… с бородавкой на подбородке?

— Вот ты меня сейчас заинтриговал, — Брок подался вперёд. — Неужто знаком с этой старой перечницей? Ну да, с бородавкой и разряженая как цыганка.

— Я ребёнком был, — медленно произнес Джек. — Она мне… нагадала. Адского пса и мертвеца. Не то я их полюблю, не то они меня… Мутная история, в общем. Я почти сразу из головы выкинул. Так почему вы решили перебраться в Гильбоа? И откуда?

Плеснув ещё бурбона себе в стакан, Брок усмехнулся.

— Ну, Барнс ничего такой мертвец. Ему лет сто скоро будет, а мне с адским псом явно польстила. Ну да ладно. Ты потом сладенькому расскажи, он любит всякую мистику. Это он, кстати, решал, куда ехать, я тогда уже псом бегал и лапу на столбы задирал. Из Штатов мы.

========== 7. ==========

Вечером Джек, сытый и вымытый, лежал на своей кровати, теперь не кажущейся такой уж широкой, между Броком и Джеймсом.

— Никогда не пробовал тройничок с мужчинами, — признался он. — Вы же не против?

Барнс молча погладил его по животу и устроил голову на плече, жарко выдыхая в шею.

— Ты себя в зеркало-то видел, высочество? — облизал губы Брок. — Как можно от такой красоты отказаться? Знал бы ты, как у меня всё поджималось, когда наблюдал за вами, думал, сдохну или из окна сигану, но оторвать взгляда не мог.

— Зеркало показывает мне стрёмного небритого чувака, — отшутился Джек и поцеловал Брока. А потом Джеймса.

— Стрёмный и небритый здесь я, иногда Барнс, когда забывает, что гедонист, и начинает изображать винтовку с глазами, — хохотнул Брок, навалился сверху, заглядывая в глаза. — Это я должен спрашивать, не против ли ты. Больше отмазка про чувака с собакой не сработает. — Он, словно зачарованный, погладил Джека по щеке, коснулся губ, очертил их абрис.

— Какая отмазка? — удивился Джек. — Какая собака?

Он обхватил ладонями задницу Брока и с удовольствием сжал, притискивая к себе.

Барнсу впервые было совершено не страшно. Он исступленно касался обоих своих мужчин, гладил их, наслаждаясь, казалось бы, совершенно невозможной близостью, вседозволенностью, сердцем ощущая: он нашёл ту самую гавань, о которой так любят врать в книгах, и готов сделать всё, что угодно, лишь бы оставаться так всегда.

Он прекрасно понимал, почему Брок на ночь глядя выставил его за дверь, понимал — и боялся возвращаться. Всю дорогу, пока Барнс тащил раненого любовника на руках, тот молчал, ни на что не реагируя, и думал. Вот только Барнс прекрасно знал Брока. Надумать тот мог что угодно. Им с Джеком нужно было поговорить. Это когда Брок был псом, можно было сказать — любишь меня, люби и мою собаку. А сейчас… Барнс спрятал голову у Джека на плече… они рисковали оба пойти по известному адресу, или Брок бы, привычно жертвуя собой, отошёл бы в сторону.

Открывая замок, Барнс втайне даже от себя молился, чтобы Брок не залупнулся и его сложный характер не взял верх над чувствами. А потому облегченно выдохнул, привалившись к стене, когда услышал из гостиной долгий протяжный стон удовольствия.

***

Много позже, глубокой ночью, когда Джек, утомлённый наслаждением, уже почти засыпал, он спросил:

— Вы же не бросите меня теперь? Знаю, от опального принца одни проблемы…

Брок что-то сонно пробурчал ему в плечо и подгрёб к себе поближе, выражая тем самым всё, что думает о совершенно беспочвенных сомнениях принца.

— Ты — наш, — отозвался в темноте Барнс. — Наш со всеми проблемами, опалой, с ополоумевшим королём и приживалкой-фермером. — Он приподнялся на локте, заглядывая Джеку в глаза. — Я нисколько не шутил, когда говорил, что мы оба тебя любим. От Брока этих слов ты можешь не ждать, он делами обычно, но за него скажу я. Ты наш, а мы твои. Мы сделаем всё, что возможно и невозможно, чтобы тебе было хорошо. Корона, поражение соседа, голова Шепарда на каминной полке — всё, что тебе захочется.