Музыка звучала все громче и наконец стала такой громкой, что почти заглушала его крики. Он опустил окровавленную монтировку, которая непонятно каким образом очутилась в его руках, и неожиданно засмеялся. Он наконец узнал этот правильной формы гладко выбритый череп. Эмма Крауз. Да, это была она в большой не по размеру толстовке с капюшоном, которая, как обычно, скрывала формы ее худого тела. Таксист смотрел на стекающие струи крови, на рваные раны и не испытывал жалости. Он не испытывал ничего.

Доктор Эмма отключила запись, которую пришлось поставить, чтобы представитель Фонда социальной адаптации не увидел досадный сбой эксперимента. Ей нужно было посмотреть на реальные данные и выяснить причину сбоя. То, что она увидела на экране монитора, транслирующем видения пациента, привело ее в ступор. Страшный вид своего собственного разбитого затылка и брызги крови повсюду не смогли оставить равнодушной даже ее. Эмма Крауз сжала губы, и ее руки непроизвольно сжались в кулаки, зависнув над клавиатурой. Обычно все данные корректировки автоматически сохранялись, но – не в этот раз! Доктор взяла себя в руки, разжала кулаки и отключила капсулу с лежащим в ней Таксистом. Пациент, дергавшийся до этого в конвульсиях, сразу обмяк и затих. Доктор нажала клавишу «удалить» и, дождавшись, пока данные будут стерты, спокойным голосом произнесла вслух свою обычную фразу:

– Сеанс корректировки окончен.

Когда Карл Иванович вернулся в лабораторию, капсула была пуста, и Таксист отдыхал от процедуры в своей комнате. Доктор Эмма была абсолютно спокойна. Она уже приготовилась отвечать за неудачный эксперимент и стертые данные, но босс даже не вспомнил об этом. Он был полностью под впечатлением от беседы с гостем. Давно Эмма Крауз не видела президента в таком бешенстве. Глаза его просто метали молнии.

– Проговорился-таки хитрый лис. Корпорация «Феникс» тоже подала заявку в Фонд социальной адаптации на финансирование исследования и производства нового препарата – «таблетки счастья». Он называл этот препарат drug of happiness или сокращенно: DH. Главное решение, похоже, уже принято. Потому что у нас все еще очень сырое, а там уже готовы первые образцы.

– Зачем же он тогда приезжал сюда, раз решение принято? – спокойно возразила доктор.

– Зачем приезжал? Хотел лично меня унизить, растоптать, показать мне мое место. – Карл Иванович был вне себя и выстреливал короткими фразами. – Я даже не смог ничего возразить, потому что впервые слышу про эти «таблетки счастья».

– Таблетки?

– Это не простые психотропные препараты, это что-то совершенно новое, переворачивающее все догмы психокоррекции. Наночастицы в оболочке, запрограммированные на стимуляцию мозга или что-то типа того. Это все, что я смог из него вытащить.

– За те деньги и услуги, которые он от вас получает, мог бы давать более полную информацию.

– Он говорит, что все засекречено до такой степени, что полную картину не знает никто: у каждого доступ только к отдельной части документации по проекту «Таблетка счастья».

– Тогда нужно самим достать информацию из других источников или взломать почту «Феникса».

– Мы не можем пробиться через их защиту информации, – с досадой сказал Карл Иванович.

– «Феникс» тоже не может пробиться через нашу защиту, – спокойно резюмировала Эмма.

– Это верно. Мы хорошо изучили методы друг друга.

– А может быть, нужно обратиться к стороннему хакеру, у которого есть свои, неизвестные «Фениксу», методы проникновения, – сказала доктор и внимательно посмотрела в глаза боссу.

– Может быть, может быть… – задумчиво произнес Карл Иванович. – Да. Так я и сделаю. Ах ты моя умница, – сказал он и второй раз за вечер похлопал Эмму по плечу.

Рома любил работать ночью. Смотреть, как в полутемной комнате с окном, занавешенным плотными шторами, вспыхивает и оживает монитор компьютера. Он знал, что стоит нырнуть в его глубину, и ты начнешь балансировать меж двух реальностей. В обычной жизни высокий, нескладный, с большими выразительными, немного безумными глазами на бледном лице, он жил, словно собственная тень. Заостренный подбородок и четко очерченная линия скул придавали его лицу жесткость и даже жестокость, но копна темно-русых волос, в беспорядке спадавших на лоб, смягчала это впечатление. В интернете мало кто знал его в лицо. Там, в Сети, он широко известен как Romapsix. У него все здорово. Все хотят с ним дружить, потому что он прикольный и вообще суперкрутой чувак, которому на все плевать. В играх ему нет равных. Но никто не видел, как Рома ежедневно просиживал часами перед монитором не ради всей этой мишуры, тусовки, не ради игрушек. У него в Сети была еще одна, скрытая от непосвященных, жизнь. Среди кучи хлама он добывал информацию, за которую ему готовы были платить.

В последнее время Рома не рисковал, брался за любую мелочь, вроде взлома почты подружки ревнивого парня. Деньги небольшие, но заплатить за квартиру и набить холодильник пивом хватало. Так он жил последние четыре года, почти не выходя на улицу. Зарабатывал в Сети и там же покупал все необходимое. Его ребра еще хорошо помнили полицейскую дубинку. И он совершенно не хотел вернуться в карцер без окон, где в одной точке планеты концентрировалась пустота, время останавливалось, и он словно переставал существовать. Место, где он вдруг осознал, что вся его несуразная жизнь, по сути, не стоит ни черта. Это был хороший урок не зарываться.

Но теперь все изменилось. Ему нужны были деньги. Ее звали Ирен.

Этой ночью он снова стоял у окна, и его мысли витали где-то там, под темным небом, где ночные фонари скупо рассеивали желтый свет и редкие авто везли домой припозднившихся гуляк по безликим улицам. Он, словно проникнув сквозь тьму, видел, как в огромном полутемном клубе, переполненном разношерстной публикой, в пыльной духоте плавают блики софитов. Там полуголая танцовщица ритмично двигается в такт музыке. Видел, как она соблазнительно подергивает выступающими частями тела, прекрасная и трагичная в своем неистовом танце. В ее движениях – дух надрывной свободы, замешанный на любви и смерти. А перед ней стоит уже немолодой господин, пожирая ее прелести свинячьими, красными от излишка спиртного глазками.

Ирен. Он знал, что она снимала квартиру этажом выше с еще двумя подругами, работающими в ночном клубе. Рома не хотел даже думать о том, что привело ее туда: деньги, принуждение или наркота. Для него она была чиста и безупречна. В те ночи, что Ирен не работала, она приходила в его неуютную конуру и, подогнув под себя ногу или обе, располагалась в большом бордовом кресле с ободранной на подлокотниках обшивкой, накрытом узким вылинявшим ковром. Он сидел за компом и кожей ощущал ее присутствие, отчего по телу растекалось блаженное тепло, и ему становилось спокойно. Со стороны могло показаться, что они молчат, но в ночной тишине между ними проходил тот самый неслышный диалог, который сближает больше любых разговоров. Ирен иногда прерывала молчание глупыми вопросами вроде:

– Рома, а ты хотел бы стать маленьким пушистым кроликом?

– Нет, – терпеливо отвечал он.

– А каким животным ты хотел бы стать?

– Никаким.

– А снежным человеком ты хотел бы стать?

– Ирен, – Рома отрывался от компьютера, – ну вот ты сейчас думаешь, что говоришь умные вещи?

Ирен тихо улыбалась и замолкала, снова погрузившись в свои мысли о маленьких пушистых кроликах или о чем-то другом, но таком же приятном и важном для нее именно сейчас. Так было, когда она рядом. Но когда она уходила в свой клуб, от Ромы будто отрывали часть души.

Он словно видел ее застывшую улыбку, больше похожую на гримасу, которая обнажала ряд ровных белоснежных зубов. Ее стеклянный взгляд, скользящий поверх танцующей толпы. Потные тела монотонно двигаются в лучах софитов, и похотливые мужские руки тянутся к ее телу. И сейчас Рома так ясно представил все это, что непроизвольно стиснул зубы. Чтобы вытащить Ирен оттуда, ему нужны были деньги.